Полоса препятствий - Иван Стрельцов

Начальником продовольственной службы колонны был широколицый, краснощекий старший прапорщик Юденич. Кроме белогвардейской фамилии, главный боец продовольственного тыла обладал крайне скверным характером. Подчиненные характеризовали старшего прапорщика двумя словами — «жмот» и «козел», правда, иногда меняя эти определения местами.

Валиулин вернулся через полчаса, по его алому от бешенства лицу можно было легко догадаться, как прошли переговоры, но все-таки разведчики задали терзающий их души вопрос:

— Ну и как?

— А никак, — взорвался Равиль. — Сказал, что нечего у него клянчить, ничего он не даст. Если наш батальонный начальник продовольственной службы не хочет думать о своих бойцах, то нам следует жаловаться в адмиралтейство. И при этом заржал, как конь.

— Вот гад, — первым отреагировал на эту новость второй номер пулеметного расчета Фофан.

— Козел, — добавил санинструктор Костяников.

Голод не тетка, особенно на морозе.

— Падла, я его зарежу, — неожиданно ярость охватила долговязого весельчака Морозова. Сергей, рост которого приближался к двум метрам, на службе получал двойную пайку. Сейчас он особенно страдал от голода. Вскочив на ноги, пулеметчик выхватил из ножен длинный остро отточенный нож с изогнутым волнообразным лезвием. Трофей, снятый во время штурма Грозного с убитого афганского моджахеда. — Я его зарежу, — прорычал неистово Морозов, но выйти из хижины не смог. На него одновременно навалились Костяников, Климов и Валиулин, не сразу, но сбили с ног, потом оседлали и отобрали нож.

— Тут истерики не помогут, — негромко, но так, чтобы его услышали все присутствующие, произнес до сих пор не проронивший ни слова Савченко.

— А что ты предлагаешь? — из-под «кучи малы» донесся глухой голос Морозова. — Ты же самый умный, Стрелок. Говори.

Расстегнув подсумок, он извлек рубчатое тело «лимонки» и под пристальными взглядами разведчиков задумчиво подбросил гранату на ладони, будто взвешивая ее. Хмыкнув, Савченко поднялся со спальника и пошел к выходу под изумленными взглядами, на ходу выкручивая из гранаты запал.

Оказавшись снаружи, Виктор полной грудью с удовольствием вдохнул свежий, ядрено-морозный воздух, после чего огляделся по сторонам. Караульные секреты находились в сотне метро впереди. На противоположной стороне бойцы бронеколонны вовсю пыхтели, расчищая снег вокруг техники.

«Да, пока не подойдут тягачи с бульдозерами, мы отсюда не выберемся», — подумал младший сержант.

Вытащив из «лимонки» запал, Виктор несколько секунд задумчиво смотрел на серебристый цилиндрик, потом, разжав стальные «усы», выдернул предохранительную чеку и отбросил запал в сторону. Хлопок взрыва прозвучал едва слышно.

Переждав, пока рассеется дымок, Стрелок достал запал из снега. Верхняя часть оказалась неповрежденной, а нижняя, где находился детонирующий заряд, «раскрылась» тюльпаном. Младший сержант легко отломал еще теплые «лепестки», затем вкрутил обезвреженный запал в «лимонку» и вставил на место чеку. Усмехнувшись, опустил в подсумок подготовленную гранату и бодро зашагал в направлении империи Юденича, к трем большегрузным «Уралам», загруженным консервами, сухарями, макаронами, крупами и сахаром.

Сам старший прапорщик сидел в командно-штабной машине в гордом одиночестве и внимательно просматривал бланки накладных, не забывая при этом отхлебывать из эмалированной кружки горячий, ароматный «Нескафе».

Взглянув на вошедшего, Юденич недовольно поморщился и снова опустил глаза, изображая полную занятость, буркнув:

— Можешь даже не тратить время на разговоры, я сказал уже один раз — не дам. Значит, не дам. И не дави на жалость, мы служим в разных войсках и, соответственно, разная отчетность.

— Нов данной ситуации мы вроде как в одной лодке оказались, — выдавил Виктор, бесцеремонно усаживаясь на табурет перед Юденичем. Он все еще надеялся этот вопрос урегулировать миром.

— Лодка, крейсер, авианосец — эти определения оставь для флота, — отхлебнув из кружки, старший прапорщик с раздражением бросил бланки на стол и, с трудом сдерживаясь, чтобы не перейти на крик, быстро заговорил: — Сказано тебе, разная отчетность, различные войска. Нам своих, что стоят на довольствии, нужно кормить, а не всяких там.

«Мирного урегулирования не получилось», — с сожалением отметил про себя Виктор и, хмыкнув, неожиданно сказал:

— А знаете, когда вы отказали Равилю, один наш боец, тот, что получает двойную норму пайка, хотел вас зарезать.

В глазах Юденича промелькнул огонек настороженности, но он нашел в себе силы сделать вид, что это сообщение не произвело на него никакого впечатления.

— Зарезать меня? Пусть сперва сопли подотрет, головорез хренов. За одни только эти слова щенок может сесть, любой «особист» их классифицирует как угрозу при исполнении. И получит он пять лет, как с куста. А если чуть больше решит протянуть свои ручонки, так и вовсе дембель его станет резиновым, от десяти до двадцати. Понял? Вот так ему и передай, чтобы за своими словами следил. Все, свободен.

Получив приказ от старшего по званию, Виктор Савченко, однако, не торопился его выполнять. По-прежнему сидя на табуретке, он неожиданно обратился к Юденичу:

— А вы про вьетнамский синдром слышали?

Старший прапорщик едва не поперхнулся очередным глотком кофе, нервно схватил документы, тут же их отбросил. Хрюкнув от негодования, он вперил тяжелый взгляд в Виктора:

— Вьетнамский, афганский, чеченский, х…янский синдромы. Эту лапшу будешь вешать в Комитете солдатских матерей или врачам в психбольнице, когда допьешься до белой горячки. А я двадцать лет в армии, и мне…

Савченко не стал выслушивать до конца зажигательную речь главного хранителя солдатских харчей.

— Я вот тоже подумал, — не слушая Юденича, заговорил младший сержант, — вот если кого зарезать, то, как вы правильно сказали, посадят как пить дать. И к лишениям, которые ты переносил на войне, добавляются тюремные муки. Думаю, это несправедливо. — С этими словами Виктор вытащил из подсумка приготовленную гранату и без раздумий выдернул из запала чеку.

— Да ты что, парень, не стоит, — сглотнув подступивший к горлу ком, забормотал старший прапорщик, его глаза испуганно бегали по сторонам. Он лихорадочно искал выход, которого не было. — Не стоит, ты ведь такой молодой…

— Мне надоело, — тихо произнес Савченко, глядя пустыми глазами сквозь прапорщика. — Мне надоело бегать в атаки, кланяться пулям, мерзнуть, а теперь еще и ожидать голодной смерти.

— Ну какая же голодная смерть, — нарочито веселым голосом воскликнул Юденич. — Я с вами пошутил, а вы такие обидчивые, можно подумать — не морпехи, а целки институтские.

Вскочив со своего места, старший прапорщик быстро подошел к окну и, открыв верхнюю створку, громко окликнул кого-то из бойцов хозвзвода:

— Сиваков, живо ящик свиной тушенки и коробку пшеничных галет разведчикам отнес. По чьему приказу? По моему, ясно? Салабон, твою мать!

Отдав распоряжение бойцу, Юденич захлопнул окно и с подобострастием заглянул в лицо Савченко:

— Вот, сейчас перекусите, а вечером присылайте бойца за горячей пищей. Что же мы, российские солдаты, не поможем друг другу?

Задабривая бойца, старший прапорщик тем не менее не сводил настороженного взгляда с руки, сжимающей гранату, крепко ли пальцы удерживают предохранительный рычаг.

Немного успокоившись, Юденич рухнул на свое место и, выдвинув верхний ящик стола, достал большую плитку шоколада, где на красном фоне был изображен российский триколор, а под золотым двуглавым орлом такая же золотая надпись «Президентский».

— Вот, угощайся, настоящий шоколад, очень полезная штука для мозгов. Угощайся, только чеку вставь на место.

Виктор взял шоколад и послушно вставил усики чеки обратно в запал. Рассказывать Юденичу всю правду он не стал, зачем лишний раз расстраивать в сущности неплохого человека…

Вспомнив этот эпизод, Виктор невольно улыбнулся. На борту «Аграбы» в центре кишащего акулами теплого, как бульон, Красного моря, под испепеляющим солнцем морозный воздух казался чем-то нереальным, какой-то несбыточной мечтой. Савченко как сейчас помнил горьковатый вкус «Президентского» шоколада, кусочек которого ему тогда достался.