Вернись и возьми - Александр Стесин

По-французски он изъяснялся лучше большинства малийцев. В разговоре на бытовые темы его французская речь казалась почти безупречной, если не считать странного избытка архаизмов: вместо «доктора» — «врачеватель», вместо «больного» — «расслабленный». «Расслабленных» в туарегском лагере было много. За ужином Мохаммед — так звали нашего моджахеда — объяснил, что во время постоя в Тимбукту весь клан наносит визит знакомому лекарю, но случается это не чаще чем раз в год, а в остальное время лечатся только чаем. Многие болезни можно стерпеть. Например, стригущий лишай, которым поголовно страдают местные дети, или сыпь, на которую уже давно жалуется мать Мохаммеда. Ко всему этому можно привыкнуть. Но два месяца назад на лагерь обрушился новый недуг. Людей лихорадит и рвет в течение нескольких дней, потом как будто отпускает, но еще через три-четыре дня все начинается по новой. От притираний, прописанных знахарем из Тимбукту, становится только хуже. Особенно тяжело переносит болезнь жена Мохаммеда. Субтильная девушка, почти ребенок, она лежит на песке, завернувшись в три одеяла, и не дает осмотреть себя, стесняясь чужого мужчины. На вопросы, связанные с естественными отправлениями, отвечать отказывается. Говорит: болит голова, ломит тело. Больше всего похоже на возвратный тиф. К счастью, в моей походной аптечке — неиссякаемый запас антибиотиков. Я делаю шаг в сторону палатки, где оставил сумку с медикаментами, и вдруг чувствую, как что-то или кто-то впивается в мою штанину. «Не двигайся! — командует Мохаммед. И, заботливо отцепляя чертополох от штанины, добавляет: — Колючки — это уже по моей части».

Когда с медосмотром было покончено, Мохаммед отвел меня в сторону, сказав, что хочет обсудить нечто важное.

— Я не хочу навязываться, — начал он извиняющимся тоном, — но если наши гости не против, то после того, как мы выпьем чаю, я и мои товарищи хотели бы показать вам кое-что из наших поделок… Понимаешь, у нас не принято попрошайничать, мы продаем товар. Соль и поделки — это все, на что мы живем. Прости, что…

— Тебе совершенно не за что извиняться, Мохаммед. Мы с удовольствием посмотрим ваши поделки, — успокоил я моджахеда. Накануне поездки мы с Аллой, Олегом и Юлей условились пожертвовать каравану сумму в сто долларов. Адама подсчитал, что этих денег должно хватить им чуть ли не на полгода.

Отправив детей и женщин спать, туареги раздули угли, заварили чай. Олег достал бутылку виски. Усевшись на мягком песке, мы стали пить — кому что велит обычай — и повели беседу — кто на каком умеет. Мои друзья говорили по-русски, Адама и Бала — на бамбара, мы с Мохаммедом — на ломаном французском, остальные участники дискуссии — на тамашек. Ни с чем не сравнимая тишина пустыни повелевает человеку говорить вполголоса. Покой и воля, как нигде на Земле.

Деэн, дэсык, карат, акоз, самос, адыс, аса, ата, тыза, мара. Обучив гостей счету до десяти, хозяева перешли к звездной грамоте. «Аманар, Аззаг, Вили», — говорили они, указывая на небесные тела. Уголь для чая, репей для верблюда, звезда для ориентира. И табак. Туарегский мужчина не признает вдоха без табачного дыма. А уж в «курительных» фокусах им и вовсе нет равных. Когда в межъязыковой беседе возникала пауза, жители пустыни принимались демонстрировать нам свое цирковое искусство: жевание зажженной сигареты, выпускание дыма в форме верблюда, глотание огня. Один, самый завзятый фокусник, наполнял легкие газом из зажигалки и, поднося пламя ко рту, превращался в огнедышащего дракона.

Все это должно было быть преамбулой к обещанной торговле. Но вот уже скоро рассвет, а о поделках никто и не заикнулся. В четвертом часу утра, устав ждать сигнала, мы решили поинтересоваться сами. Туареги как будто не ожидали такого поворота событий. Выслушав переведенный Мохаммедом вопрос, они насупились, напряженно засовещались, после чего стали снимать с себя кольца и браслеты-обереги, раскладывая их перед нами.

— Мохаммед, ты же говорил, что вы хотите продать нам товар. Но это — ваши собственные украшения. Мы вовсе не думали вас раздевать!

— Это все, что у нас при себе есть. Эти вещи — очень хорошего качества. Пожалуйста, посмотрите. Нам бы очень хотелось, чтобы вы что-нибудь купили.

— Хорошо. Только давайте по-быстрому. Хочется хотя бы пару часов поспать перед дорогой.

— Тогда выбирайте. Но учтите, что по туарегскому обычаю надо назвать три цены. Первая — наша, вторая — ваша, третья — сходная.

Мы выбрали несколько колец и козьих ножек, рассчитывая заплатить за них приготовленные сто долларов. Посоветовавшись, туареги объявили первую цену — ту, на которую ни один покупатель не должен соглашаться. Семнадцать тысяч КФА[132], то есть примерно тридцать два доллара. Поторговавшись для приличия, мы сбили цену до пятнадцати тысяч. Негоцианты смотрели на нас с сожалением: таких неумелых покупателей они еще не встречали. Теперь наша задача — найти способ тактично всучить им оставшиеся семьдесят долларов. Мохаммед поднес указательный палец к губам, давая понять, что собирается взять слово.

— Мы назвали три цены. По обычаю третья цена — последняя. Но мы не удовлетворены. Сегодня вы лечили мою жену, потом пили с нами чай. Мы не удовлетворены этой сделкой и хотим назвать четвертую цену. Десять тысяч КФА.

— Спасибо, Мохаммед, но мы не согласны на такую цену. Вы оказали нам царский прием, мы провели в пустыне ночь, о какой и не мечтали. Нам хочется отблагодарить вас. За ваши украшения мы заплатим пятьдесят тысяч КФА. Пожалуйста, примите эти деньги. Нам будет очень приятно.

Мохаммед перевел мою речь, и караванщики снова зашушукались. Шушукались минут пять. Наконец, фокусник, изображавший дракона, поднялся и, приложив правую руку к груди, обратился к нам на тамашек. Вместо перевода Мохаммед сгреб все оставшиеся украшения и пододвинул их к нам. Спасибо, братья.

Через два года туарегские повстанцы, объединившиеся с алжирским руководством «Аль-Каиды», захватят власть в северных районах Мали; международные СМИ переполнятся репортажами о ежедневных перестрелках на улицах Тимбукту, на телеэкране будут мелькать знакомые виды… Невозможно поверить, что все это — там, где мы были всего-то два года назад. «Отель-бутик», в котором мы останавливались, превратился в штаб-квартиру террористической организации, а командир воинской части, гордо демонстрировавший Алле и Юле свой АК-47 («Не хотите ли, девушки, подержать?»), наверняка пустил любимую игрушку в дело. Что если и Мохаммед с компанией оказались в рядах головорезов, промышляющих похищением иностранных туристов? Неужели те же самые люди?