Невидимый свет - Стивен Хантер

Ни о какой сделке о признании вины не могло быть и речи. Улики были таковы, что признания даже не требовалось. Сэм принял решение просить для Регги смертной казни, хоть тот и был еще совсем юный и немного ненормальный. Сэм не считал себя жестоким человеком, но… Око за око. Это самый лучший метод, единственно верный. Кроме того, это последнее дело Эрла, а Эрл тоже стал бы добиваться соответствующего наказания для убийцы.

Фуллерам все-таки удалось найти адвоката, который согласился защищать подсудимого при рассмотрении дела в апелляционном порядке. Сэм предупреждал их, чтоб не выбрасывали деньги на ветер, но они не оставили тщетных попыток спасти сына. На протяжении двух с лишним лет, что дело гуляло по инстанциям и Регги гнил в тюрьме Камминз-Фарм в Гулде, куда отправляли негров, миссис Фуллер каждую неделю писала Сэму письма, взывая к его милосердию. Когда у Фуллеров кончились деньги, они продали свой большой дом и переселились в маленький. Деньги кончились опять, и мистер Фуллер продал свою фирму белому человеку, пошел к нему в услужение, а тот за спиной называл бывшего владельца "самым тупым черномазым во всем Арканзасе, которому взбрело в голову продать бизнес, ежегодно приносивший 60 тысяч долларов на каждые шестьдесят тысяч долларов!"

Потом миссис Фуллер умерла, старший сын, Джейк Фуллер, ушел служить в Военно-морской флот, а две дочери, Эмили и Сьюзетта, переехали к своей тете в Сент-Луис. Однако старик Дэвидсон Фуллер продолжат каждую неделю писать Сэму, уговаривая его еще раз проверить улики.

– Вы справедливый человек, сэр. Спасите моего мальчика. Он не виноват.

– Дэвидсон, даже все ваши негры утверждают, что это он убил. Мне ведь обо всем докладывают. Я знаю, о чем говорят в церквях и ночных клубах.

– Не отнимайте у меня сына, мистер Сэм.

– Это не я отнимаю у вас сына. Это закон делает свое дело. Мы живем не в Миссисипи. Был честный суд, его защищали хорошие адвокаты. И наказание он понесет по заслугам. Так что лучше смиритесь, сэр. Я понимаю, вашей семье не легко, но ведь и семья Ширелл страдает.

– Скажите, что преступление совершил я, если обязательно надо казнить негра. Я пойду. Признаюсь во всем. Заберите меня. Пожалуйста, прошу вас, умоляю, мистер Сэм. Только отпустите моего бедного мальчика.

Сэм холодно взглянул на убитого горем отца.

– Ты слишком любишь своего сына, – вымолвил он. – Он этого не заслуживает. Он убил невинную девочку.

Оставалось разыграть только один, последний акт. Это свершилось 6 октября 1957 года в тюрьме штата Арканзас в Таккере, куда Регги перевели из Камминз-Фарм после того, как была отклонена последняя апелляция. В тот день проводилась четвертая игра "Уорлд Сириз", * и Сэм слушал трансляцию матча по радио, направляясь после обеда в своей машине в Таккер, который находился за сто с лишним миль от Блу-Ай, к юго-востоку от Литл-Рока. Не в первый раз пускался он в такое путешествие и наверняка не в последний, хотя нельзя было сказать, чтобы он взял себе это в привычку: из двадцать трех преступников, отправленных им на электрический стул, только одиннадцать были казнены у него на глазах. Сегодня вечером наступит очередь Регги.

Слава Богу, ему удалось послушать репортаж. Он поймал чистый сигнал из Литл-Рока и всю дорогу тупо слушал трансляцию бейсбольного матча. В кругу питчера находился Уоррен Слан, косивший всех бэттеров. Сэм, ненавидевший название "Нью-Йорк янки", болел за объявившуюся не так давно команду "Милуоки" – в прошлом многострадальную "Бостон брейвс". Он внимательно следил за разворачивавшейся на поле драмой: были назначены дополнительные иннинги, в девятом периоде "Янки" благодаря Элстону Хоуэрду сравняли счет и в начале десятого вырвались вперед (проклятье!).

Казалось, "Брейвс" уже ничто не спасет, но они прорвались: счет сравнялся, когда Мантилла пропустил мячи Логана, посланные влево. Сэм чувствовал, что вот-вот должно произойти нечто особенное. И угадал. Буквально через несколько минут Эдди Мэтью послал вторым ударом мяч за забор правого поля. "Брейвс" победили со счетом семь – пять.

Сэм проскочил через весь город, забыв поужинать. Пришлось повернуть назад, чтобы в ближайшем кафе съесть ростбиф с картофельным пюре.

Одиннадцать часов вечера. Охранник у ворот, узнавший Сэма, кивком разрешил ему проехать на территорию тюрьмы, Сэм припарковался и вышел из машины. Его здесь знали, и потому он, без труда миновав контрольно-пропускные пункты, спустя некоторое время уже стоял в числе других двадцати зрителей в маленькой аудитории, откуда можно было наблюдать, как приводят в исполнение смертные приговоры. Среди пришедших посмотреть на казнь Сэм заметил двух репортеров из Литл-Рока, представителя администрации губернатора, помощника начальника тюрьмы и еще нескольких знакомых. На редкость странное сборище. Собравшиеся обменивались банальностями, многие обсуждали интересный послеобеденный матч и шансы команды "Брейвс" в игре против полосатых гигантов Готама * – Мэнтла, Берры, Ларсена, Макдагалда и Бауэра.

В комнате для казней шли последние приготовления. Электрик закреплял провода на дубовом кресле, представлявшем собой добротное сооружение в строгом стиле, которое не стыдно было бы поместить в баптистскую церковь.

– У тебя, должно быть, замечательное настроение, – заметил Хэнк Келли, репортер из арканзасской "Демократ газетт".

– Не совсем, – отозвался Сэм. – Хочется, чтобы скорей все закончилось.

– Да и мне тоже. Он ведь просто негр, да к тому же девочку убил, а нас теперь пытаются убедить, что негры тоже люди. Сколько хлопот они нам доставили этим летом. Вызов войск и все такое. И это еще только начало, попомни мои слова.

Сэм кивнул. Хэнк, пожалуй, прав, хотя старик Гарри Этеридж и поднял шумиху в Сенате, выступив заодно с диксикратами. * Он поклялся заставить Дуайта Эйзенхауэра заплатить за то, что тот унизил в глазах всей страны великий штат Арканзас, послав в Литл-Рок 101-ю воздушно-десантную дивизию и одновременно урезав ассигнования на содержание армии в бюджете следующего года. Однако все понимали, что босс Гарри грозится лишь для виду, – чтобы продемонстрировать свою преданность землякам, которые каждые два года во время выборов в Сенат отдавали ему девяносто четыре процента своих голосов.

Правда, все это не имело никакого отношения к данному событию, знаменовавшему отвратительный конец одного весьма неприятного дела, подробностей которого никто, кроме Сэма, не помнил, которое никого не занимало и не задевало за живое. Да и сама церемония не представляла интереса. Им предстояло стать свидетелями банальной сухой процедуры. Никаких масонских ритуалов.

Сэм, отделившись от толпы собравшихся, подошел к окну, чтобы лучше видеть машину смерти – добротное кресло. При более пристальном рассмотрении на нем были видны царапины, отчего оно, вопреки своему грозному предназначению, казалось предметом типичной конторской мебели, дарующим отдохновение уставшим ногам. Сэм молча стоял и разглядывал стул: от щита, за которым скрытый от глаз присутствующих палач будет приводить в исполнение приговор, к одной ножке тянулись толстые провода. По ней они поднимались к спинке, заканчивая свой путь в пластмассовой коробке, из которой выходили провода потоньше – два тянулись вперед, по подлокотникам, один – вверх, образуя на каждом конце крепления вовсе не браслет, как можно было бы предположить, а нечто вроде колпачка. Произведение 30-х годов, думал Сэм.

Зажужжал телефон. Помощник начальника тюрьмы снял трубку и, приняв сообщение, объявил:

– Господа, прошу занять свои места. Приговоренного вывели из камеры смертников.

Сэм взглянул на часы. Две минуты первого. Начало процедуры затягивается. Сэм нашел свободное место и сел. Лампы притушили. Люди вокруг, как в театре, ерзали на стульях, устраиваясь поудобнее, и наконец затихли. Минуты текли. Помощник начальника тюрьмы убрал свет почти до полной темноты и тоже сел.

В комнате для казней отворилась дверь. Первыми вошли два тюремщика, за ними следовали начальник тюрьмы, затем священник. Шествие замыкал Регги Фуллер, девятнадцатилетний житель Блу-Ай (штат Арканзас), негр, вес – 230 фунтов, глаза карие, волосы каштановые (приговоренный был обрит наголо).

Регги плакал. Слезы из его глаз струились нескончаемым потоком. Лицо мокрое, опухшее. Сэм заметил, как он слизнул языком вытекавшую из носа слизь. Регги был в наручниках. Глядя перед собой невидящим взглядом, он мелко семенил неуверенными шажками и не переставая что-то отчаянно бубнил себе под нос. В глаза бросалась его полнота. Тюрьма не убавила ему веса и, судя по всему, характер тоже не закалила.

Беднягу Регги подвели к стулу, но усадили не сразу. Ноги у него совсем не гнулись, будто одеревенели, и он с трудом понимал, что ему говорят. Наконец он сел, и тут случилось ужасное: один из охранников отскочил в сторону, и все увидели расплывающееся темное пятно на тюремных штанах Регги.