Ра - Тур Хейердал

Союз теории и практики сразу принес свои плоды. Ландстрем не знал особенностей папируса и тонкостей вязки, превращающей снопы в лодку, зато он мог подсказать важные детали там, где кончался опыт будума: обводы кораблей фараона, конструкция и расположение мачт, снастей, парусов, каюты и рулей. Не теряя времени, он в два счета набросал для нас папирусный корабль и сделал рабочий чертеж с точным указанием всех размеров. Мусса и Умар покатились со смеху, они в жизни не видели лодки с двумя загнутыми вверх носами, однако сразу взялись за дело.

Строительство лодки, которую мы задумали испытать в океане, началось с того, что четыре стебля связали вместе веревочкой с одного конца. Затем внутрь этого пучка стали всовывать все новые стебли, в точности, как в Чаде, при этом и сноп, и веревки становились все толще. Когда конус достиг семидесяти сантиметров в поперечнике, а веревки стали толщиной с мизинец, он перешел в цилиндр, который перехватывали веревками через каждые 60 - 70 сантиметров. Теперь и Абдулла смог встать рядом со своими товарищами, работа развернулась полным ходом. Мы поехали в арабские кварталы набирать еще помощников. Абдулла переводил, как мог, европейскую речь на чадско-арабский диалект.

- Бут, - дружно кричали египтяне, требуя папируса на своем языке.

И закрутился наш конвейер. Два человека висели на концах бревен-рычагов, топя в кирпичном бассейне упорствующие папирусные связки. Двое других обрезали прелые корневища и относили двум подручным намоченные снопы, а подручные подавали стебли по одному ребятам из Чада, которые, напрягая все силы, втискивали их в растопыренную оконечность того, что должно было стать лодкой, так что веревки натягивались, словно обручи на бочке. Абдулла сразу вошел в роль бригадира, он лихо работал и так же лихо распоряжался. Египетские рабочие поначалу склонны были глядеть свысока на ребят из африканской глуши, чернота которых превосходила все, что они когда-либо видели в своей печи, но Абдулла с его великолепной головой быстро утер им нос, а за ним и братья завоевали общее уважение своим нерушимым спокойствием, веселым нравом и смекалкой. Два сторожа-балагура в тюрбанах, вооруженные старыми ружьями, повар-кудесник и смешливый, жизнерадостный поваренок вносили свою лепту в уютную атмосферу нашего лагеря - палаток, папирусного склада и стройплощадки, символически огражденных канатом. За длинным столом в столовой звучала английская, арабская, итальянская, будумская, норвежская, шведская и французская речь, а ведь интернациональный экипаж экспедиции еще не был в сборе.

На третий день начался спор между наследственным опытом и академической наукой. Цилиндр уже настолько вытянулся в длину, что пора было сводить его на конус в задней части, но братья наотрез отказались: они хотели идти до конца одним диаметром, затем обрубить связку, как это заведено на Чаде. Разве бывают кадай с носом в обоих концах! С помощью Абдуллы Ландстрем, Корио и я долго объясняли им, что нам нужна особенная папирусная лодка, как у древних египтян, но тут наш никогда не унывающий Мусса вдруг насупился и ушел в свою палатку. Умар попытался втолковать нам, что начать связку четырьмя стеблями и постепенно наращивать в толщину - можно, а делать ее все тоньше и тоньше и закончить четырьмя стеблями - нельзя. После чего он тоже побрел прочь, и остались мы совсем беспомощными с нашими египетскими помощниками.

На другое утро братья еще до рассвета потихоньку пришли на стройплощадку, и, когда мы поднялись, они уже успели закончить связку по-своему. Мы бросились к ним, хотели остановить их, но, добежав, застыли, растерянно глядя на лодку и друг на друга. На рабочем чертеже Ландстрема семь раздельных связок, заостряющихся кверху спереди и сзади, были просто скреплены между собой параллельными веревками. А братья, уже приступив к второй связке, сплетали ее вместе с первой так, что получалась сплошная основа. Мало того, что веревки параллельных креплений переплетались друг с другом, в них еще вплетали папирус из соседних связок для полной компактности конструкции. Непосвященный человек никогда не додумался бы до этого, и академикам оставалось только капитулировать перед лицом такого мастерства. Тысячелетний опыт превзошел догадки теоретика, а результатом явилось плотное соединение папирусных понтонов, причем лишь средний был круглого сечения, а боковые напоминали в разрезе луну в первой и последней четверти.

На шестой день работ над Сахарой разразилась буря, песок хлестал по палаткам, как затвердевший ливень, пирамиды пропали из вида. Песчинки резали глаза и скрипели на зубах, но нам надо было вбить поглубже палаточные колья и как следует закрепить брезент на папирусе, легкие стебли которого уже летели по воздуху к пирамидам. На конце первых двух связок необрубленный папирус топорщился, будто иглы дикобраза, и под напором ветра ломался, как солома, но законченная носовая часть крепостью не уступала бревну. Три дня буря, нарастая в силе, обстреливала лагерь горячей дробью. На четвертый день она унялась, самум сменился моросящим дождиком, и мы поспешили возобновить работу.

Рабочие подносили в кувшинах воду из бассейна и поливали ею заостренный нос лодки, состоящей теперь из трех сопряженных цилиндров, и, когда связки стали достаточно мягкими, вся бригада сообща загнула нос вверх. так, что получилась изящная высокая дуга, как на древних судах. Но с другого конца связки по-прежнему оставались прямыми, напоминая огромные растрепанные помазки.

Что делать? Мы повезли мастеров из Чада в универмаг в Каире, там они всласть покатались на эскалаторах и выбрали себе подарок - ручные часы; Абдулла вызвался научить остальных двоих, как ими пользоваться. После этого сильно подобревший Мусса обнаружил, что корму можно все-таки надставить тонким хвостиком, его потом загнули вверх и нарастили в толщину. И лодка наконец-то начала походить на настоящую древнеегипетскую ладью. На фоне солнечных пирамид изогнулся живописный полумесяц, одинаково приводя в восторг профанов и эрудитов. Кто мог тогда предвидеть, что наскоро придуманный и приделанный ахтерштевень станет ахиллесовой пятой нашей лодки.

По бокам средней, самой длинной связки одну за другой укрепили по четыре связки, а поверх первой девятки тем же способом приладили еще девять папирусных цилиндров.

Дополнительно две связки уложили на палубе в качестве фальшборта. Три средних валика в основе были толще других и выдавались вниз сантиметров на двадцать, образуя как бы широкий киль.

В апреле солнце над Сахарой начало жарить с такой силой, что это сказалось и на ходе работы, и на расходе воды. В это же время о строительстве в ложбине за пирамидами заговорило телевидение и местная печать, папирусную лодку все время путали с деревянным кораблем Хеопса, который восстанавливали в нескольких стах метрах от нас, и туристские гиды и экскурсоводы, томящиеся бездельем из-за военного положения, надумали водить к нам туристов и показывать им настоящий египетский корабль из папируса. Гости со всех континентов, а также фотографы и репортеры, прибывшие из разных стран освещать ход военных действий, шли или ехали верхом на конях и верблюдах смотреть новейший аттракцион, канатное ограждение было сметено, и сторожа героически защищали хрупкую лодку от тьмы любопытных, самые напористые из которых лезли на палубу позировать для фотографов, не считаясь с тем, что сухие стебли ломались под их каблуками. Верблюды грызли нашу лодку. Туристы уносили на память обрезки папируса и целые стебли с автографами и без, и Абдулле стало не до работы, он едва поспевал расписываться, а Мусса и Умар, позабыв про свои веревки, кокетничали с прекрасными дочерьми Нигерии, Советского Союза и Японии. Мы попробовали работать ночью при свете фонарей и факелов, но опасность пожара от искр и керосина вынудила нас отказаться от этой затеи. Кораблик-то был бумажный! Одна неосторожно брошенная спичка - и ладью окутает море пламени, а когда оно схлынет, на песке останется лишь кучка пепла. Мы с ужасом смотрели, как туристы с сигаретами в зубах прислоняются к лодке. Вывесили огромные объявления на арабском и английском языках о том, что курить строго воспрещается, и велели сторожу всем показывать эти плакаты. В тот же день мы увидели, как наш старичок с ружьем сидит подле носа ладьи, дымя самокруткой. Я возмущенно ткнул пальцем в объявление над его головой, но ему мой гнев был непонятен. Улыбаясь, он объяснил, что не умеет читать.