А дальше – море - Лора Спенс-Эш

дама в косынке, прикрывавшей бигуди; она, не улыбнувшись, придержала для него дверь, и Уильям поднялся по узкой темной лестнице. К ее двери.

Беа

Посреди той долгой нервной ночи Беа вытащила все фотографии, привезенные из Америки, и разложила их на кухонном столе. Она уже много лет не пересматривала их. На судне по пути в Англию и первые месяцы дома она перебирала снимки как минимум раз в день, тасовала, как колоду карт. Края фотографий обтрепались и потерлись, а некоторые изображения начали выцветать. Вот фотография, где она, Уильям и Джеральд, это еще в самом начале – первый школьный день, может? Какие все маленькие еще. Сколько же времени прошло. Теперь она уже живет дома дольше, чем у них.

Утром, проснувшись, Беа вновь вспомнила все, что произошло, и решила разобрать фотографии, навести в них порядок, но на столе не хватило места, пришлось раскладывать их по полу, от входа и через всю гостиную. А потом вспомнила, что есть еще пачка фотографий, тех, что присылала миссис Джи все эти годы, с тех пор как Беа вернулась, она добавила их к уже имеющимся, и линия вытянулась до самой кухни.

Беа никогда не показывала матери эти поздние фото, а из ранних – всего несколько штук. Она понимала, что поздние будут лишь раздражать ее. Мама, казалось, хотела забыть про Грегори, стереть из памяти всю эту Америку. И ждала того же от дочери. Беа показала ей как-то фотографию, давно уже, – Уильям на вручении диплома, кажется; там Уильям, Джеральд и мистер Джи в этих забавных малиновых бабочках, а миссис Джи в бордовой шляпке с перьями, и мама презрительно фыркнула. А, эти, сказала она, и для Беа слова прозвучали как пощечина. Эти – те, кого она любила. Те, по кому скучала. Она поняла, что лучше не говорить о них больше, сохранить память в сердце.

Беа ползала на коленях по квартире, собирая фотографии в правильном порядке, когда в дверь позвонили. Она была одета по-домашнему и, вставая, наскоро завязала волосы в хвост.

– Кто там? – осторожно спросила она, не желая открывать и опасаясь, что это может быть вредная соседка снизу, которая вечно норовила что-нибудь одолжить.

Ответа не последовало, и Беа приникла к двери, надеясь, что кто бы там ни был, он уже ушел, но тут раздался стук, странный стук – два удара, пауза, еще два быстрых удара. Как условный сигнал, тот самый, что они изобрели много лет назад, и она рывком распахнула дверь, и там стоял он. Уильям. Ничуть не изменился, только повзрослел. Ужасно усталый и грустный, но и радостный тоже. Такая смесь печали и счастья.

– Ой, Уильям, – сказала она. – Это ты.

Уильям

Он стоял перед дверью, не решаясь нажать на кнопку звонка, внезапно засомневавшись, надо ли было приходить. Они прожили порознь дольше, чем жили рядом. В то время они были детьми. Она могла стать совсем другим человеком. А он явился, да еще с сумкой через плечо, как будто приехал надолго. Но все-таки позвонил, услышал шорох за дверью, однако дверь оставалась закрытой, тогда он постучал, а потом еще разок, вспомнив идиотский код, который придумал Джеральд. И тогда дверь стремительно распахнулась. И там стояла она. Как будто знала, что он торчит тут, в темном коридоре, дожидаясь, пока она откроет дверь.

На ней была голубая блузка и юбка в полоску, а ноги босые, и ногти накрашены ярко-красным. Она похудела, скулы резко обозначились, плечи торчат. Они не обнялись и не поцеловались. Только смотрели друг на друга. Уильям не знал, что сказать. Он боялся, что вот-вот заплачет.

Но мгновение спустя она втащила его в квартиру, почти пихнула на диван. Казалось, он не должен к ней прикасаться, хотя именно этого ему хотелось. Но потом, когда он уселся, а она продолжала стоять, она положила руки ему на плечи и долго не убирала.

– Твоя мама звонила.

– Понятно, – сказал он. – Она тебе рассказала? – Он отвел глаза, оглядывая квартиру, испытывая облегчение, что ему не пришлось самому сообщать новость. Он репетировал, что скажет и как она ответит. Квартира оказалась вполовину меньше, чем его собственная.

– Поверить не могу, – сказала она. – Никогда не думала, что он может умереть. Уж точно не сейчас.

– Понятно, – повторил Уильям, не в состоянии выдавить что-нибудь еще. Все происходящее казалось ненастоящим. Он боялся взглянуть ей в лицо. Она стояла рядом не шевелясь, не убирая рук с его плеч, а он хотел только обнять ее за талию. Но вместо этого вспомнил вдруг про цветы в своей потной ладони и торопливо вручил ей: – Букет. Тебе.

– Красивые. – И она впервые улыбнулась, улыбнулась той знакомой улыбкой. – Правда красивые. Давай поставлю в воду.

Беа скрылась в кухне, зашумела вода.

– Кофе? – окликнула она оттуда, и он согласился. Если чуть наклониться вбок, можно увидеть, как она суетится там. Как это все странно. Быть здесь, рядом с ней. Чувствовать неловкость.

Беа появилась в дверях, и нос у нее чуть торчал вверх, вопросительно, как раньше. Как будто и не прошло столько времени.

– Со сливками? Черный?

– Сливки и сахар, спасибо, – автоматически ответил он, не отрывая глаз от ее волос, спадавших до самой талии. Разве они не были только что завязаны в хвост?

Она пожала плечами:

– Я вроде должна бы знать, но это глупо. Мы же тогда не пили кофе. Когда были детьми. – Она опять ушла в кухню и уже оттуда крикнула: – А, нет, помнишь? «Полный Балбес»? В Нью-Йорке?

А он и забыл.

– Джеральд, – отозвался он. – Ну конечно.

Окинул взглядом гостиную. Подержанная мебель. Беспорядок. На столике рядом с диваном фотография Беа с матерью. И вот странность – по всему полу изгибающейся линией разложены фотографии, они начинаются от прихожей, огибают пару стульев и исчезают в кухне.

Беа вышла с подносом и заметила, как он разглядывает пол.

– Наши фотографии, – пояснила она. – Начала вспоминать, когда твоя мама позвонила. И ты же меня знаешь – я люблю наводить порядок. – Оглядела комнату и рассмеялась. – Ну да, кое-что тут надо прибрать.

Она поставила поднос на кофейный столик, отодвинув стопку почты. Букет цветов в стеклянной вазе, две чашки кофе в белых фарфоровых чашках на блюдцах. Тарелочка с печеньем. Две светло-розовые льняные салфетки.

– Изящно, – заметил он. – Так по-взрослому.

– А я уже взрослая, – лукаво улыбнулась она. – На прошлой неделе исполнилось двадцать два. Но это все мамулины свадебные подарки. – Она села на диван и протянула ему чашку с блюдцем. – Хотя с самой свадьбой вышло не