Шоколад - Джоанн Хэррис

— Вы не сможете прятаться там вечно! — Я увидела, как в одном из домов за его спиной засветилось окно. — Всё равно когда-нибудь выйдете! И тогда, сучки, уж тогда я вам покажу! — Я машинально выкинула в его сторону пальцы, обращая его злость на него самого. Прочь отсюда, злой дух. Прочь.

Этот рефлекс мне тоже передался от матери. И всё же, как ни странно, я сразу почувствовала себя в безопасности. Я вернулась на кровать и ещё долго лежала без сна, слушая тихое дыхание дочери и глядя на меняющуюся форму луны в просветах листвы. Думаю, я опять пыталась гадать, высматривая в подвижных узорах некий знак, утешительное слово… Ночью, когда снаружи на страже стоит Чёрный человек, а на церковной башне скрипит пронзительно — кри-крии — флюгер, в подобные вещи легче поверить. Но я ничего не увидела, ничего не ощутила, и, когда наконец забылась сном, мне пригрезился Рейно. С крестом в одной руке, со спичками — в другой, он стоял в ногах кровати больничной койки, на которой лежал какой-то старик.

Глава 24

Рано утром пришла Арманда — посплетничать и выпить шоколаду. В новой светлой соломенной шляпке, украшенной красной лентой, она выглядит свежее и бодрее, чем минувшим днём. На свою трость Арманда нацепила красный бантик, сделав из неё вычурный аксессуар, как флаг, возвещающий о непокорном духе её хозяйки. Она заказала chocolat viennois с куском слоёного торта из белого и чёрного шоколада и забралась на табурет. Жозефина, помогавшая мне по магазину, — она согласилась пожить у нас несколько дней, пока не решит, как ей быть дальше, — с опаской поглядывала на старушку из кухни.

— Я слышала, вчера вечером здесь вышел скандал, — с присущей ей прямотой начала Арманда. Её бесцеремонность искупалась добротой, лучившейся из её блестящих чёрных глаз. — Этот выродок Мускат, говорят, орал и дебоширил.

Я сдержанно объяснила, что произошло. Арманда слушала с одобрительным выражением на лице.

— Я только удивляюсь, что она тянула так долго. Давно следовало бросить его, — сказала она, когда я закончила рассказ. — Весь в отца. И языком так же мелет. И руками. — Она доброжелательно кивнула Жозефине, стоявшей в кухонном проёме с горшочком горячего молока в одной руке. — Всегда знала, что когда-нибудь ты образумишься, девонька. И не вздумай теперь поддаться на чьи-либо уговоры. Не возвращайся.

— Не беспокойтесь, — с улыбкой отвечала ей Жозефина. — Не вернусь.

Сегодня утром в «Небесном миндале» гораздо больше посетителей, чем в первое воскресенье после нашего приезда в Ланскне.

В обед появился Гийом вместе с Анук. В суматохе последних двух дней мне лишь пару раз довелось побеседовать с ним, но теперь, когда он вошёл, я поразилась произошедшим в нём переменам. Он больше не кажется съёжившимся и сморщенным. Шаг упругий, яркий красный шарф на шее придаёт его облику почти щегольской вид. Краем глаза я ухватила у его ног расплывчатую тень. Пантуфль. Анук, беспечно размахивая портфелем, промчалась мимо Гийома и, поднырнув под прилавок, бросилась мне на шею.

— Maman! — протрубила она мне в ухо. — Гийом нашёл собаку!

Всё ещё обнимая дочь, я повернулась к Гийому. Тот, раскрасневшийся, стоит у входа. У его ног сидит в умилительной позе маленький беспородный пёс бело-коричневого окраса, совсем ещё щенок.

— Шш, Анук. Это не мой пёс. — На лице Гийома отражаются радость и смущение. — Он бродил возле Марода. Возможно, кто-то хотел избавиться от него.

Анук уже скармливала щенку кусочки сахара.

— Его нашёл Ру, — пискнула она. — Услышал, как пёсик скулит у реки. Он мне сам сказал.

— Вот как? Ты видела Ру?

Анук кивнула рассеянно и принялась щекотать щенка. Тот с радостным тявканьем перевернулся на спину.

— Такая лапочка, — говорит Анук. — Вы его возьмёте?

Гийом печально улыбнулся.

— Вряд ли, милая. Знаешь, после Чарли…

— Но ведь он потерялся, ему некуда больше…

— Уверен, много найдётся людей, которые пожелают дать приют такому чудному щенку. — Гийом нагнулся и ласково потрепал пса за уши. — Дружелюбный малыш, жизнерадостный.

— А как вы его назовёте? — не унимается Анук.

Гийом качает головой.

— Я не буду давать ему кличку, ma mie. He думаю, что он задержится у меня надолго.

Анук бросает на меня смешливый взгляд, и я качаю головой, беззвучно предостерегая её.

— Я подумал, может, вы повесите объявление в вашей витрине, — говорит Гийом, усаживаясь за прилавок. — Вдруг отыщется хозяин.

Я налила в чашку кофейного шоколада и подала ему с двумя вафельками в шоколаде на блюдце.

— Конечно. — Я улыбнулась.

Глянув на Гийома минутой позже, я увидела, что щенок уже сидит у него на коленях и жуёт вафли. Я перехватила взгляд дочери. Она подмигнула мне.

Нарсисс принёс мне корзину эндивия из своего питомника. Увидев Жозефину, он вытащил из кармана букетик анемонов и вручил ей. «Чтоб веселее у вас здесь было», — пробормотал он. Жозефина покраснела от удовольствия и попыталась выразить свою признательность. Смущённый Нарсисс грубовато отказался от благодарности и зашаркал прочь.

Вслед за доброжелательными посетителями повалили любопытные. Во время утренней службы прошёл слух, что Жозефина Мускат переселилась в «Небесный миндаль», и потому всё утро мы не знали отбоя от клиентов. Пришли Жолин Дру и Каролина Клэрмон, обе в весенних костюмах-двойках и шёлковых шарфах, с приглашением на благотворительное чаепитие, устраиваемое в Вербное воскресенье. Арманда при виде дочери и её приятельницы довольно хохотнула.

— Ба, да сегодня у нас прямо воскресный парад мод! — воскликнула она.

Каро с раздражением посмотрела на мать.

— Вообще-то, maman, тебе здесь нечего делать, — укоризненно произнесла она. — Или ты забыла, что сказал врач?

— Я-то не забыла, — отвечала Арманда. — Не пойму только, зачем нужно портить мне утро, присылая это убожество. Ждёте не дождётесь моей смерти?

Напудренные щёки Каро стали пунцовыми.

— Maman, как ты можешь так говорить…

— Не лезь не в своё дело и не услышишь того, что не нравится, — отчитала дочь Арманда, и Каро поспешила ретироваться из шоколадной, второпях едва не разбивая напольную плитку своими острыми каблучками.

Потом заглянула Дениз Арнольд, спросила, не нужно ли нам что из её магазина.

— Я так, на всякий случай интересуюсь, — объяснила она с горящими от любопытства глазами. — Как-никак у вас теперь гостья и всё такое.

Я заверила её, что в случае нужды мы знаем, куда обратиться.

Следом явились Шарлотта Эдуард, Лидия Перрен и Жорж Дюмулен. Одна решила заранее купить подарок на день рождения, второй захотелось узнать поподробнее о празднике шоколада — какая оригинальная затея, мадам! — третий выронил кошелёк где-то у церкви и спрашивал, не находила ли я его. Жозефину я поставила за прилавок, повязав ей один из своих чистых жёлтых передников, чтобы она не запачкала одежду в шоколаде, и она управлялась на удивление хорошо. Сегодня она позаботилась о своей внешности. Красный свитер и чёрная юбка смотрятся на ней безукоризненно, по-деловому; тёмные волосы аккуратно уложены и перетянуты лентой. Покупателей она, как и полагается, встречает приветливой улыбкой, голову держит высоко, и, хотя взгляд её в тревожном ожидании время от времени обращается на дверь, в её облике и намёка нет на то, что она боится за себя или за свою репутацию.

— Бесстыдница, — прошипела Жолин Дру Каро Клэрмон, когда они вдвоём торопливо покидали шоколадную. — Ни грамма совести. Как подумаю, что этому бедняге пришлось вытерпеть…

Жозефина стояла спиной к залу, но я заметила, как она вся напряглась. В шоколадной в это время наступило минутное затишье, и потому слова Жолин прозвучали отчётливо. Гийом поспешил кашлянуть, чтобы заглушить их, но я знала, что Жозефина всё равно услышала.

Воцарилось неловкое молчание.

Первой нарушила тишину Арманда.

— Что ж, девонька, — оживлённо проговорила она, — считай, что добилась своего, раз те двое не одобряют. Добро пожаловать в лагерь диссидентов!

Жозефина подозрительно глянула на старушку и, убедившись, что язвительная шутка направлена не в её адрес, рассмеялась — непринуждённо, беззаботно. Потом, удивлённая своей реакцией, прикрыла рот рукой, словно хотела удостовериться, что это и впрямь она смеялась. Отчего и вовсе расхохоталась. Остальные поддержали её. Мы всё ещё дружно смеялись, когда звякнул дверной колокольчик и в шоколадную тихо вошёл Рейно.

— Monsieur le cure. — Я заметила, как Жозефина изменилась в лице, — на нём появилось неприязненное тупое выражение, — прежде чем увидела самого священника. Её руки вернулись на своё привычное место у подложечной ямки.