Сёгун - Джеймс Клавелл

— Если я выиграю?

— Малиновое Небо всегда было последним планом. Вы говорили это сотни раз. Если мы потерпим поражение на Токайдо, Затаки вырвется на равнины. Пушки там не помогут. Это последний план. Вам никогда не нравились последние планы.

— А Анджин-сан? Что вы посоветуете по поводу его?

— Я согласен с Оми-саном и Нага-саном. Его следует изолировать. Его люди ничего собой не представляют — они эта и скоро перебьют друг друга. Они ничто. Я советую всех иностранцев или изолировать, или выкинуть из страны. Они как чума — и обращаться с ними надо так же.

— Тогда не будет торговли шелком…

— Если такова цена, то я бы заплатил. Они — чума.

— Но нам нужен шелк… Чтобы защищаться, мы должны знать о них, учиться тому, что они знают…

— Их следует ограничить в проживании одним Нагасаки, держать под надежной охраной, число их строго ограничивать. Торговать они могут только раз в год. Разве деньги не их главный мотив? Разве не это говорит Анджин-сан?

— Ах, так он все-таки полезен?

— Да, очень. Он показал нам, как мудры были эдикты об изгнании. Анджин-сан очень мудр, очень смел. Но он игрушка. Он развлекает вас, господин, как Тетсу-ко, — он полезен, но только как игрушка.

Торанага завершил беседу:

— Благодарю за высказанные вами мнения. Когда начнется наступление, вы вернетесь в Эдо и будете ждать дальнейших приказов. — Он сказал это твердо и со скрытым смыслом: Затаки все еще держал госпожу Дзендзико, сына и трех дочерей Судару заложниками в своей столице Такато. По просьбе Торанаги, Затаки дал Судару разрешение на отъезд, но только на десять дней. Судару официально дал согласие на сделку и обещал вернуться в этот срок. Затаки был известен своими глупыми понятиями о чести, мог запросто уничтожить их всех независимо от того, был ли этот договор тайным или явным. И Торанага и Судару знали: Затаки обязательно это сделает, если Судару не вернется, как обещал.

— Да, господин.

— Вы поедете в Мисиму сразу же.

— Тогда я сэкономлю время, если поеду этим путем. — Судару указал на перекресток впереди.

— Да, завтра я пришлю вам письмо.

Судару поклонился, подошел к своей лошади и вскоре уехал с двадцатью телохранителями.

Торанага поднял миску и подобрал лапшу, уже остывшую.

— О, господин, прошу прощения, вы желаете еще? — К нему подбежала молоденькая служанка, круглолицая, не очень хорошенькая, но живая и исполнительная, — как раз таких он любил среди служанок и своих женщин.

— Нет, благодарю. Как твое имя?

— Юки, господин.

— Скажи своему хозяину, что он делает хорошую лапшу, Юки.

— Да, господин, благодарю вас, господин, за то, что вы оказали честь нашему дому. Только дайте знак — и мы тут же сделаем все, что вам потребуется.

Он подмигнул ей, она засмеялась, подобрала поднос и убежала. Сдерживая нетерпение, он следил за поворотом дороги… Потом осмотрелся вокруг: гостиница в хорошем состоянии, крыта черепицей, стены чистые, везде опрятно, подметено… Вокруг двора и дальше, в окрестностях гостиницы, терпеливо дожидаются его телохранители, но главный охотник нервничает… Он решил: этот день — последний день его работы. Если всерьез отдаваться охоте, придется отправить этого человека в Эдо, с хорошей пенсией, и назначить на его место другого.

«Вот в чем разница между мной и Судару, — подумал он без всякой досады. — Судару не колебался бы. Судару приказал бы этому человеку тут же совершить сеппуку — это сэкономило бы ему пенсию и дальнейшие хлопоты и увеличило старательность его заместителя. Да, мой сын, я хорошо тебя знаю. Ты для меня самый главный из моих детей.

И еще больной вопрос — Дзендзико и ее дети… Если бы госпожа Дзендзико не была сестрой Ошибы — ее любимой и почитаемой сестрой, — я хоть и с большими сожалениями, позволил бы Затаки уничтожить их всех и спасти Судару в будущем от большого риска… А если я скоро умру? Они — его единственное слабое место… Но, к счастью, Дзендзико — сестра Ошибы и очень важная часть большой игры. Я не могу этого допустить. Надо бы, но не могу… На этот раз я должен выиграть! Не забывай, что Дзендзико ценна и по-другому: ум у нее острый, как шипы акулы, она рожает прекрасных детей и фанатично безжалостна, как и Ошиба, ко всему кроме своей семьи. С одной огромной разницей: Дзендзико в первую очередь предана мне, а Ошиба — своему сыну, наследнику Тайко.

Решено! До истечения десятого дня Судару должен вернуться в распоряжение Затаки! А если потянуть? Нет, это побудит Затаки сделаться еще подозрительнее, а мне меньше всего хотелось бы, чтобы он меня подозревал…

Ты мудро поступил, завещав власть Судару. Если будущее наступит, в его руках и руках Дзендзико оно будет надежным — при условии что они будут следовать завещанию. Назначить его главным наследником именно сейчас — это правильное решение и оно обрадует Ошибу».

Он уже написал Ошибе письмо, которое отправит вечером вместе с копией завещания. Да, он вытащит одну рыбью кость у нее из глотки — кость эта давно уже засунута именно для того, чтобы беспокоить ее. Хорошо сознавать, что Дзендзико — слабое звено Ошибы, — может быть, единственное… А вот какое слабое место у Дзендзико? Похоже — никакого. По крайней мере он еще не нашел, но, если оно есть, — найдет.

Торанага внимательно осмотрел своих соколов: они подпрыгивали, чистились, издавали какие-то звуки… в отличном состоянии, все — с колпачками на головах, кроме Кого, — ее большие желтые глаза метались из стороны в сторону… Кого, как и его самого, все интересовало…

«Что бы ты сказала, моя красавица, — мысленно спросил ее Торанага, — если бы я заявил тебе, что должен быть нетерпеливым и вырваться отсюда; что главный мой бросок будет вдоль Токайдо, а не через горы Затаки, как я сказал Судару? Ты, возможно, спросила бы почему… А я ответил бы, что не доверяю Затаки так же, как не могу летать. А летать я не могу совсем…»

Тут он заметил, что глаза Кого метнулись в сторону дороги. Он посмотрел туда — и улыбнулся, увидев паланкины и лошадей с багажом, появившихся из-за поворота.

— Ну, Фудзико-сан, как вы?

— Хорошо, благодарю вас, господин, очень хорошо. — Она еще раз поклонилась, и он заметил, что видимо, шрамы от ожогов уже не болят, ноги слушаются как прежде, а на щеках появился приятный румянец.

— Могу я спросить, как Анджин-сан? — поинтересовалась она. — Я слышала, переезд из Осаки был очень тяжелым, господин.

— Он теперь вполне здоров.

— О, господин, это лучшая новость, какую вы могли мне сообщить.

В следующем паланкине его приветствовала с веселой улыбкой Кику.