Статьи разных лет - Виктор Острецов

В. Лешков делает такой вывод: «Невероятно, чтобы произвол и случайность могли породить Столько добра и выказать столько ясного понимания дела».

* * *

Известно, что деспотизм очень дорого стоит и всегда означает войну власти с собственным народом. А народ русский воевал едва ли не беспрестанно на внешних рубежах. Историки подсчитали, что в среднем с XI по XVII вв. каждые два года на третий шла война [Подсчитаны, следуя истории С. Соловьёва, следующие цифры: с 800 по 1237 гг. каждые 4 года происходило военное нападение на Русь, в период с 1240 г. по 1462 г. было 200 нашествий. От 1368 г. до 1893 г., т. е. в течение 525 лет, было 329 лет войны, т. е. два года войны и один год мира (И. А. Ильин. Сущность и своеобразие русской культуры)], горели села и города, десятки и сотни тысяч были уводимы в полон. Одна засечная линия с юга, от татарских хищников, отвлекала сотни тысяч крестьян и воинов: рыли рвы, устраивали завалы, строили остроги, держали сторожевую службу. Тяжёлые условия войн, да ещё к тому же каждые семь лет засухи с голодом, моровые поветрия, — тут не до деспотизма. Государево дело было делом земским, и не случайно русские законы красноречиво молчат о преступлениях политических до самого Уложения 1649 г. Никто не думал и о привилегиях, не до них было. Были в каждом посаде, в каждом городе люди лучшие, богатые, средние и молодшие, и все тянули лямку государева тягла. Из лучших выбирался староста, выбирался всеми. Староста — фигура центральная в русской общине.

Работа старосты отнимала у него все время, и он не имел уже возможности вести дела по торговле или ремеслу. «Такая работа была особенно тяжела, потому что староста за свою работу не получал ни государева жалованья, ни подмоги со стороны мира», и нередко оскудевал вконец (Богоявленский С. К. Научное наследие М., Наука, 1980, с. 93), так как «рисковал своим имуществом, которое нередко приходилось обращать на покрытие слободских расходов» (с. 100). Таким образом, имущественное положение не создавало привилегированного сословия, но вкладом в общее дело определялось положение человека в обществе: тот был в большем почёте, кто нёс большее тягло.

Только Пётр I по смыслу Ревизии 1718–1723 гг. разделил русский народ на тех, кто нёс личную службу, и тех, кто должен был лишь содержать нёсших личную службу, но отстранялся от участия в делах государственных. Но это стало возможным только благодаря тому, что на протяжении всей предшествующей истории вся русская народность от Царя до самого последнего крестьянина работала вместе и сообща. Эта работа и создала Россию, создала такие материальные средства, которые позволили содержать армию чиновников, канцеляристов, либералов-космополитов, гуманистов-вольтерьянцев, не знающих ни слова по-русски, западников всех толков и направлений, бомбометателей и террористов, народников-просветителей XIX века с брошюрами Энгельса и Прудона, пошедшими в «народ» и обнаружившими, что в них там не нуждаются, на что они жутко обиделись.

Нерусский взгляд на русскую историю закрыл от либералов смысл сословного строя русского государства, его гармоничность и духовность. По этому взгляду все непонятно в русской истории: людей прикрепляли к земле, а они все не убежали; было непонятно, как это Русь осталась на месте, да ещё расширилась во все концы, да ещё изукрасила свою землю теремами, избами, храмами.

Было бы понятнее, если бы она разбежалась, как в силу своих принципов разбежалась бы при таких условиях либеральная интеллигенция, усиленно пробивающая сегодня в наши умы мысль о законности ехать туда, где лучше, оттуда, где хуже — меньше платят и хуже кормят.

Отсюда-то и эти идеалы: кто бежал — герой, кто оставался — пребывал в невежестве и косности, раб по натуре, который оставался и не бунтовал в силу отсталости. Отроили из-под палки, по этим воззрениям, трусливые и невежественные, а ломали предтечи будущего, храбрые и благородные. Строили плохо, ломали хорошо. Но при всей виртуозности разрушения постройка шла своим ходом и своей чередой, население Руси в условиях свободы труда росло быстро и заселяло землю к великому конфузу певцов эскалации «несвободы» в русском обществе. В XIX веке литераторы и публицисты создали для будущего разрушения страны образцы новой титулованной знати — борцов за «светлое будущее». Пугачёв, Разин и Булавин, да ещё Болотников, были увенчаны короной мучеников за свободу человечества. Сколько человек было замучено ими — историки ещё не подсчитали. Из них, к слову сказать, два последних были пособниками врагов внешних: первый — шведов, второй ослабил Русь перед нашествием поляков в Смутное время.

Среди различных причин, называемых для объяснения быстрого роста русского государства и численности русского народа называют то одну, то другую, но, бесспорно, самая главная из них — это введение христианства, утверждение Церкви, которая сплотила русский народ в единую нацию, единое целое. Крестьянин и князь имели одну веру, одно представление о смысле жизни, о том, что такое хорошо и что такое плохо. Крестьянин требовал от князя и царя исполнения церковных обрядов и заповедей Божиих, а князь и Царь требовали того же от крестьян, мещан, ремесленников и купцов, и все носили высокое имя православных. Это имя не было пустым звуком, оно накладывало твёрдые требования к личности. Единая духовная основа в обществе была установлена именно церковью [Интересно, что крещение в Веру православную иноземцев рассматривалось как принятие присяги государству. Быть православным — значило быть русским, значило быть человеком православной Общины — Русского государства. Так православие и русская государственность сливались в одно нерасторжимое целое в сознании русских людей до позднейших времён — XIX века, когда народилась безродная интеллигенция, исповедывающая практический иудаизм]. Она гарантировала высокую ценность человеческой жизни вне зависимости от сословной принадлежности. Она учила, что ни земное богатство, ни бедность не есть самое важное в жизни нашей и что высшее требование к человеку может быть осуществлено им на любом месте и в любом звании.

Создание крепкой семьи — заслуга только Церкви. Семья под её крылом превращается в союз любви, помощи и согласия. С утверждением Церкви в русском обществе начинается рост народонаселения. Прекращается практика убийства детей, которая была обычным делом в любом языческом обществе. Высоко поднимается в русском обществе значение женщины, определённое уже самим таинством брака. Штраф за нанесённое бесчестье женщине предусматривается уже Русской Правдой. В дальнейшем он возрастает вчетверо против штрафа за оскорбление мужчин. Женщина — будущая мать, жена, сестра вызывает уважение в обществе, её честь защищается законом. При таком положении русской женщины влияние матери на воспитание детей было обеспечено, а при сильном влиянии Церкви и веры на самую женщину результат домашнего воспитания в народе не мог быть сомнителен. Тем более что это домашнее воспитание было поддержано общиной и в быту простого народа.

Христианство внесло новое начало в дело помощи немощным, сиротам, увечным, больным и старым. Известно слишком хорошо, что язычество не знало милосердия, жалости, желания помочь бедным и убогим. Слабые должны умереть, по этому воззрению, которое несла и античная культура со своими Платонами, Сократами и Аристотелями. Так поступали и в языческом быту славян: во время голода убивали стариков и немощных женщин.

Теперь же помощь ближнему вменяется в обязанность христианина. Это его долг на земле. О нем неустанно твердит ему с амвона каждой церкви священник, столетие за столетием, в каждом приходе.

С установлением христианства помощь убогим, пострадавшим от огня, болезней, пожара, а также увечным, сиротам, бедным вдовам, нищим берет на себя Церковь. Эти нуждающиеся в помощи представляются попечению духовенства и монастырей. Общины с принятием христианства становятся приходами.

Христианство вызывает к жизни вдохновенные токи творчества. Каждая община возводит храм и стремится к тому, чтобы он был благолепным. Она приглашает художников-иконописцев, она заказывает для литья колокола, приглашает священников, содержит причт, обеспечивает все материальные средства к богослужению, включая красивую одежду священника, ризы, всю утварь церковную, приобретает потребные книги. При каждой церкви имеется просфирня, и несколько убогих живут при ней. «Нищие на Руси питаются о Церкви и о приходе», как говорят наши древние акты.

С введением же христианства появляется забота и о религиозном просвещении народа, о введении образования, вкоренении через это духовное образование нравственности и умственного развития. Появляются с первых же шагов введения христианства, со св. Владимира и кн. Ярослава Мудрого, духовные училища и школы. Образование народа было предоставлено священникам и дьяконам и распространялось по общинам. Это образование могло дать летопись преп. Нестора, «Слово о Благодати» первого русского митрополита Илариона, житие преп. Феодосия Печерского.