Испытание - Елена Богатырева

Она была крайне полезна. Жаль только, что с Ларисой все так вышло. Не поверила девчонка, что Евгения – ее мать. Видно, сердце подсказало…

– Спасибо тебе, – ласково сказал Андрей. – Ты снова помогла мне.

– И помогла бы еще, если бы ты послушал меня, – горячо начала Евгения, но Андрей перебил ее:

– Если ты снова о детях – лучше оставь. Они нужны мне и они будут со мной.

В тоне его явственно прозвучало раздражение, но Евгения не думала сдаваться.

– У меня нехорошее предчувствие. Когда я говорила с Ларисой, мне казалось, что это Марта стоит передо мной. Она ведь что-то почувствовала тогда…

– Ты просто плохо сыграла свою роль. Вот что она почувствовала. Я был глуп, послав тебя…

Ты этого слишком не хотела! А что ты скажешь о Даниле? Мальчик нашел отца и буквально преобразился. Бросил все и перешел на работу ко мне. Он любит меня.

– Любит, – согласилась Евгения и добавила негромко – пока не узнал о матери…

– Перестань! Галина совсем опустилась в своем кабаке. Толку от нее не было бы никакого.

– Разумеется. Но мне кажется, ты зря тратишь силы. Дети не останутся с тобой. Слишком долго они находились в руках Марты.

Андрей встал с кресла и прошелся по комнате.

Ему не хотелось делиться с Евгенией своими планами. Она знает часть их, играет в них свою роль, и – довольно.

Он покосился на Евгению, занятую белым котом, и внутренне содрогнулся. Как резко она сдала за последнее время. В считанные недели превратилась в старуху. Как все-таки коварна природа, лишив женскую красоту совершенства. Она дает женщине возможность привлекать мужчин лишь до того часа, пока та в состоянии родить ребенка. Но вот наступает день, когда запас отпущенного ей времени исчерпан и красота рушится в одночасье, словно краска ссыпается с дряхлого холста. То, что еще вчера сочилось жизнью и манило, теряет форму и цвет и, кажется, разрушается прямо под твоими пальцами.

Как ей, интересно, живется в этой высохшей оболочке? Или вместе с телом высохли и ее желания?

Андрей чувствовал себя моложе Евгении лет на десять, не меньше. Мимоходом он заглянул в зеркало: так и есть. Он еще выглядит вполне молодцом, да и сил у него достанет от души осчастливить самую ненасытную молодуху.

– О чем ты думаешь? – спросила вдруг Евгения.

– Я… – Андрей растерялся.

– У тебя такое лицо, будто ты хочешь кого-нибудь зарезать.

Она смотрела на него без тени улыбки, в глазах вздрагивала и гасла знакомая недобрая искра.

– Ты ведь не любишь этих детей, правда? – ревниво спросила Евгения. – Тебе ведь нужно совсем другое…

– Вот видишь, ты и сама знаешь.

– Знать-то знаю, но не пойму – зачем? У тебя все есть: деньги, власть. Куда ты нацелился?

Неужели решил податься в политику?

– Боже упаси. – Он замахал руками и засмеялся. – Там столько неприятных обязанностей.

Нет, это не по мне. Мне достаточно Осетрова.

Приобрести собственного депутата гораздо менее накладно, чем самому тащить весь этот воз.

– Тогда что?

– Я старый человек, – улыбнулся Андрей. – Я многое видел и у меня действительно есть все, что душе угодно. Но за спиной осталось нечто такое… – Он задумался. Стоит ли говорить ей?

Тем более столько лет прошло… – Помнишь того типа, который шатался в лесу возле нашего дома?

Мы еще устроили на него настоящую охоту…

– Тот самый, который увел твою жену? Ты так рьяно искал ее тогда…

– И не потому, что мне во что бы то ни стало нужно было вернуть жену, – усмехнулся Андрей.

– Неужели?

– Этот человек умел нечто такое… Даже не знаю, как сказать. Он творил чудеса.

– И что? – не поняла Евгения.

За много лет она привыкла, что все желания и притязания Андрея были земными, касались тех благ, которые она звала материально-утробными.

А тут вдруг чудеса какие-то и взгляд отрешенный… Недавно ей попался журнал, где она прочитала, что с годами мужчины превращаются в женщин. Происходят необратимые изменения в организме, количество мужских гормонов сокращается, зато растет число гормонов женских.

Поэтому они становятся менее жесткими, слезливыми и сентиментальными. Здесь бы и обрести гармонию со своей половиной, но с подругой творится та же ерунда: у нее плодятся мужские гормоны и сокращается число женских. Она уподобляется мужчине – становится бесчувственной и грубоватой. Евгении такой пассаж показался весьма забавным, но если послушать Андрея, то и вправду можно решить, что он превращается в бабу. Вот и на чудеса потянуло.

– Женя, ты не представляешь что это такое. Я не смогу объяснить тебе. Это как перелом в жизни. Ты знаешь, что такого не бывает, не должно быть. А оно берет и.., совершается на твоих глазах. Что-то случается. И тебе уже не забыть…

– Ты наслушался историй Марты о том, как он гасит свечу на расстоянии? Сходи в цирк. Там и не такое увидишь. Я не понимаю, как ты, человек здравомыслящий…

– Ты не все знаешь. Однажды я встретил его… Тип, шатающийся вокруг дома, да еще пристающий с разговорами к жене, не давал мне покоя. Если бы кто-то из местных, я бы махнул рукой. Но парень был из Москвы, а значит его не обведешь вокруг пальца как здешних. Да и что ему могло быть нужно от Марты? Если обычный стукач, зачем ему плести небылицы про Бога и про этот необыкновенный знак… Я пропадал в лесу несколько вечеров. Ружье висело на плече, и рукой я придерживал ствол, чтобы было сподручнее вскинуть в любую минуту. Я звал его «сказочником» и убеждал себя, что он просто морочит голову людям. Как твой Сенечка. Хотя до такого и Сенечка бы не додумался: Бога он лицезрел, видите ли, и мало того, Господь сподобился оставить ему на бумажке автограф, взглянув на который люди сходят с ума…

– Что-то я не понимаю, какой автограф? – перебила Евгения.

– Знак, начертанный на клоке бумаги. Если ты достоин – знак наделяет тебя необыкновенными способностями. Если нет – сводит с ума или убивает…

Евгения рассмеялась. Хохотала до слез, бормоча извинения, а потом сказала:

– Вот ведь что значит всю жизнь людей дурить! Сам в чудеса верить начинаешь! Прости, но…

– Ты помнишь того человека, которого я нашел как-то в запертой больнице?

Евгения наморщила лоб и помотала отрицательно головой: нет, она ничего не помнила. Она хранила свои воспоминания о той поре, свои радости. Явь и наркотический бред переплелись настолько плотно, что теперь трудно вычленить какой-то отдельный эпизод…

– Я тоже тогда смеялся. Но помнил о реальном человеке, неизвестно как оказавшемся в запертой больнице. Он действительно был совсем плох.

Только вряд ли крыша у него поехала оттого, что взглянул на какую-то там бумажку. Скорее отчего-то другого. Но это был довольно редкий случай безумия, об этом я могу сказать как врач… В тот вечер нас было пятеро, мы рассредоточились и прочесывали лес. Наверно, он шел за мной по пятам. Или все время был где-то поблизости. Я чувствовал это.