Пуля для императора - Андрей Белянин

– Без дела волну гнать не станем, Александр такого не любит. Пистолеты купим, ежели грошей хватит. Мне бы шашку лучше. Да они в здешних офицерских лавках стоят, как чугунный мост через ту же Неву! Меня ж потом жаба задавит…

– Хорошо, значит, надо докупить ещё два револьвера с патронами, – я мысленно сделал отметку в памяти. – Транспорт? Поедем верхами или наймём кучера?

– Я верхом. Вы в коляске с кучером.

– Разумно, – согласились мы с мисс Челлендер.

– А что мы будем делать, если кого-нибудь обнаружим?

Старый казак первоначально даже изумился примитивности вопроса, открыл было рот, закрыл, снова и снова порываясь что-то сказать, но…

– Матвей, а у вас есть какие-нибудь знакомые, которые могли бы с нами прокатиться? Ну, чисто так, прогулочным шагом, на всякий случай?

– В его величества личном императорском конвое есть, конечно, да толку? – задумался он. – Трое гуляющих ни у кого особых подозрений не вызовут, а ежели я с десятком верховых поперёк всей дороги шерстить начну, так только спугнём негодяев. А они в другой раз, в другом месте исподтишка ударят.

Мы помолчали. Действительно, если попытка покушения на императора в завтрашней поездке будет иметь место, то любая массовая акция военных или казаков тут же раскроет наши карты.

– Говорю ж, неслухи, на месте разберёмся. Будет мало – сами справимся, а будет много – так главное – шуму побольше поднять, да и галопом к императорскому поезду! Справимся, делов-то раз плюнуть… Эй, парень! А ну ещё налей!

Наверное, во всём виновата водка. Иначе ничем нельзя объяснить, что мы так легко с ним согласились. Старый Матвей вообще обладает какой-то первобытной харизмой.

Он способен уговорить вас расстаться с жизнью самым самоубийственным способом, типа драки десятеро на одного или нашего сумасшедшего прыжка с железнодорожного моста носом в реку, да ещё и испытывать при этом буквально щенячий восторг!

Фактически, сейчас он подписал меня и мисс Энни Челлендер на героическую гибель во имя русского трона. Ели китайцы посмели напасть на дом графа Воронцова, генерала в отставке, в центре Санкт-Петербурга, не боясь ни полиции, ни преследования, то значит, у их командиров очень высокие покровители…

Я не сомневаюсь, что лично фон Браунфельс и тот самый князь Юсупов не будут участвовать в покушении лично. Но и одного ренегата с мобильным отрядом наёмников в десять-пятнадцать человек более чем достаточно, чтобы неожиданно ударить по царскому кортежу. А мы трое (молодой мужчина, юная девушка, грозный старик с наполеоновскими комплексами) должны будем их остановить?

Сама эта мысль после третьей рюмки вдруг показалась мне невероятно смешной. Возможно, поэтому я не обратил внимания на шатающегося пьянчужку, два или три раза слишком близко проходившего мимо нашего шумного стола…

Да что там неопытный я?! Даже бывший конвоец, ветеран многих войн, и то усом не повёл. А как оказалось, зря. Всё могло сложиться совершенно иначе…

Мы разошлись ближе к девяти часам.

Хотя, собственно, как разошлись? Матвей снял нам меблированную комнату «для свиданий» в том же трактире, на втором этаже. Сам он отправился к Зимнему, дабы, по его же выражению, «пошукать ввечеру по товарищам».

Как я понимаю, это значило, что, несмотря на позднее время, он попытается каким-то образом достать лошадей и оружие. С первым проблем нет, а вот с последним сложнее, – сколько мне известно, лавки и магазинчики подобного рода закрываются ещё часа в четыре.

Вечером господа-офицеры традиционно больше гуляют, чем желают сей минут прикупить себе боевой револьвер иностранного производства или, в десять ночи, срочно получить на руки новенькую шпагу, саблю или кортик знаменитой златоустовской фабрики.

Но деньги у бывшего конвойца были, я выдал, а с деньгами такой человек что угодно из-под земли достанет. Видимо, о чём-то подобном думала и мисс Челлендер, сидя на краешке табурета, подальше от меня и поближе к двери. Наши отношения никогда не были простыми и ясными, как строки бессмертного Китса. Скорее даже наоборот, путаными, противоречивыми и пристрастными, словно свод законов короля Георга III.

Иногда это усложняло, иногда, наоборот, облегчало жизнь. Я имею в виду то, что, если мы с ней не разговаривали по несколько часов, это удивительнейшим образом не напрягало ни одну из сторон. Согласитесь, это весьма и весьма неплохо…

Учитывая, что в комнате из всей мебели была лишь металлическая кровать, застеленная не самым свежим бельём, да один табурет, мне пришлось встать у окна, выходящего во внутренний дворик. Присесть или прилечь на кровать в присутствии дамы казалось несколько бестактным.

Впрочем, точно в той же мере, что и предложить прилечь ей. Господи, что со мной?

В дороге подобные глупости нас ни на миг не волновали. Мы частенько спали рядом, на сене, на траве или брошенной на пол овчине, спиной к спине, ни о чём не думая и ничего не стесняясь. Что же с людьми делает цивилизация, кем мы становимся в больших городах, как быстро теряем самих себя…

– Я могу вас попросить? – Энни вдруг подала голос.

– Да, конечно, всё, что угодно.

– Прикажите подать водки.

Мне показалось, что я ослышался.

– Здесь не подают джин, виски или вишнёвый ликёр. Местное пиво ужасно. Но водка хороша почти в любом, даже самом захудалом заведении.

– Но вы…

– Да, я леди. Леди хочет выпить и выговориться, а без водки у меня не хватит решимости, – угрюмо буркнула она, вскидывая подбородок. – Так что, мне спуститься вниз и попросить самой?

– О нет! Разумеется. Прошу простить меня. Сию секунду.

Я пулей метнулся вниз, поймал за рукав вытирающего столик официанта и через минуту вернулся в комнату с рюмкой водки на маленьком подносе.

– Пошли филолога за водкой, он одну и принесёт, – разочарованно протянула рыжая англичанка. – Майкл, Миша, сэр Строгофф, как вам приятнее, вы что же, всерьёз решили, что я её и пить буду в одиночку?! Я уже так похожа на какую-нибудь старую леди из деревеньки под Йоркширом?

На этот раз я обернулся даже быстрее. На широком серебряном подносе стояла бутылка лучшей водки, миска солений, горбушка чёрного хлеба и два кусочка селёдки сверху.

– А вы галантный кавалер, – удовлетворённо кивнула дочь английского посла. – Учились ухаживать за дамами в парижском Версале? Школа сразу чувствуется…

Наверное, мне не удалось сдержать эмоции и всё отразилось на лице, потому что Энни поспешила извиниться:

– Не обижайтесь, ради всего святого! Ну что вы как ребёнок?! Я больше не буду. Поставьте же уже куда-нибудь этот поднос! Вот, на табурет хотя бы. И не уроните ничего, пожалуйста!