В ледяном аду - Сергей Зверев

Мистер Бим воспользовался дельным советом бывалого человека, отряхнул унты от снега и снова устроился возле обогревателя. Некоторое время он молчал, затем поднял голову и заговорил. Его глаза при этом ровным счетом ничего не выражали.

Он словно воспроизводил чужой текст, заученный на память:

— Джон, ты понимаешь, что дальше так продолжаться не может. Нам мешают соседи. В первую очередь русские на Лазаревской, и во вторую — аргентинцы на Сан-Мигеле. С этим надо что-то делать.

— Убрать? — бесцветным голосом поинтересовался Джон и отложил эспандер.

— Решение может быть разным. Главное, чтобы они нам не мешали.

— Насчет русских я бы не стал беспокоиться. — Смит ухмыльнулся. — Я пробил по ним информацию. Это туристы. Они арендовали модуль на Лазаревской еще до того, как сюда прибыл «Профессор Молчанов». Из радиоперехвата я узнал, что водитель вездехода, он же их провожатый, уже жалеет о том, что с ними связался. Пьют, хамят, безобразничают, короче говоря, отрываются по полной программе, как это умеют делать только русские. Мы им абсолютно не интересны.

— И все равно лучше было бы, чтобы они перебрались в другое место или вообще покинули Антарктику. Придумай что-нибудь. Выбор за тобой и твоими людьми. Но, на мой взгляд, следует действовать мирно, чтобы не привлекать к случившемуся нежелательное внимание. Трупов и похищений уже хватает. Пусть на Лазаревской случится техническая авария. Скажем, выйдет из строя электростанция или загорится склад горюче-смазочных материалов. Без электричества и отопления они долго здесь не протянут, переберутся на ближайшую российскую станцию, сейсмографы которой уже не будут в силах принять слабый сигнал от изыскательского взрыва.

— Постараюсь так и сделать, — пообещал Смит. — Хотя уверен в том, что этим пьяницам мы абсолютно безразличны. А уж о сейсмологии они имеют еще меньшее представление, чем я.

— Если ты так уверен в их безвредности для нас, то можешь с ними повременить и заняться в первую очередь аргентинцами. Их на станции теперь осталось всего двое.

— С ними тоже что-нибудь придумаем, — прозвучало в ответ.

Ветер гнал снег, сносил его в море. Волны плескали в льдины. Низкие облака проплывали в небе. Давыдовский уже вернулся в модульный домик, встал за Мариной, обнял ее. Аспирантка не сопротивлялась. Она сидела и прислушивалась к тому, что шептал ей на ухо Михаил Павлович.

Никто на станции не услышал, как в небесах прорезался тихий стрекот винтов. Из облаков вынырнул еле заметный беспилотник, смесь самолета с вертолетом. Серебристый аппарат был практически неразличим с земли, лишь тихий стрекот пропеллеров мог выдать его.

Беспилотник неторопливо заложил круг. Любопытный объектив камеры поворачивался, фиксировал обстановку. Внезапно бездушную машину словно что-то заинтересовало. Она поднялась повыше, зависла над одним из модульных домиков. Объектив камеры нацелился на надпись, сделанную прямо на маскировочной сети краской из аэрозольного баллончика: «Мы здесь».

Беспилотник повисел над замаскированной станцией и резко ушел в облака. Надпись быстро заметал снег, и через пару часов ее уже не стало видно.

— Уже который день мы как дерьмо в проруби болтаемся! — с недовольством произнес подрывник Сазонов.

Он сидел на палубе плавучей тюрьмы в хорошей компании, которую ему составляли молодой аспирант Валерий Черный и Илья Шепелев. Мужчины расположились за пластиковым столиком, застеленным полотенцем, поверх которого стояли бутылка трофейного вискаря и банка тушенки, в тарелке лежали галеты. Натюрморт довершали пластиковые стаканчики. Остальные ученые, оказавшиеся на борту плавучей тюрьмы помимо своей воли, остались в каюте, смотрели на компьютере фильм.

Сазонов поднес к губам стаканчик, на дне которого плескалось спиртное, и выпил одним глотком.

— Во-первых, мы не болтаемся как дерьмо, а просто дрейфуем, — после паузы проговорил Черный. — А во-вторых, куда ты гонишь? Времени у нас хоть отбавляй. Растягивай удовольствие.

— Никто не знает, сколько нам отмерено. Вдруг сейчас прилетит… — Шепелев не успел окончить фразу, как его перебил Сергей Сазонов:

— Да, прилетит вдруг волшебник в голубом вертолете и бесплатно заберет нас отсюда, а мы и виски не успели допить. Лично я на такой вариант согласен целиком и полностью. Вот только никто не спешит.

— А ты прояви мудрость, наслаждайся жизнью в том виде, какая она есть, — посоветовал Шепелев. — Пейзажи вокруг изумительные. — Он повел рукой, словно сам создал все то, что просматривалось за бортом. — Айсберги плывут. А воздух какой! Люди огромные деньги платят, чтобы такое увидеть, а нам все даром досталось. Да еще и выпивка халявная. Даже туман, и тот рассеивается. Так что, может, мечты про волшебника скоро станут реальностью, и нас заметят с воздуха.

— Твои бы слова да богу в уши! — поддержал его аспирант Черный.

Судно несло течение, рядом с бортом медленно проплывал айсберг.

— А кто-то говорил, что мы никогда не сможем столкнуться с такой вот глыбой, — произнес Сазонов. — Мол, течение тащит все по поверхности с одинаковой скоростью, — сказав это, он обвел товарищей по несчастью взглядом, явно намекая, что неплохо бы развернуть научную дискуссию по этому поводу. — Тогда почему айсберг движется быстрее нас? А, ученые мужи, может, кто-нибудь даст ответ мне, темному и необразованному?

— Не прибедняйся, — отозвался Черный. — Мы уже слышали, что ты университетов не кончал. Ответ прост. Реальность всегда отличается от математической модели процесса. В прошлый раз мы ошиблись, предположив, что течение одинаково влияет на наше судно и айсберги.

— Мы по одному морю плывем, — вставил Сазонов. — Как же течение может быть разным? Вода сквозь лед просачивается, а сквозь металл нет?

— Это была упрощенная модель. Одномерная, линейная. На самом же деле мы существуем в трехмерном мире, — принялся рассуждать аспирант. — Мы не учитывали так называемую парусность объектов.

— Чего-чего? — переспросил Сазонов.

— Большая часть нашего судна находится над водой. Потому и воздействие ветра на него сказывается куда больше, чем в случае с айсбергом. У того девять десятых объема скрыто, утоплено, вот передвижение воздушных масс и сказывается на нем слабее.

— Значит, по твоей логике, айсберг должен плыть медленнее нас, — с победным видом сделал умозаключение Сазонов. — Ни хрена твоя теория не работает.

— А если ветер встречный? — выставил контраргумент аспирант. — Тогда все правильно, айсберг будет двигаться быстрее нашего судна, у которого парусность бо`льшая.

Экспериментатор Сазонов усмехнулся, облизал палец, поднял его над головой и сделал вывод:

— Опять не работает твоя теория. Ветер-то попутный.

Шепелев со скучающим видом смотрел на початую бутылку виски, но не спешил брать ее в руки, ждал, когда окончится дискуссия.

— Если учитывать ветер, то это только двухмерная модель, — не хотел сдаваться Черный. — А мир, как я уже говорил, трехмерен. Некоторые даже утверждают, что существуют четвертое и пятое измерения. Но остановимся на трех. Почему мы должны считать, что течение на разных глубинах одинаково? Оно разное! Внизу одно, у поверхности другое. Айсберг погружен основательно, вот на него и воздействуют более глубокие течения.

— С этим я согласен. Сам дельтапланеризмом занимался. Так и летал, используя воздушные течения разной направленности и восходящие потоки, — сдался Сазонов. — Но мне не нравится твой подход. Ты придумываешь одну модель за другой, пытаясь объяснять то, что мы видим невооруженным глазом. В результате становится понятно, что мы ни хрена в этом мире объяснить не можем. Модель становится все сложнее и сложнее.

— Хорош трындеть, — не выдержал Шепелев. — Вискарь выдыхается. Плывем себе и плывем.

— Дрейфуем, — поправил аспирант Черный, любивший академическую точность во всем.

— Да пусть хоть как дерьмо в проруби болтаемся, — вставил Сазонов. — Главное, что движемся, и, надеюсь, к цели.

Илья Шепелев плеснул понемногу в пластиковые стаканчики.

— Кто желает со льдом, тех прошу перебраться на айсберг. Он совсем близко, стоит руку протянуть, и дотронешься. Кто скажет тост?

— Задолбал, — незлобно проговорил Сазонов. — Сперва учат пить маленькими глотками, а не залпом. Потом говорят, что без тоста пьют только алкоголики. Ну не могу я на каждый наперсток спиртного тосты придумывать. У меня мозги кипеть начинают.

— Не надо кипятиться, — посоветовал Шепелев. — Я придерживаюсь старой народной традиции — пить с тостами, иначе наши посиделки превратятся в банальную пьянку. Кстати, Сазонов, сейчас именно твоя очередь тост говорить. Мы ждем. Молча пить и не думай. Иначе исключим тебя из нашей веселой компании, и будешь в каюте кирять в гордом одиночестве.