Живой Дали - Питер Мур

Внезапно дверь спальни с шумом распахнулась, и перед нами предстал Дали в отутюженном безукоризненном костюме и с тростью в руках, усы лихо закручивались вверх. Я представил ему мадам Жило.

- А, Капитан, - сказал художник, едва взглянув на даму, - сегодня великий день! Я встречаюсь с кумой!

- Но, Дали, - удивился я, - мадам Жило пришла выпить чай с вами...

- Капитан, - ответил он, свирепо сверкнув глазами, - вас никто не приглашал выпить чаю со мной и с моей кумой. Выйдите, пожалуйста!

Я пошел к выходу, и Франсуаза Жило поспешно последовала моему примеру.

Я знал, что Дали восхищается Пикассо, но не учел того факта, что художник пришел в бешенство, прочитав, что написала о нем Франсуаза Жило в своей книге "Моя жизнь с Пикассо". Он явно решил свести с ней счеты, и потому был так неучтив.

Мне понадобилось долгое время, чтобы убедить Франсуазу Жило, что я не был в сговоре с Дали в тот день.

Месонье

В 1972 году, в отеле "Морис" в Париже, я организовал большую выставку. Выставка называлась "Приношение Месонье". Эрнест Месонье, художник XIX века, писал в классическом стиле и особенно любил изображать батальные сцены. Он имел чин полковника французской армии, в 1846 году получил должность мэра в Пуасси, - одним словом, был весьма уважаемым и очень богатым человеком. Его произведения при жизни оценивались так же дорого, как в наше время оцениваются картины Пикассо. Оплата производилась золотом, а налог на прибыль тогда еще не был изобретен.

Месонье был любимым художником Дали. На выставке в отеле "Морис" посетители в первую очередь упирались взглядом в огромное полотно Дали "Ловля тунца", вокруг которого размещались работы Месонье, написанные маслом, акварели и скульптуры. На выставку пришло около ста тысяч человек, каждый из которых заплатил при входе по пять франков. Вырученные деньги предполагалось перечислить на реставрацию Версаля.

Дали захотел как-то проявить себя на этой выставке. Он решил давать уроки рисунка всем желающим. Для этого он нанял симпатичную натурщицу и поставил ее на высоко поднятую над полом платформу. Каждый день в пять часов в выставочном зале собиралась толпа молодых и старых художников, и после короткой речи Дали все они принимались рисовать обнаженную натурщицу.

Через три недели я обнаружил, что Дали, разгуливая по залу и критикуя работы учеников, ставил на каждом рисунке отметку о просмотре. Иногда он даже подписывался в правом нижнем углу! В результате сегодня в мире существует около двухсот рисунков, не принадлежащих кисти Дали, но имеющих на себе подлинную подпись маэстро!

Крест Господень

Я уже писал, что Дали всегда держал при себе, в кармане жилета, кусочек дерева размером не больше двадцатипятицентовой монеты. Каждый раз, когда художника охватывало волнение, его рука украдкой скользила в карман, чтобы прикоснуться к волшебной деревяшке, которую он считал частичкой того самого креста, Иисусова креста. По его мнению, именно этот кусочек креста зимой 1971 года спас от пожара знаменитый отель в Нью-Йорке.

Однажды утром Дали не сумел нащупать волшебную деревяшку. Он не нашел ее и в чемодане, где держал другие сокровища. Всю комнату пришлось перевернуть вверх дном. Мы посмотрели под кроватью, опустошили все ящики, внимательно ощупали пол под ковром и собрались уже двигать мебель, как появилась уборщица. Она принесла почищенный и выглаженный костюм.

От ее внимания не ускользнули беспорядок в комнате и волнение Дали, и она спросила, что случилось.

- Крест! - выкрикнул Дали. - Крест пропал!

- Маленький кусочек дерева, - объяснил я.

- Этот кусочек был такого размера? - уточнила уборщица, показав большим и указательным пальцами расстояние, соответствующее размеру двадцатипятицентовки.

- Да, - захныкал Дали, - где он?

- Я только что выкинула его в мусорный ящик.

Дали был на грани обморока. Уборщица побежала в прачечную и принесла оттуда волшебную деревяшку, которая, опоздай мы на одну минуту, могла отправиться вместе с остальным мусором в вечность.

От отца к сыну

К началу 1970-х годов производство графических серий Дали достигло такого масштаба, что художнику приходилось тратить два-три часа в день на подпись множества драгоценных страниц (драгоценными они становились после того, как он ставил на них свое имя). Работая в среднем скоростном режиме, он подписывал до тысячи страниц в час.

Обычно Дали ждал наступления вечера, чтобы приняться за работу, и ему случалось засиживаться допоздна, если речь шла о запуске важной серии литографий. В некоторые дни он начинал подписывать с самого утра. Художнику нравилась мысль, что он может начать день, заработав себе несколько тысяч долларов...

Однажды, когда Дали в очередной раз был занят проставлением собственной подписи, он вдруг расхохотался.

- Что случилось, Дали? - спросил я.

- Я вспомнил своего отца, - ответил художник.

Отец Дали был нотариусом. Надо заметить, что в ту пору в Испании профессия нотариуса считалась намного более достойной, чем сейчас. Сфера деятельности нотариуса не ограничивалась законными актами.

- Знаете, он ведь хотел, чтобы я пошел по его стопам, - продолжал Дали. - Он руководил самой большой конторой в Фигерасе, карьера мне была обеспечена.

Я не знал, что отец Дали питал подобные надежды на будущее сына.

- Так почему же вы не стали нотариусом? - спросил я.

- Во-первых, потому что я гений, а гении не становятся нотариусами! А во-вторых, каждый раз, когда отец приводил меня в контору, я видел, что его день состоит из подписывания бумаг. Это занятие казалось мне тогда идиотским. Я не собирался проводить остаток дней, подписывая горы бумаги. И именно этим я сейчас занимаюсь. Я провожу часы, подписывая бумаги. Конечно, моя подпись имеет другое значение, чем та, которую ставил отец, но, похоже, никто не в силах обмануть судьбу. И если уж мне суждено было подписывать, подписывать, подписывать и еще раз подписывать, то этим мне и приходится заниматься!

Щеголь

Дали обожал щегольски одеваться! Почти всегда он носил рубашки с кружевами. Кружева располагались спереди, на воротнике и на манжетах. Еще он обожал играть в шахматы. Каждый раз, когда перед ним оказывался сильный соперник, готовый сражаться один на один, Дали надевал перед игрой рубашку с кружевами.

Чувствуя, что проигрывает, он нетерпеливо тряс рукой над шахматной доской, смахивая кружевными манжетами на пол несколько фигур. Разумеется, он сразу же извинялся и снова расставлял фигуры на доске, но всегда с преимуществом для себя, а не так, как они стояли до этого.