Собрание сочинений. Том 5 - Петр Павленко
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Тысяча человек на митинге в рабочем поселке Левандовке, девятьсот — в трамвайном парке, пятьсот — на шоколадной фабрике Бранка, тысяча человек на театральной площади, три тысячи — у памятника Мицкевичу, четыре тысячи — в четвертом избирательном районе.
Львов не спит. Он, бодрствуя, ждет утра. Через шесть часов он выйдет к избирательным урнам.
1939
Гродек Ягеллонский
Имя у городка древнеславянское. Он стоит у берега озера, похожего на пруд, отдаленно напоминая Переславль-Залесский. Маленькие пестрые поля, от которых рябит в глазах, подбегают к его околицам и в обнимку с садами втискиваются в концы городских улиц. Дома стоят почему-то бочком к главной улице, искоса поглядывая на жизнь из-за забора. Базарная площадь, торговые ряды, миниатюрная ратуша со шпилем, древняя широкобокая церковь с куцым куполом и дома со светлыми стенами и черными, будто обуглившимися, крышами из прогнившей дранки.
За городом, на краю полей, как дымок, стелется низкий лес. Галицийская грязь, сыро. Но дорога оживлена: мчатся военные грузовики с сеном, бредут из города и в город люди в котелках, длинных пальто, со штанами, подвернутыми под коленями, тарахтят подводы с беженцами. Молодые люди в синих беретах и городских летних плащах лихо отдают честь проезжающим мимо них военным.
Вдоль разбитой прошедшими армиями дороги валяются еще развороченные автомобили. Они лежат на земле осями, будто ползут на четвереньках. У перекрестков дороги — высокие тонкие кресты, тощие, как здешние люди. Деревянные фигурки библейской Марии, отсыревшие под дождем, напоминают заблудившихся беженок из-за Сана.
Красивый, но печальный юг. Это Галиция. В Гродке Ягеллонском, от старины которого ничего не осталось, кроме знаменитого имени, семьдесят украинцев, двадцать три поляка, пять евреев и два немца на каждую сотню жителей. Чем они занимаются в самом городе, где их шестнадцать тысяч, никому неизвестно.
Гродек Ягеллонский — центр уезда. Промышленность — пять не работавших из-за отсутствия заказов лесопильных заводов и мебельная фабричка с сорока человеками. За неполный месяц деятельности временного управления мебельная фабрика расширилась; в ней уже сто рабочих. Но и их мало, придется перестраивать цехи, потому что заказов полным-полно до Нового года. Запускаются и пять лесопилок. Создается свой уездный театр, детские ясли; на днях откроются новые магазины.
В первом избирательном участке баллотируется кандидат председатель временного управления, с именем которого связана новая жизнь городка.
Сырой корпус гимназии убран возможно торжественно: на стенах домотканные ковры нежных тонов, портреты вождей, на подоконниках неизвестные мне цветы — темно-малиновые, махровые.
Час дня. Очередь у стола, где выдают бюллетени, не уменьшается с самого утра. Приезжают фиакры с престарелыми, иных подвозят на телегах.
Как раз напротив гимназии костел. Захожу. Пусто, хотя ксендз в облачении все же свершает какой-то обряд в совершенном одиночестве. Нет даже древних старух.
В селе Добростан сегодня первой голосовала восьмидесятилетняя старуха крестьянка. Опустив свой бюллетень, она осталась на участке, встречала знакомых и проявляла горячий интерес к тому, как голосуют, когда объявят результаты и не может ли выйти ошибки. К полудню, когда все проголосовали, она ушла домой.
Из села Любень Великий привозят польскую урну, служившую при выборах в сейм. Простой деревянный ящик с раздвижным куском задней стенки. Любой бюллетень мог быть изъят совершенно незаметно и заменен другим. Забирают урну во Львов.
В Гродке, на первом участке, урна оцинкованная, как бензиновый бак. В селах повытаскивали старые, обитые железом сундуки и, повесив на них замки и запломбировав, опускают бюллетени в пробоину в крышке сундука.
В Вычерче Набутовской верующие украинцы сначала отслужили в церкви, а потом пошли все вместе на выборы. В местечке Янове, на Яворовском шляху, гремит музыка: любительский струнный оркестр мобилизовал себя на сегодня и ходит по улицам от участка к участку. В селе Деброжире народ не расходится по домам, хотя голосование тут окончено: все ждут новостей.
Поезд из Яворова во Львов, бегущий по краю шоссе бок о бок с автомобилями и телегами, убран флагами и портретами членов Политбюро ЦК ВКП(б).
А над Львовом, над его иллюминованными улицами, колышется задушевная украинская песня. Радиорупоры установлены на днях. Это — новое. Многие слушают, свесившись с подоконников. Пожилые люди вынесли скамеечки и сели возле радиорупоров. Украинская песня закончилась, вслед началась еврейская мелодия. Старики подняли головы к радиорупорам и закрыли глаза. От центра шел гул рабочей демонстрации. Ни на час не оставлявшие улицы, начиная с рассвета, шеренгами, рука об руку шли украинцы, поляки, евреи, песни сливались на трех языках.
1939
Дни энтузиазма
Вчера Народное Собрание Западной Украины принимало декларации об установлении советской власти и о вхождении Западной Украины в советскую Украину. Двадцать пять минут длилась овация зала. Делегаты пели, плакали, обнимали друг друга и крепко жали руки, поздравляя с долгожданным часом.
Свершилось! Веками раздробленный украинский народ воссоединился. Мечты его поэтов, мудрецов и воинов сбылись. Великие могилы Шевченко и Франко теперь на одной земле.
— Есть ли кто против?! — спросил председательствующий.
— Нет и не будет, — выкрикнул зал, — а если будет — сотрем!..
— Сотрем! — раздалось из партера, из лож бенуара и верхних балконов театра.
— Сотрем!.. — крикнули полторы тысячи человек.
Какая величавая тема украинской исторической героики решается сейчас во Львове!
Сегодня обсуждался вопрос о земле. Много страсти, гнева и силы обнаружили депутаты, говоря о польских осадниках на украинской земле. Страшнее и подлее жандармов, хитрее сыщиков, прижимистее многих панов были эти агенты польской дефензивы и иезуитщины. Это были польские резиденты на украинской земле, помещики-однодворцы из капралов и отличившихся полициантов, безжалостные вымогатели и хладнокровные убийцы. Как заершился и загудел зал, когда встал вопрос об этих людях! Сразу полторы тысячи человек горячо заговорили друг с другом, каждый приводил факты произвола осадников. У кого не хватало слов — потрясали руками. Желавшие произнести слово устремились к сцене. Все хотели немедленно высказаться. Вместо многих горячих, возбужденных выступил один — спокойный, уверенный, улыбающийся, и вопрос об осадниках был решен, как хотел народ.
Наконец сегодня Народное Собрание приветствовала делегация Красной Армии. Картина, которую мы часто наблюдаем на наших съездах, приобрела здесь особое значение, потому что народ в лице его избранников приветствовала армия, освободившая народ и передавшая ему власть.
— Теперь дело за вами!
И опять буря восторженных выкриков и аплодисментов и песен.
Народ понял, что слово за ним, — и произносит это слово, и торопится перевести его в дело.
Сейчас, когда я пишу эти строки, Народное Собрание под оглушительные крики «ура» и «слава» принимает Декларацию о национализации банков и крупной промышленности. Депутаты встают и восторженно приветствуют сидящего в ложе товарища Хрущева. Сжав ладони, он отвечает залу рукопожатием издали. Стоит такой гул, что с трудом можно слышать соседа. И вдруг наступает неправдоподобная тишина. Что такое? Читается список кандидатур в делегацию, которая выедет в Москву и Киев для сообщения о решениях Народного Собрания. Но как только список оглашен, снова гром и буря голосов. Все хотят ехать. Каждое село и каждая волость желает иметь в делегации своего представителя.
— Включите еще!
— От нашего повиту включите!
— Нас нету!
Все хотят ехать в Москву, хотя все согласны, что поехать всем невозможно.
Решают объявить перерыв и делегациям областей еще раз обсудить, кому ехать в Москву. Областные веча быстро собираются в фойе, в курительной комнате и коридорах. Вопрос простой и трудный — все хотят ехать. Областные веча разбиваются на повитовые. Все хотят ехать, а ехать всем невозможно.
Перерыв затягивается. Наконец делегация создана. Народное Собрание заканчивает работу.
Перед городами и селами Западной Украины открылась полноводная жизнь социализма.
— Боритесь, товарищи!
— Боритесь за народное счастье, за социализм!
1939
Михайло Проть из Куровичей
Десятого сентября, поутру, Михайло Проть из Куровичей увидел на Тарнопольском шляху первую волну беженцев из Львова, Равы Русской и Люблина. Среди них были и краковские и перемышльские жители, а двое — даже из Лодзи. Люди шли и ехали к советской границе, — там можно было спокойно переждать черные дни.
