История военного искусства - Ганс Дельбрюк

 Относительно конницы нам не известно, сделала ли и она за это время какой-либо прогресс. Она культивировалась главным образом беотянами, которые выработали также и смешанный тип борьбы, прибавив к всадникам быстроногих легковооруженных пехотинцев, так называемых гамиппов18.

 Агезилай в своей азиатской войне, читаем мы у Ксенофонта, признал, что в открытом поле ему без всадников ничего не достичь, и сформировал конницу19. Сам Ксенофонт посвятил ей два сочинения, но об этом нам удобнее будет говорить в следующей книге, в связи с военным делом у македонян.

 Существенных успехов достигли греки за этот период в осадном искусстве. Уже в древнейшей египетской и ассирийской стенной живописи и рельефах мы можем распознать осадные машины; но греки даже во время Пелопоннесской войны были совсем неискусны в этом деле. Правда, еще Перикл при осаде Самоса велел построить военные машины, и пелопоннесцы при осаде Платеи сделали несколько попыток взять городок посредством искусственного наводнения, таранов и поджога; но в конце концов, не достигнув цели со всеми этими средствами, они прибегли к старому способу окружения осажденного города валом и голодом принудили осажденных к сдаче. Настоящему осадному искусству греки, по-видимому, впервые научились в Сицилии, у карфагенян, которые осаждали и взяли Селинунт, Гимеру, Гелу и Акрагант при посредстве подкопов, башен и таранов (409 - 405 гг. до н. э.)20. Сиракузский тиран Дионисий Старший был великим машиностроителем, а из Сицилии это искусство проникло и в древнюю Грецию.

 Около того же времени в Сиракузах изобретены были также и метательные машины - катапульта и петробола, а триера заменена пентерой. По рассказу Диодора21, Дионисий собрал в Сиракузах искуснейших техников со всего света, лично заботился о рабочих, поощрял их, награждал усердных и способных и приглашал их к своему столу. И они действительно прилагали к делу все свои силы и изобретали новые образцы стенобитных и метательных машин22.

 1. У спартанцев мы находим очень развитую систему подразделения войска, которая, однако, часто преобразовывалась, а потому нам трудно теперь восстановить ее с уверенностью во всех частностях. Лохи распадались на пентакостии, пентакостии на эномотии, насчитывавшие от 32 до 36 человек23. Несомненно, и в этих мельчайших частях проводилось военное обучение.

 2. Непот рассказывает, что Ификрат преобразовал гоплитов в пельтастов и вообще первым создал этот вид оружия. Это могло быть верно только в отношении Афин, где до тех пор не было пельтастов, которых считали пережитком варварства. Однако благодаря систематическому развитию этот род оружия настолько усовершенствовался, что получил признание даже среди афинских граждан. Впрочем, набросанное Непотом изображение ификратовых пельтастов очень недостаточно. Он совсем не упоминает дротиков, а только длинное копье и длинный меч. Судя по этим признакам, можно было бы подумать, что пельтасты приспособлены были исключительно для рукопашного боя; Рюстов и Кёхли, действительно, понимали реформу Ификрата в том смысле, что он создал новый промежуточный род пехоты. Но это воззрение справедливо отвергал еще Берг, а затем также Н. Droysen (S. 26) и Ad. Bauer (§ 42). Никогда в практике военных событий не выступает на сцену подобная средняя пехота; решающим оружием остаются, как и были, гоплиты. Вопрос лишь в том, действительно ли удлиненное копье и удлиненный меч, в соединении с легким предохранительным вооружением (холщевый панцирь, сапоги вместо поножей - "ификратиды"), были изобретены Ификратом или еще и до него являлись обычной экипировкой пельтаста.

НАИБОЛЕЕ ИНТЕРЕСНЫЕ СРАЖЕНИЯ ЭТОГО ПЕРИОДА

 3. В отношении сражения при Кунаксе, - как и везде, где на арену выступают персы, - мы прежде всего должны произвести ампутацию над числами. Греки настолько сжились с представлением, будто персидское войско в соответствии с величиной государства должно было иметь колоссальную численность, что даже Ксенофонт, этот практик военного дела, обладавший трезвым и ясным умом, как под гипнозом, повторяет нелепые басни. У Артаксеркса под Кунаксой было будто бы 4 армии по 300 000 чел. и из них 3 были на месте24. Даже 100 000 чел., приведенные будто бы Киром сверх его 13 000 греков, подлежат весьма основательному сомнению, как доказал еще Hollaender (Beilage z. Jahresber. d. Domgymnasiums zu Naumburg, 1793 г.). Вероятно, это была армия незначительной численности.

 В бою персидские всадники, под предводительством Тиссаферна, ринулись на греческих пельтастов, стоявших рядом с гоплитской фалангой. Пельтасты уклонились от удара, пропустили персидских всадников сквозь свой боевой порядок и обстреляли их при этом с двух сторон. Ударить на самую фалангу всадники не решились, хотя теперь они могли произвести на нее нападение с тыла, а когда персы Кира обратились в бегство, то - также и с того фланга, где те стояли прежде. Греки не упустили из виду возможность такого нападения и хотели поэтому выполнить маневр, который должен был прикрыть их тыл и фланг, а именно - выстроиться тылом к Евфрату, который до тех пор находился у них с правого фланге. Следовательно, им пришлось бы произвести полный поворот на четверть круга, что чрезвычайно трудно осуществить длинной растянутой линией. Каким способом должен был быть выполнен этот маневр, мы теперь не можем сказать25.

Но так или иначе к нему, по-видимому, не пришлось прибегнуть.

 Персы стянулись к своей прежней позиции, и греки - неизвестно, угрожали ли им персы новым нападением или нет26, - еще раз пошли на них в атаку и опрокинули их. Вероятно, персы не проводили серьезно этого второго боя, так как их пехота уже отступила. Иначе невозможно объяснить, почему их конница не ударила грекам во фланг.

 Читатель видит, как сильно изменились условия по сравнению с Марафоном и Платеей. Греческая фаланга, состоящая из наемных солдат и профессиональных офицеров, обладает гораздо большей стойкостью, чем афинское гражданское ополчение; сообразно этому новому сознанию и той нравственной силе, которую придали эллинам события этого века, грек теперь отправляется в бой с повышенной верой в свои силы, а перс, напротив, с пониженной; и, наконец, фаланга получила поддержку в превосходных вспомогательных войсках, снабженных метательным оружием. Отныне греческая пехота может сражаться с персами в открытом поле.

 Все это объясняется также и возможностью отступления. Персы вполне могли бы одолеть греков, но они предпочитали щадить свои силы в надежде, что греки и без их вмешательства найдут свою гибель в Кардухских горах. Отсюда еще нельзя сделать заключение о положительном превосходстве греческой пехоты над персидской конницей. Да и те 50 всадников, которых выставили греки, не могли, конечно, испугать персов. Как уже приведено выше, Ксенофонт (в Hell., III, 4, 15) сам рассказывает, что Агезилай в войне с Тиссаферном признал необходимым иметь конницу для того, чтобы противостоять персам в открытом поле.

 Доктор Marie Pancritius (Studien ьber die Schlacht bei Kunaxa, Berlin, Alex. Dunker, 1906 r.) удачно опровергает многие ложные положения, высказанные за последнее время учеными о Ксенофонте и "десяти тысячах"; однако и она не сумела дать правильную оценку стратегических и тактических моментов, так как исходит из ложных предпосылок.

 4. Ксенофонт (Hell., III, 4, 23) рассказывает об одном сражении Агезилая против персидской конницы. Так как его собственная конница была, очевидно, слабее персидской, Агезилай хотел поддержать ее пехотой. С этой целью он выслал вперед сперва 10 младших возрастных разрядов из гоплитов, потом пельтастов, а затем и все главные силы фаланги. Смысл этого деления заключался в том, что не только пельтасты, но равным образом и гоплиты должны были ринуться на неприятельских всадников, а так как главные силы фаланги, включавшей в своем составе много пожилых людей, были для этого слишком тяжелы, то вперед были отправлены более молодые бойцы, которые дольше могли выдержать бег.

 5. О сражении при Коринфе в 394 г. до нас хотя и дошли рассказ Ксенофонта (Hell., IV, 2) и некоторые другие сообщения, однако, их недостаточно для подлинного понимания этого события. На обеих сторонах победило правое крыло, совершив охват левого неприятельского крыла путем сдвига вправо и ударив ему во фланг. Затем лакедемоняне со своими победившими частями повернули налево и поочередно, одну за другою, разбили неприятельские части, возвращавшиеся после преследования.

 По этой версии можно принять, что превосходная дисциплина спартанцев, сохранившаяся даже после победы и обусловившая возможность трудного маневра перемены фронта на 90° (с 6 000 бойцами), дала им перевес над противником и решила исход сражения. Тем не менее остается много неясностей.

 По Ксенофонту, коринфяне с беотянами и афинянами имели 1 550 всадников, а лакедемоняне только 600, причем союзники имели перевес также и в легкой пехоте. Каким же образом лакедемонские гоплиты получили возможность охватить афинский фланг, если этот фланг был обеспечен более сильной конницей и легкой пехотой? По одному замечанию в платоновском "Менексене" (цитируется у Грота) афиняне приписывали свое поражение неблагоприятным условиям местности. Может быть, это объясняет нам бездействие их всадников, - но почему же сражение дано было в такой местности, где нельзя было использовать конницу?