Ближний Восток. История десяти тысячелетий - Айзек Азимов

Его доктрины строились вокруг зороастрийского дуализма, то есть борющихся армий добра и зла; и он разрабатывал вокруг этого сложную совокупность символических мифов. Он говорил, что было много истинных пророков, не только Зороастр, но также Будда и Иисус. Он сам, Мани, был, однако, последним из них и окончательным пророком. Имея это в виду, Мани включал в свои доктрины некоторые буддийские и христианские аспекты. Это еще более усложняло его и без того сложные взгляды.

Предполагают, что Мани умышленно записал свои доктрины сам, чтобы они не были искажены позднейшими последователями. (Может быть, памятуя о случае с Иисусом.) В своих писаниях он говорит об организации Неба и Ада, о сотворении мира и человека и, среди всего прочего, не пренебрегает описанием роли, которую играл во всем этом Иисус (согласно своим собственным воззрениям).

Он учил необходимости ухода от мира, так как мир в основном лежит во зле и почти невозможно иметь дело с этим злом, не испортившись самому. Естественно, наиболее благочестивые удалялись от мира полностью и не могли зарабатывать на жизнь. От тех, кто был несколько менее благочестив, ожидалось, что они останутся достаточно близки к миру, чтобы зарабатывать на жизнь и для себя, и для самых благочестивых, которых они были обязаны поддерживать.

Учение Мани импонировало Шапуру, и, пока он был жив, Мани мог проповедовать беспрепятственно под его защитой. Защита была необходима, ибо Мани был не более популярен среди консервативного зороастрийского духовенства, чем Иисус среди консервативного иудейского духовенства. После смерти Шапура в 272 г. вокруг Мани начали собираться тучи. В 274 г., в правление Варахрана I, младшего сына Шапура, он был заключен в тюрьму и вскоре умер.

Это, однако, никоим образом не означало конца его доктрин. Особенно они расцвели в Месопотамии, где служили, быть может, чем-то вроде националистической реакции на торжествующую иранскую доктрину зороастризма. Возможно, жители бывшей Вавилонии сохранили смутные воспоминания о временах, когда они имели собственную великую религию и были готовы принять почти любое новшество (вспомним, что Мани был уроженцем Месопотамии), лишь бы оно отличало их от прочих.

Последователи Мани подверглись ожесточенным преследованиям и были постепенно вытеснены к самым границам страны и за ее пределы. К 600 г. они сосредоточились на крайнем северо-востоке Сасанидских владений, но влияние их простиралось на восток до самого Китая.

Доктрины Мани путешествовали и на Запад, проникнув в пределы Римской империи. Там Мани приобрел известность под греческим именем Манихей, и его учение называлось манихейством.

Манихейство сделалось весьма популярным и около 400 г. стало серьезным соперником христианства. Христианские лидеры преследовали новый культ так же ожесточенно, как зороастрийцы, и постепенно он исчез из Европы. Труды Мани – Священное Писание манихейства – были потеряны и известны нам только в цитатах и комментариях его врагов.

Тем не менее, манихейские верования уцелели в странных местах, в Европе и в Азии, до периода расцвета Средних веков. Некоторые христианские ереси Средневековья имеют густую манихейскую окраску.

Возрождение Рима

Неспособность Шапура захватить восточную часть Римской империи оказалась фатальной для Персии, ибо это дало Риму шанс оправиться. Возможность нанести Риму смертельный удар представилась снова только через три с половиной столетия. Оба врага вели теперь долгую и нудную войну, до курьеза напоминающую ту, которая шла некогда между парфянами и римлянами.

Старые предметы спора были заменены другими. Армения, правда, осталась буферной территорией, лакомой для обеих держав, но теперь к ней прибавилась северо-западная Месопотамия. Со времен Траяна она оставалась более или менее в римских руках, но Персия не могла не желать заполучить этот район, где находился Харран (Карры), где когда-то столь знаменательное поражение было нанесено римским силам.

Что до римлян, они отплатили за поражение Красса, троекратно взяв Ктесифон.

С тех пор, однако, прибавился новый позор пленения Валериана в Эдессе, и римляне желали отплатить и за это тоже.

Вскоре после смерти Шапура ситуация обострилась. В 284 г. императором стал Диоклетиан, покончивший с полувековой анархией. Он реорганизовал правительство и объединил вокруг себя нескольких сильных людей, чтобы разделить с ними задачи управления. Одним из них был Галерий.

Тем временем персидский трон выиграл новый царь, Нарсах, младший сын Шапура I. Следуя экспансионистской политике отца и, вероятно, не вполне понимая, что ситуация в Риме изменилась, Нарсах вторгся в Армению и частично ее оккупировал.

Диоклетиан немедленно отправил Галерия на Восток. В 297 г. Галерий ввел армию в Месопотамию и встретил персов вблизи злосчастных Карр. На этот раз они стали вдвойне злосчастными, ибо Галерий встретил серьезный отпор и вынужден был отступить.

Диоклетиан, однако, сохранил мрачную и решительную веру в способности Галерия. Он послал его вперед во вторую кампанию, на этот раз в Армению. Там Галерий оправдал веру Диоклетиана. Он не только разбил Нарсаха и выгнал его из Армении, но при этом почти полностью уничтожил персидскую армию. Более того, он отрезал вспомогательные силы Нарсаха и, когда пришел поглядеть на пленников, обнаружил среди них гарем Нарсаха – его жен и детей. (Иранские государи по обычаю брали гарем с собой в походы.) Это почти сравняло счет за пленение Валериана. Более того, это дало Галерию способ давить на Нарсаха. Персидский царь, по-видимому, был привязан к своей семье и, кроме того, остро осознавал потерю лица в случае оставления семьи в плену. Он начал торговаться, предложив в обмен семьи отказаться от всех притязаний на Армению, он даже уступил дополнительный кусок территории. Он получил семью назад, и на целых сорок лет между Персией и Римом воцарился мир.

Война эта оказала важное влияние на Рим. Галерий, возвратившись, попал в большой фавор у Диоклетиана. Случилось так, что Галерий был настроен резко антихристиански и воспользовался завоеванным на войне престижем, чтобы убедить Диоклетиана начать общее преследование христиан по всей империи. Это было худшее из преследований, которые христианам пришлось пережить.

Для Персии, однако, период мира тонет в тумане. К несчастью, хроники и документы, на которые нам приходится опираться, имеют в основном римское происхождение. Это означает, что периоды войн Персии с Римом известны намного лучше, чем периоды мира между ними. Более того, персидские действия против Рима известны лучше, чем успехи и неудачи на других границах Персии.

Например, Шапур I расширял свои владения как на запад, так и на восток. На пике парфянской мощи он захватил территорию древнего царства Бактрия и его восточные границы почти достигли западных границ Китая. В течение I столетия нашей эры, однако, из Средней Азии вторглись кочевые кушанские племена и захватили то, что когда-то было Бактрией, а позже стало современным Афганистаном. В период упадка Парфянской империи кушиты сохраняли независимость и сдались только под напором обновленной энергии Сасанидов.

Шапур I ударил на восток и включил их в свою империю. В дополнение к этому, Персии пришлось переносить периодические набеги из арабских княжеств на юго-западе. Все эти события на восточной и юго-западной границах окутаны густым туманом.

Равно туманными представляются события внутри страны. При Варахране II, предшественнике Нарсаха, зороастрийцы достигли крайней степени своего фанатизма и последние следы эллинизма в Месопотамии были сметены. С другой стороны, при сыне Нарсаха Ормузде II, который правил с 301-го по 309 г., была предпринята попытка установить социальную справедливость. Произвол богатой землевладельческой аристократии подвергся атакам.

Крупным магнатам это, естественно, не нравилось. Для монарха логично противостоять таким магнатам (во всех странах, не только в Персии), ибо они склонны к мятежам и противодействию царской политике. С другой стороны, если они оскорблены достаточно, чтобы объединиться против монарха, у них обычно находится достаточно сил, чтобы свергнуть его. Любой монарх, пытающийся бороться со слишком могущественной аристократией, должен помнить об этом и, по крайней мере вначале, добиваться победы, стравливая аристократические фракции между собой.

Ормузду II, очевидно, не хватило на это ловкости. Его смерть, кажется, пришла слишком рано и, возможно, была ускорена. Разумеется, после его смерти власть захватили вельможи и царская семья была почти полностью уничтожена.

Наследник трона был убит, другой сын ослеплен, третий заключен в тюрьму.

Однако обойтись вообще без Сасанида на троне казалось небезопасным.

Династия, столетие пребывавшая у власти, была достаточно удачливой и ортодоксальной, чтобы приобрести привязанность народа вообще и духовенства в частности. Любой магнат, который попытался бы захватить бразды правления, столкнулся бы с автоматической враждебностью народа, духовенства и, разумеется, других вельмож.