Быть собой (СИ) - "Sleepy Xoma"
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Не забуду. Но мы отвлеклись, ты так и не сказал, что забыл в моем храме.
— Может, решил заглянуть на обед?
— Смешная шутка, — скривил губы Анаториан.
— А может, захотел ускорить события.
Анаториан обратился в слух — Фарнир никогда ничего не делал просто так. В каждом его действии был скрытый смысл, а иногда даже несколько таковых. Нужно слушать и запоминать, и, быть может, удастся понять что-нибудь.
— Я слушаю, очень, очень внимательно.
— Это похвально, — подбодрил его Фарнир. — Тогда я стану говорить, очень, очень медленно. Итак, наша маленькая игра началась, но вот какое дело… Помнишь, я говорил, что ребятки слабы?
Анаториан кивнул.
— Это я был еще весьма мягок по отношению к ним. Правда в том, что моим игрушкам придется потратить немало времени, прежде чем они будут в состоянии потанцевать с тобой.
— Приятно это слышать.
— Тебе-то, конечно, а вот мне — не очень. Поэтому я решил добавить в нашу главную игру еще одну, поменьше и попроще.
— И как она будет называться? — подтолкнул бога Анаториан, который начал понимать кое-что.
— Кошки-мышки. Они будут убегать, ты догонять. Сумеешь — молодец, нет, — тут еж подмигнул императору, — не молодец.
«Стало быть, сейчас меня ждет пара новых подсказок. Что ж, послушаем».
— Ищи их на границах своей могучей державы. Смотри на яростный север, но не упускай из вида и развратный восток.
Еж быстро перебрался к полупустому блюду с фруктами, выудил оттуда гроздь винограда, которую целиком отправил в пасть, и продекламировал:
— Пойми их, и сможешь поймать. Поймай их, и сможешь понять. Играй же, и ты сможешь жить. Живи же…
Он на миг замер и ухмыльнулся, после чего закончил:
— Чтоб снова убить.
В следующий миг бог исчез, и в огромном зале воцарилась тишина.
«Север и восток. Север и восток», — Анаториан вернулся к трону и уселся на него, оперившись локтями на подлокотники и опустив подбородок на сплетенные в замок ладони. — «Слишком прозрачные намеки, а я не настолько глуп, чтобы их не понять. Яростный север — это бунт. Развратный же восток… Тут чуть сложнее — речь идет об Атериаде. Мне придется искать второго там. А еще на востоке империи было жилище Маркация».
Он покачал головой.
«Не верю в такие совпадения. Давно отучился. Стало быть, второй действительно жил у него и сбежал в Атериаду. Хорошо».
Хотя на самом деле хорошего было мало. Император сумел подготовить немало свежих войск, которые планировал использовать против Таверионской республики возможно уже в этом году. Таверионцы давно стали костью в горле, и с ними следовало что-то сделать, но он все откладывал окончательное решение вопроса в долгий ящик, постепенно укрепляя свою державу, усиливая армию и, самое главное, флот. И вот, когда почти все было готово к большому походу, пришел один еж и все испортил. Опять же, ни о каком совпадении или скуке тут не могло быть и речи. Фарнир либо не хотел, чтобы он схватился с республикой прямо сейчас, либо не желал, чтобы война велась исключительно между Фаром и Таверионом. Ведь когда Фар атакует Атериаду, то будет непросто избежать войны как с республикой, так и с Селианской империей. Если к этому добавить взбунтовавшийся север, картина получится неприятная.
Значит, спешить придется медленно.
«Сперва умиротворим Ганнорию, отправлю туда Цирилена с его людьми, пускай усилят карательный легион. Ну а потом… Потом Атериада. Фарнир хочет поиграть в кошки-мышки? Что ж, почему бы и нет».
Он принял решение и поднялся с трона.
«А даже если все пойдет так, как задумал Владыка Хаоса, то у моей империи достаточно прочный фундамент, она выдержит серьезную войну».
Анаториан величественно спустился в зал. Проходя мимо алтаря, он взял с подноса последний персик и вонзил зубы в мякоть, чувствуя, как по губам течет сладкий сок.
«Мы еще посмотрим, кто кого, о великий и могучий небожитель, посмотрим».
Он вышел из храма и столкнулся нос к носу с замершими возле дверей Цириленом и Лицием. Щелкнув пальцами, Анаториан снял заклинание и приказал:
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})— Пускай моление продолжат. Распорядитесь, чтобы жрецы принесли обильные жертвы Картарасу.
Лиций и Цирилен переглянулись.
— Да, жертвы не повредят. После этого я буду ждать вас, а также всех легатов, во дворце.
— Понял тебя, о божественный, — в один голос ответили они.
— Хорошо. Исполняйте.
Анаториан решительно направился к своим носилкам.
«Мы еще посмотрим», — мысленно повторил он, улыбаясь.
Глава 2
Воздуха почти не осталось, он брел по пылающему зданию, кашляя и задыхаясь от дыма. Пламя с треском пожирало все, до чего дотягивалось, разбрасывая во все стороны искры. Трегоран не помнил ни единого заклинания, он не понимал, как оказался в этом странном месте, и почему не может покинуть его. Оставалось лишь переставлять ноги и двигаться. Наконец он добрался до обитой медью двери, толкнул ее и оказался в спальне Маркация. Маг лежал на кровати, а возле него стояла, занеся нож над головой, Этаара. При виде юноши она издевательски рассмеялась.
— Ничтожество! — крикнула девушка. — Евнух!
— Стой! — заорал он. — Не делай этого!
Этаара захохотала, и нож понесся вниз, вонзаясь в сердце мага.
— Ты плохой ученик! — Глаза Маркация неожиданно распахнулись, и теперь тот смотрел на юношу пронзительно и страшно. — Позволил мне умереть!
У него изо рта рекой полилась кровь, в считанные мгновения залившая весь пол.
Трегоран заорал от ужаса и бросился прочь из комнаты, но едва открыл дверь, как вошел в точно такое же помещение. Этаара стояла с занесенным над головой ножом, а на ложе лежал…его отец. Он был неестественно бледен и связан по рукам и ногам.
— О боги, нет! — Трегоран бросился вперед, но безжалостная фарийка опустила свое кошмарное оружие. Отец захрипел, изогнулся в предсмертной муке. Его ноги принялись колотить по кровати, сбивая простыни. Из раны и изо рта отца хлынула алая кровь.
Трегоран опустился на колени и сжался, закрывая руками голову. Он принялся тихонько подвывать от отчаяния и безысходности, и лишь шум со стороны заставил юношу оглядеться. Чародей был дома, лежал, забившись в угол. Отец, дергая ногами, валялся неподалеку. Из дальней комнаты доносились кошмарные вопли сестер, а здесь, прямо на его глазах, несколько фарийцев под предводительством офицера, валили на пол мать…
— Вот видишь, что бывает, когда ты — ничтожный червяк? — раздался над его ухом вкрадчивый голос Этаары. — Смотри, сейчас они отымеют ее. На твоих глазах. Милое зрелище?
Трегоран жалобно застонал.
— Ну-ну, не волнуйся, я избавлю тебя от него. — Горла коснулось что-то холодное, пахнущее кровью и смертью. — Передавай привет своим богам.
Острая боль пронзила юношу и тот заорал…
* * *— Тише, тише, — сильные руки схватили его, не давая дергаться. — Друг мой, все хорошо, тебе приснился дурной сон.
— А? Что? — Трегоран не понимал, что происходит, где он и с кем.
Юноша провел рукой по горлу — раны не было. Неожиданно он понял — что-то не так. Что именно? Тимберец посмотрел вниз. Ледяной, непередаваемый ужас окутал молодого чародея — руки и ноги были скованы цепями. Он затравленно огляделся — вокруг царил ночной мрак, но прутья решетки на фоне звезд не заметил бы разве что слепой.
«Неужели это все сон? Побег, договор, сила?»
От этой кошмарной мысли он едва не потерял сознание, пришлось несколько раз глубоко вздохнуть, чтобы прочистить мозги. Это помогло, и Трегоран мысленно сотворил простейшее заклинание — легкий, едва уловимый ветерок. Получилось превосходно. Нет, сила с ним, и все, что произошло — не сон.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})Однако…Рабство. Опять.
Трегоран закусил губу.
«Ладно, теперь я не так беспомощен, как раньше, что-нибудь придумаю. Но сперва надо разобраться в происходящем».
— Где я? — спросил он своего собеседника.
— О-о, это философский вопрос, друг мой, — отозвался обладатель сильных рук. — Можно сказать, основополагающий. Некоторые считают, что мы находимся в центре мироздания, иные убеждены, что всего лишь в одном из миров бесконечного универсума. Некоторые, например, твои сородичи, всегда полагали, что мы лишь застряли на пути к загробному миру, в котором великий бог Рил-ликс примет всех в свои объятья. Ну а лично я, скромный служитель музы, смею надеяться, что мы все играем в великой пьесе, имя которой жизнь.