НФ: Альманах научной фантастики. Выпуск 21 - Вл. Гаков

Клон-5 стал фермером, клон-6 — горным инженером, работает в Колорадо, клон-7 — мелкий торговец, клон-8 — дорожный мастер. Все они преуспевают в своем деле, во всяком случае, стараются преуспеть, срываясь то и дело из-за склонности к риску. Но я не буду пересказывать их биографии. И эти четверо разочаровали миссис Кенингхэм, потому что не совершили и не обещают совершить ничего выдающегося.

Но вот забрезжила надежда: клон-9 вышел в писатели.

Он вырос в гуманитарном доме, где книги были в чести и писатели в чести. И там еще в детстве заметили, что он как две капли воды похож на Джека Лондона.

Мальчик загорелся. Похож лицом — судьба! Захотел доказать что сходство не только внешнее, он станет знаменитостью, как покойный Джек. Подражая прототипу, пустился в странствия, подражая прототипу, спал не более 5 часов в день, по 14 часов сидел над книгами.

Естественно, обстановка изменилась с начала века. Джек Лондон был траппом — железнодорожным бродягой, клон использовал “хич-хайк” — странствовал на попутных машинах. Джек Лондон был моряком, клон стал летчиком-испытателем, потом истребителем, потом военным корреспондентом во Вьетнаме. Джек Лондон штудировал историю и социологию, клон-9 нажимал на физику и генетику.

Постранствовав, он тоже уселся за письменный стол и положил се6е норму: тысяча слов в день, ни дня без тысячи! Через два–три года начали выходить в свет книги, написанные просто, правдиво, мужественно, в хорошем стиле. Но…

“Зачем нам второй Джек Лондон?” — говорили критики.

И не в качестве была загвоздка. Клон-9 писал не хуже, и повторениях его не упрекнешь, у него были свои наблюдения, свой круг тем. Изменились требования читателей за семьдесят лет. Не повысились, а изменились.

Джек Лондон воспевал энергию, силу и мужество. И стал кумиром в ту пору, когда, проявляя энергию, силу и мужество (или беззастенчивое нахальство), американцы перли в чужие страны. Нередко энергия приносила тогда и доллары. Сам-то Джек Лондон стоял за революцию, но среди его почитателей не революционеры были в большинстве. Читатель воспринимает книги избирательно, склонен извлекать то, что ему самому по душе, текст понимает буквально, а иносказательно, перенося героя в привычную для себя обстановку. Как не вспомнить, что во времена завоевания Америки, испанцы зачитывались рыцарскими романами. В романах благородные паладины сражались со злыми волшебниками, чтобы вызволить из неволи прекрасных страдалиц. За океаном не было ни волшебников, ни пленных царевен; читатели грабили и убивали голых индейцев, не ведавших никаких чар, не знавших пороха и даже железа, насиловали их смуглых жен и дочерей Но как же приятно было приукрасить грабеж, воображая себя рыцарем, просветителем, спасителем заблудших душ, несущим темным дикарям высоконравственное христианство.

Увы, боюсь, что Джек Лондон помогал приукрашивать колониальный грабеж, одевая грабителей в мантию героической отваги. Мантия была мишурной, не в том суть. Мишурой оказалось процветание, основанное на грабеже. Джек Лондон сам себя вычеркнул из жизни в 1916 году, это было преждевременно. Но жизнь вычеркнула бы его из бестселлеров в 1929 — в год начала великого кризиса. Именно тогда разом рухнули устои процветания, и американские читатели заметались в недоумении: где же наш роскошный мир, в котором мужество и деловитость приносят зеленые долларовые плоды? И вышли тогда на первый план другие писатели, пристально приглядывающиеся к этому обманчивому, неверно понятому миру: Хемингуэй, Фолкнер, Стейнбек, Драйзер. Что бы писал Джек Лондон в эпоху кризиса? Простился бы с экзотическим Севером и экзотическим Югом? Был бы популярен по-прежнему со своей темой стойкого мужества?

Но это особая тема — не из параллельных, а последовательных- продление жизни великого человека…

Байрона, Шелли, Маяковского, Есенина, Лермонтова, Пушкина…

Нет, это мне не по плечу. Спустимся с тех высот к клонам.

Девятый писал в Соединенных Штатах во второй половине века, в стране, давно забывшей бодряческие настроения эпохи Джека Лондона. Читатели теперь трепетали перед будущим, страшились атомного пожара, сетовали на безрассудство науки, охотно брали романы о “MS” — безумных ученых, из тщеславия выдумывающих не пакости. Для успокоения читали розовые романтические вздохи о добрых старых временах нетронутого капитализма и нетронутого феодализма, например, о доброй старой Англии с милыми эльфами и гномами, смешивали перламутровую сентиментальность с кровавыми “триллерами” (как перевести? “Дрожь вызывающими”, “содрогающими” преступлениями) или с сексуальными извращениями. Ясное, четкое джеклондоновское мужество уже не побеждало. Они же понимали, что личное мужество не выручит в атомной войне.

А клон-9, подобно своему прототипу, был здоров, крепок душой отважен и воспевал отвагу.

Далее произошло самое грустное.

Художнику трудно устоять перед почитателями. Критики бранили клона, читатели со вкусом проявляли равнодушие, зато подхваливали милитаристы. Клон воспевал мужество летчиков, а где были летчики? Во Вьетнаме. Клон-9 начал праветь, в его творчестве все сильнее звучат реакционные нотки, воинственные, охранительные. Он жив, пишет искренне, хлестко… и неинтересно. Думаю, что безнадежен. Может ли стать великим писатель, воспевающий мужество бомбометателей? Чьи чаяния он выражает? Не народные.

У его прототипа мужество было революционным.

9:0 в пользу среды.

Безнадежно? Но ведь Джек Лондон пробился. Значит, какие-то шансы все же есть у талантливых. Если не один из десяти, может быть, один из ста, один из тысячи побеждает неблагоприятную среду.

Впрочем, и среда бывает разная. Не везде неблагоприятная.

Но у миссис Кенингхэм не было тысячи клонов. Всего десять. Девять проигрышей. Остался один. Тут уж рисковать нельзя. Надо выращивать, создавать нужную обстановку.

К сожалению, и этот младший уже сорвался из дому. Сбежал! Куда?

Здесь я, конечно, изрядно помучаю и миссис Кенингхэм и читателей. Заставлю искать беспокойного клона на Аляске, в Заире и в Индии, находить и терять следы, подлинные и ложные. А потом °н выплывет у меня в Одессе.

Как он попадет в Одессу? Каким путем? Морским, конечно. Приплывет юнгой на сухогрузе, сломает ногу, сорвавшись с мачты, его положат в больницу. Сухогруз, само собой разумеется, уйдет, не станет задерживаться из-за юнги, а парень окажется в интернате.

По своей воле останется. Из любопытства и самолюбия. Лежа в больнице узнает, что советские сверстники куда грамотнее… и не потерпит. Не может быть он не самым первым.