Кукла госпожи Барк - Хаджи-Мурат Мугуев

Командир охранного батальона участка

капитан Руденко».

– События не ждут и опережают нас, – сказал генерал. – А что, если бы…

– …выехать сегодня вечером?

– Именно! Теперь уже не только один, а двое диверсантов будут перед вами и не «подозреваемых в злоумышлении», а захваченных на месте в бою и с оружием в руках.

– Вечером выезжаю, – сказал я.

– Отлично! Берите с собою майора Крошкина, Сеоева и двух солдат. Желаю успеха, а теперь давайте займемся подготовкой к вашей поездке, – сказал генерал.

Тегеранский вокзал Трансиранского железнодорожного пути невелик, довольно чист и наряден. Двое ажанов с безразличными лицами стоят возле входа. Кланяясь и выжидающе глядя на нас, по перрону проходят носильщики или, как их здесь называют, «мути». Расшитый позументами железнодорожник важно шествует мимо, не глядя ни на кого. На запасных путях пыхтят паровозы. Оживление и все увеличивающаяся толпа говорят о том, что скоро подойдет поезд.

У нас еще сорок минут. Я иду в зал вместе с майором Крошкиным и Сеоевым. Сопровождающие нас ефрейтор Демин и рядовой Топуридзе остаются на перроне.

Зал ресторана довольно вместителен; везде пальмы, цветы, белые скатерти… Свет в него проникает сверху, через застекленный потолок. За столиками группами расположились отъезжающие: четверо американцев, несколько англичан, швед-миссионер, трое сестер-монашек из общины «Сент-Лазар». Высокий, скуластый американец-летчик с двумя рядами планок, пересекающих его грудь, шумно завтракает. Ряд разнокалиберных бутылок украшает его столик.

Изредка до нас долетают возгласы летчика, его друзей и хрипловатый голосок провожающей его девицы из «Женского военного корпуса». Она подвыпила и все пытается запеть песенку, но никто не поддерживает, все заняты напитками и воспоминаниями о перелете из Индии.

– Красавицу Мей поднял сильный парень,Чтоб отнести ее к себе домой…

в который раз запевает девушка.

В отдалении от европейцев сидят пассажиры-иранцы, они пьют только чай, заедая его кексом и печеньем. Уезжая из дому, запасливые и экономные персы припасли еды минимум на три-четыре дня, зачем же им тратиться на ресторанное угощение.

Мужчины иронически переглядываются и подмигивают друг другу, не сводя глаз с хорошенькой пьяненькой американки, уныло и монотонно бубнящей одни и те же слова:

– …Чтоб отнести ее… домой…

Женщины с деланным безразличием макают печенье в чай, успевая быстро оглядеть всех находящихся в зале.

– А я вам говорю, что эта проклятая страна должна быть благодарна нам, англичанам. Мы не жалеем денег, чтобы вытащить ее из средневековья, – говорит один из англичан. – Уже сто с лишним лет, как наше золото оплодотворяет эту забытую богом землю…

– Из которой вы выкачиваете нефть, – неожиданно говорит американка, переставая петь.

Американцы дружно хохочут.

– Браво, Мод!.. Нокаутировала британца, – одобряюще говорит кто-то из них.

Англичанин шокирован, он с оскорбительной вежливостью холодно кланяется в сторону девушки.

– Я не отвечаю лишь из уважения к очаровательной мисс, – цедит он сквозь зубы.

– А ты валяй, говори, если можешь! – размахивая рукой, кричит летчик.

Англичанин пожимает плечами и молча садится, отворачиваясь от шумной американской компании.

– То-то! – смеется летчик. – Сказать-то и нечего, но вы не волнуйтесь, сэр, теперь конец вашим заботам об этой стране.

Американцы в восторге топают ногами и хохочут. Летчик азартно стучит бокалом по столу. Стекло со звоном разлетается, виски стекает со скатерти на пол.

– Аминь! Вот так лопнут и ваши заботы об этой «проклятой» стране, – вызывающе говорит летчик.

Англичане молчат, потом спокойно встают, один из них бросает подбежавшему официанту деньги, и они все, не спеша, чинно уходят под свист и вопли американцев.

– Поразительное единство союзников, – говорит майор Крошкин, показывая глазами на замерших от неожиданного и приятного развлечения иранцев.

Поезд шел по желтой, унылой степи. В отдалении курились дымки, темнели редкие села. Туманная мгла покрывала горизонт. Было душно, в открытые окна вагона дышала начинавшая накаляться степь.

– Жарко! – обтирая потную шею, сказал я.

– Ничего. Скоро подъем, а там, в горах, будет совсем другое, – успокаивающе сказал майор Крошкин.

Поезд замедлил бег, показались строения. Это была станция, жалкое подобие настоящей. Платформа, крытый навес, за путями два желтых глинобитных домика, сарай. Возле переезда стоял босой, оборванный сторож с зеленым флажком в руке. Два деревца и чахлые кустики бросали жалкую тень на опаленную землю.

Паровоз засвистел, сильней задышал паром и, делая небольшой поворот, повернул влево. Степь сразу же отошла в сторону. Мы подъезжали к горам.

– Отсюда до Бендер-Шаха все станции, мосты и тоннели охраняются нашими войсками, – пояснил майор.

Поезд шел тише, колеса медленней катились по рельсам, с натугой дышал паровоз. За окнами стали подниматься холмы, показалась зелень, на склонах запестрели цветы. Прохладный ветерок ворвался в душное купе.

– Хо-ро-шо! – с удовольствием сказал Крошкин, вглядываясь в меняющийся пейзаж.

Теперь поезд шел между скал, дико вздыбившихся вокруг. Ручейки сбегали с них, просачивающаяся подпочвенная вода стекала с утесов, свисающие корни и переплетенные травы покачивались под ветром. На одном из поворотов мелькнул наш патруль, обходивший свой участок. Серьезный, с внимательным лицом, обходчик шагал рядом с ними, сопровождаемый железнодорожником-иранцем. Миг – и вся группа осталась позади.

– Порядок! – удовлетворенно сказал Сеоев, застегивая ворот гимнастерки, и, видя мое смеющееся лицо, разводя руками, сказал:

– Свежо, товарищ полковник!

– Вы поглядите, что будет дальше, – ответил майор. А поезд тем временем поднимался все выше, рисуя зигзаги, восьмерки и круги, взбираясь на раскинувшиеся горы. Было как-то странно видеть и чувствовать столь разительную перемену климата. Всего лишь час-полтора назад мы изнемогали от удушливой, полутропической тегеранской жары, а сейчас свежий прохладный воздух обвевал нас с головы до ног. Зеленые скаты гор были усеяны цветами, густые кусты окаймляли дорогу. Мелькали фигуры наших солдат, охранявших путь.

– Да, тут дело другое! – восхищенно сказал сержант, показывая на строгие фигуры солдат.

Поезд поднимался над ущельями. Скалы и кручи мелькали за стеклами окон. Крутые отроги гор уступили место утесам.

– Скоро пойдут тоннели, – сказал майор, – видите, все чаще встречаются патрули.

– А много ли тоннелей?

– Более двухсот, общей длиной в восемьдесят три километра.

– О-о, тут действительно есть что охранять!..

– И что взрывать! – добавил Крошкин. – Этот Фирузкухский тоннель самый длинный из всех. В нем три километра длины, но знаменит он не только длиной, но и тем, что его уже в третий раз пытаются взорвать. Первый и второй раз германо-иранские, а теперь и… – майор сделал рукою жест, – и еще кое-какие фашисты. Я уверен, товарищ полковник, что лица, которых задержала наша охрана, в основном будут персы из «Меллиюне Иран»[22].

– Ничего! Мы разберемся… – сказал я.

На одной из станций во время пятиминутной остановки поезда на дебаркадере нам повстречался летчик-американец, который вчера вечером так «мило» беседовал с англичанами.

Теперь он был трезв, приветлив и по-воински подтянут.

Завидя меня, он подошел, отдавая честь.

– Разрешите представиться. Капитан военно-воздушных сил Лирайт. Прошу извинить, полковник, вчера я немного пошумел в вашем присутствии, но терпеть не могу лицемеров, к тому же перехватил смеси из виски, джина и персидского вина.

– Пустяки! Как себя чувствуете, капитан? Куда держите путь? – пожимая ему руку, спросил я.

– В Бендер-Шах. Я сопровождаю авиагрузы, идущие в этом поезде в адрес Советов. Моторы, запасные части и прочее, – ответил летчик. – Совершаю уже в третий раз такую поездку.

– Бывали вы когда-нибудь в России?

– Нет, не приходилось, но очень хотелось бы побывать. Во всяком случае я питаю уважение к вашей великой стране… Этому меня научили дела и достижения таких людей, как ваши Чкалов, Громов, Водопьянов и Байдуков.

– В Америке тоже много прекрасных авиаторов. Нам знакомы имена Бэрда…

Лицо американца просветлело.

– Мне приятно это слышать, сэр. Ведь вы не летчик, но, оказывается, хорошо знаете наших храбрых парней. Очень сожалею, что вчера я не выпил за ваше – здоровье.

Я засмеялся.

– Упущение это невелико и легко поправимо.

– Совершенно верно, господин полковник. После того, как грузы будут сданы и я закончу свои официальные обязанности, непременно разыщу вас в Бендере, – сказал американец.