Дрожь земли - Роман Глушков

– Все в порядке – можешь включить, – разрешил я, не видя больше смысла отсиживаться в темноте. Мне она после захвата Ипата больше была не нужна. А хозяева Ангара – те, которые могли явиться из его недр по наши души, – легко обнаружат нас и в кромешном мраке.

И сказал я: «Да будет свет», и дал Дюймовый свет на радость себе и всем нам… И пусть обычный сталкерский фонарь был не в силах озарить тоннель от пола до потолка, для наших сиюминутных нужд хватало и такого освещения. По крайней мере теперь Жорик мог не опасаться, что споткнется и расквасит себе нос.

– …Скажи на милость, Ипат, что ты будешь делать в Ангаре с алмазами Мангуста?! – продолжала взывать к нашим рассудкам Арабеска, отворачиваясь от ударившего ей в глаза света. – Попытаешься откупиться ими от Трояна и прочей здешней нечисти? А что ты, Гена, выиграешь от смерти Ипата? Ты ведь даже оружие нормальное не можешь в руки взять! Не говоря о том, чтобы подчинять себе биомехов! А их тут, поди, видимо-невидимо!

– Что выиграю? – переспросил я с ухмылкой, покрутив в руке нож. – Продолжу поиски Мерлина, будучи уверенным, что хотя бы здесь Священный Узел до меня не дотянется! И какой мне прок от оружия этого ублюдка, если первый же выстрел, который он сделает, прожжет дыру в моей заднице? Это не идиотизм, Динара. Это обыкновенный здравый смысл. Который, к счастью, я еще не утратил… А ты что думаешь, Черный Джордж? Правильно я говорю? Надеюсь, ты еще не забыл, что у тебя к Ипату тоже кое-какие претензии имеются?

– Как же, забудешь такое! – пробубнил Дюймовый, взирая исподлобья на бывшего товарища по Ордену, использовавшего два месяца назад при охоте на меня легковерного брата Георгия в качестве приманки-смертника. – Да я, если хотите знать, каждый день вспоминаю, как этот мерзавец подставил меня под огонь своих же братьев! И о том, как я по их с приором Глебом приказу был назначен потом жертвой для технокракена! Только вот… Ну, как бы вам сказать…

Он покосился на массирующую больную ногу Арабеску и замялся.

– Говори как есть, – потребовал я. – Режь правду-матку в глаза, как ты всегда это делаешь! Сам видишь – вопрос животрепещущий, и окончательно решить его надо здесь и сейчас. А поскольку ты у нас полноправный член коалиции да вдобавок имеешь зуб на Ипата, значит, твое мнение также должно быть выслушано. И именно оно может оказаться решающим.

– Да я разве против? Я не отказываюсь… в смысле мнение высказать, – вновь забубнил Жорик, глядя в пол. – Однако вы меня извините, Геннадий Валерьич, но мне кажется, что Арабеска… В общем, надо бы к ней тоже прислушаться. Вы ж сами сказали: вопрос сложный, и тут я с вами согласен. А сложные вопросы надо решать так, чтобы потом никому не было обидно. Компромиссом, одним словом. Поэтому я и подумал: раз Динара за своего парня заступается, значит, наверное, все еще любит его. А он, возможно, ее. Но если вы Ипата убьете, то тогда у нас никакого компромисса не выйдет. И получается, что вопрос все равно останется нерешенным…

– Короче, Черный Джордж, ты за кого: за белых или за красных? – поторопил я рассусоливающего напарника.

– Я за… простите еще раз, Геннадий Валерьич… за Динару. Да, вот так! – закончил Дюймовый и подкрепил свой вердикт уверенным кивком.

Арабеска подняла глаза и уставилась на нежданного заступника взглядом, в котором была, однако, не благодарность, а лишь усталое удивление. «Ее Отсроченная Смерть» – второе имя, каким, стуча себя в грудь, представился вчера питерке Жорик, – мало того, что бросился сегодня спасать ей жизнь, так теперь еще встал на ее сторону в этой щекотливой ситуации. Комментарии, как говорится, излишни. Вернее, их у меня сейчас попросту не было.

– Это что – бунт на корабле? – нахмурившись, поинтересовался я у высказавшегося товарища. Без злобы, а с таким же, как на физиономии у Динары, усталым удивлением.

– Никак нет! – поспешил заверить меня Дюймовый. – Это… это…

– Это, Гена, у твоего напарника наконец-то проклюнулось здравомыслие, – ответила вместо него следопытка. И хоть слова ее являлись неприкрытым сарказмом, Жорик от такой сомнительной похвалы все равно приосанился и вновь важно кивнул. – И теперь, как видишь, ты со своим кровожадным мнением остался в гордом одиночестве. Искренне сожалею. Так что придется тебе подчиниться большинству. – И, подчеркнув, добавила: – Безоговорочно правому большинству!

– Но позвольте! – опять заартачился я. – Вы же сами только что отчетливо слышали: Ипат умрет, но никогда не заключит со мной перемирие! Хотя, если «правое большинство» соизволило его помиловать, получается, что скорее всего умру я! И произойдет это исключительно по вашей вине, многоуважаемые адвокаты Ордена!

– Не умрешь, – пообещала Динара. После чего, опершись на расторопно подставленную Жориком руку, поднялась с колеса, подковыляла к нам и, усевшись перед все еще удерживаемым мною узловиком, обратилась к нему миролюбивым и в какой-то степени даже ласковым тоном:

– Ну чего ты так зациклился на своей смерти, а, Ипатик? Тебе что, взаправду не терпится умереть? Плохое желание, милый. Неправильное. Не твою прагматичную голову забивать подобными черными мыслями, поверь мне. Сильно же ты изменился с тех пор, как мы расстались. Очень сильно. А ведь я тебя совсем другим запомнила. Не таким, каков ты сейчас. Что с тобой случилось? Неужели ты и впрямь, как сказал этот дылда, все еще меня любишь? Вот уж не думала, что после скандала, с каким мы расстались, у тебя еще что-то ко мне теплится.

– Уйди, Динара, без тебя тошно, – проворчал мнемотехник, скривив лицо и демонстративно отворачиваясь от утешительницы. – Хватит испытывать на мне свои стервозные штучки – я их за год нашей стократ проклятой любви столько натерпелся, что до сих пор всего трясет! А насчет «сдохнуть» – это не тебе решать. Где, когда и как я копыта отброшу – мое личное дело. Так что дай Мангусту доделать работу, тем более что у него есть на это полное право.

– Само собой, не мне распоряжаться твоей жизнью, – не стала перечить Арабеска, – однако немного продлить тебе ее я все-таки попробую, ты не против?.. – Ответа не последовало, и питерка, видимо сочтя молчание рыцаря знаком согласия, продолжила: – Я поначалу неверно выразилась, извини – это все из-за контузии, какую я только что перенесла… Разумеется, я прекрасно знаю о твоей клятве Командору. И о том, что ты ни за что на свете не отступишь от нее. И я вовсе не прошу тебя идти на клятвопреступление, как не требовала подобного раньше и не буду делать этого впредь. Мне хотелось, чтобы ты пообещал лишь отсрочить исполнение твоего обета. До тех пор, пока все мы отсюда не выберемся. Потому что вчетвером у нас на это гораздо больше шансов, чем втроем. А потом поступай как знаешь. Хочешь, убивай Мангуста, хочешь, отпускай на все четыре стороны, а хочешь, позволь ему закончить то, что он сейчас не доделает. В любом случае, после выхода отсюда у тебя будет больше возможностей сдержать твою клятву, чем теперь, когда у тебя нет на это вообще ни малейшего шанса. Задумайся над моими словами, Ипатик. Хорошенько задумайся, потому что, как верно сказал Гена, повторного обсуждения данного вопроса у нас уже не будет.

Ипат опять не удостоил Динару ответом, но по его отрешенному, направленному в пол взору было видно, что он озадачен.

– Ну а ты утешься тем, что в походе через Преисподнюю нас будет сопровождать один из лучших бойцов Ордена, – обратилась ко мне питерка, не успел я и рта раскрыть, чтобы напомнить о своем праве на превентивную самозащиту в случае очередного Ипатова вероломства. – В конце концов, ты ведь пришел сюда не счеты с врагами сводить, а прежде всего искать Мерлина, верно? Вот и сосредоточься на нашей приоритетной задаче. И для ее решения нам не помешает любая помощь, даже от Священного Узла. Особенно после того, как мы угодили в эту дерьмовую, гиблую дыру.

Я недовольно поморщился, но в итоге капитулирующе поднял ладони: дескать, ладно – при таком раскладе я, так уж и быть, подчинюсь мнению большинства. После чего указал на погруженного в раздумья мнемотехника и развел руками: мол, если он не поступится принципами и продолжит упорствовать, я не виноват. И что бы ни думали в таком случае Динара и Жорик, «неправое меньшинство», сиречь я, оставляет за собой право наплевать на их мнение и сократить поголовье Ордена еще на одного упрямого барана…

– Я действительно сильно изменился за те полгода, что мы с тобой не виделись, Динара, – заговорил наконец Ипат, устав отмалчиваться под испытующими взорами трех пар нацеленных на него глаз. – Эта моя клятва Командору… Все дело в ней. Нет, я вовсе не жалею, что дал ее. Когда я отпустил пойманного нами Механика в обмен на то, что он спас моего брата Филиппа, поступить иначе было нельзя. Хантер бесился и требовал оправданий. Я ведь тебе рассказывал: для него священны одни лишь братские узы – те, что соединяют рыцарей Священного Узла, – а прочие, даже кровные, уже никакой святости не представляют. Вот я и пообещал, что вместо Механика раздобуду Командору равноценную замену: Алмазного Мангуста и Энергетическую Чашу Дьякона. Поклялся и в итоге облажался по всем статьям. Пленные сектанты, каких я последние два месяца ловлю и пытаю, чтобы добраться до Чаши, в один голос твердят: она загадочным образом пропала из тайника, в котором хранилась. И более того – ее уже вывезли за Барьер, где она утратила все свои целительные свойства, о чем якобы даже писали в газетах. Я нашел те газеты и читал репортажи в Интернете. Трудно сказать, тот ли это артефакт, который воскресил моего умирающего брата, но сегодня в Зоне и впрямь не сыскать следов Чаши Дьякона. А клятва-то мной дана, и столько сил на это дело уже потрачено. Выходит, что все зазря…