Призраки Фортуны - Дмитрий Полетаев

— Это как же ты подати-то утаивал, грешник? — нахмурилась Екатерина.

— Так ведь мытарствовал я тогда, матушка! Недостойным доброго христианина делом занимался — дань, поборы и контрибуции с товарищей собирал. Лукавый и надоумил тогда незаконную марочку акцизную нарисовать. Вот мы ее потом и продавали! И с питейного продукту подати себе в карман и собирали. Но вот-те крест, матушка, за двадцать лет в Сибири той раскаялся я! Теперича честнейшую жисть веду! — Купец размашисто перекрестился три раза и поклонился глубоко в пояс.

— Истинная правда, Ваше Величество! — подобострастно склонившись, опять вступил в разговор губернатор. — Господин Голиков вновь являет собою облик примернейшего гражданина, который своей щедрой рукою жертвует на постройку в губернии храмов молитвенных и приютов для обездоленных!

«Интересно, сколько он тебе лично „своею щедрой рукой“ пожертвовал, чтобы ты тут так за него распинался?» — мрачно подумал Резанов.

— И где же труд твой? — продолжала хмуриться императрица.

Купец проворно вскочил на ноги и, подхватив свой сверток, бережно водрузил его на стол перед императрицей, губернатором и французским посланником. Развязав узел, он осторожно развернул его…

Взгляду присутствующих открылась стопка переплетенных в сафьяновую кожу с золотым тиснением фолиантов. Но не это привлекло всеобщее внимание. Тома были завернуты в тончайшей выделки шкуру какого-то неизвестного животного. Когда купец ее развернул, то оказалось, что это была не просто шкура, а умелой рукой выполненная карта. Несмотря на необычный материал, нарисована карта была очень искусно и со знанием дела. Перед взором присутствующих на обширном письменном столе вдруг, как по волшебству, раскинулась необъятная Российская империя. В отличие от многих, ей подобных, карта не концентрировалась только на европейской части империи, но простиралась далее на восток, охватывая всю Сибирь и даже уходя еще дальше, к далеким и таинственным островам Восточного океана, вплоть до самого Американского континента.

Резанов, взирая через плечо императрицы, невольно залюбовался. Но больше его поразило другое — масштаб восточных владений империи, о которых он даже не подозревал. Конечно, он знал, что Уралом отечество не заканчивается. Более того, его отец служил когда-то председателем гражданской палаты в Иркутске. И маленький Николя, как рассказывали родители, первые годы своей жизни провел в Сибири. Но он об этом мало что помнил, а когда ему исполнилось четыре года, отец вернулся в Петербург. К тому же знать — это одно, а вот так, благодаря удивительной карте этого странного купца, охватить взглядом необъятные просторы державы, Николя, пожалуй, пришлось впервые.

— Что это?! — в изумлении воскликнула императрица.

Купец сделал вид, будто в первый раз видит карту.

— А, это… Так то карта владений ваших, вплоть до поселений на островах Великого окияна и даже до Америк, матушка! Будучи еще в Иркутске, свиделся я с одним недюжинным человеком. Так же, как и я, родом он отсюдова, с нашей Курской губернии, с города Рыльска. Звать того человека Шелихов, Григорий Иванович. И вот о нем, матушка, о его усилиях и свершениях во славу вашего величества я тоже хотел поведать!

Дело принимало совершенно неожиданный оборот. На большом письменном столе в приемной курского губернатора как будто бы раскинулась сама империя. Империя, которую даже Екатерина знала достаточно поверхностно. Всю жизнь царица занималась обустройством западных и южных границ России, до восточных ее пределов руки у нее как-то не доходили. Нет, о том, что Сибирь, раскинувшись до самого Великого окияна, жила своей насыщенной жизнью, императрица, конечно же, знала из докладов своих же губернаторов. О том, что промысловый люд подошел вплотную к Американскому континенту, императрице тоже докладывали. И это, кстати, доставляло ей немало раздражения. Она помнила доклады еще бывшего губернатора Сибири Чичерина, который жаловался на проникновение вездесущих англичан в российские промысловые воды. Как «никем не сдерживаемые, а еще и потакаемые своими правительствами» пираты грабили русских добытчиков пушнины, истребляя поголовье морского бобра. Практически все губернаторы просили прислать военный флот для охраны «российских поселений и вод между Камчаткой и Америкой». Об этом, конечно, не могло быть и речи. Не то что флота, а и единого корабля, который был бы не занят в бесконечных военных баталиях то со Швецией на Балтике, то теперь вот еще и с Турцией на Черном море, не могла выделить императрица. Поэтому решение «восточных проблем» все как-то само собой откладывалось. Екатерина понимала, что совсем отвернуться от них не получится. Что, множась, они лишь усложняли ситуацию и рано или поздно обустройством российских восточных рубежей придется заняться, но… — отмахивалась в душе Екатерина, — может, все-таки не ей.

«Вот пусть потомки с этим и разбираются! А мне Европа ближе…»

Глава двенадцатая

«Лейтенант» Климов

1825 год, 13 декабря. Санкт-Петербург.

Дом Российско-Американской компании

Подходило к концу шумное морозное воскресенье. И проспект, и площадь, и набережная были заполнены прогуливающимися парами, ломовыми извозчиками, пролетками и каретами. Мундир лейтенанта Морского гвардейского экипажа, который Дмитрий выбрал из костюмерной академии на этот раз, отчаянно резал под мышками. Встречные господа ему кланялись. Извозчики его пропускали. Торговцы, неповоротливые в своих подпоясанных кушаками тулупах, с лотками наперевес, расступались.

Дмитрий с жадностью вдыхал морозный, непривычно чистый воздух, пропитанный совершенно незнакомыми ароматами. Дамы близоруко прищуривались за стеклами карет, наводя на него лорнетки и явно пытаясь определить, знакомый ли это офицер.

Один раз, как ему показалось, его окликнули из проезжавшего экипажа. Несмотря на то что выкрикнули «Николай Александрович!», Дмитрий прямо-таки затылком почувствовал, что обращались именно к нему. Он покраснел, хотел было свернуть в другую сторону, но, мысленно отругав себя за слабость, обернулся. Любезный господин, уже приподнявшийся в санках в вежливом полупоклоне, увидев незнакомое лицо, сконфуженно плюхнулся обратно в тулуп, притороченный к сиденью. Дмитрий ответил неловким полупоклоном. Сердце билось так, будто собиралось выскочить из груди. Причем через уши.

«Да что это я, в самом деле! Нужно взять себя в руки, в конце-то концов!»