Герои Аустерлица - Августин Ангелов

Когда мать у тебя старшая операционная медсестра, а отец — подполковник войск РХБЗ в отставке, то и от того и от другого родителя чего-нибудь нахватаешься вольно или невольно. И в моей юности имелись периоды, когда влияние со стороны мамы перевешивало. Вот и подумывал в восьмом и в девятом классах всерьез о том, чтобы медиком стать, как мама. Даже в медицинском колледже проучился после 9 класса два года. Только понял, что все-таки не мое это занятие. Медик и боксер плохо во мне уживались. Зато в военное училище РХБЗ потом без проблем поступил. Химию, помнится, сдал на «отлично». Так и пошел по стопам отца, сделавшись лейтенантом и заместителем командира роты тяжелых огнеметных систем, пока там, на ЛБС, меня не разнесло вражеской ракетой, отправившей мое сознание прямиком сюда… Достали их наши «Тосочки» так, что «Хаймерсы» не пожалели…

— А инфекционное заболевание это какое? — спросил Влад, сбив поток моих воспоминаний.

— Удивительно, что вас даже таким основным понятиям не научили! — воскликнул я. И объяснил:

— Инфекционное заболевание — это такая зараза, которая вызывается проникновением в человеческий организм разнообразных вредоносных микроорганизмов. Всяких там микробов: бактерий и вирусов.

— Похоже, у вас, князь, более глубокие познания в медицине, чем у меня, — пробормотал он. И добавил:

— Про наличие микроскопических организмов я знаю. Их существование доказано больше века назад Левенгуком с помощью микроскопа. Но, наличие микробов в выделениях больного считается вторичным явлением по отношению к причине заболевания. Ведь теория о самозарождении известна со времен Аристотеля. А теория Гиппократа о миазмах, предложенная этим великим врачом еще в V веке, служит основой современной медицины. Разве у вас в России врачей сейчас учат по-другому?

Баронет выглядел заинтригованным. И я понял, что снова сболтнул лишнего, выдав информацию из будущего. Вспомнив, что смена миазматической теории на инфекционную произойдет только после открытий Луи Пастера, а до этого еще долго, примерно лет пятьдесят, мне пришлось выкручиваться, что-то сходу выдумывая.

— А я, знаете ли, некоторое время обучался у одного профессора, которого в официальной медицине считали чокнутым чудаком, а, на самом деле, он был гениален, предлагая новые идеи и методы. Жаль, что умер уже тот старик, а его труды так и не сделались известными. Так вот, все, чему он меня учил, находило практическое подтверждение. И, если бы я предпочел делать карьеру не на военной службе, а в медицине, то сотворил бы в науке настоящую революцию, — сказав так, я подумал, что, действительно, могу подстегнуть прогресс еще и в медицине! И потому добавил:

— Впрочем, возможно, я еще вернусь к этому. Ибо спасать людей надо уже сейчас, а та медицинская теория, которой обучают не только в Вене, а и в других местах, безнадежно устарела. Потому, уверяю вас, что вот эти самые микроорганизмы являются причинами болезней.

— Почему я должен верить в эту теорию вашего неизвестного профессора, которого, как вы сами сказали, официальная наука считала чокнутым? — спросил Влад с сомнением в голосе.

Я ответил достаточно жестко:

— Потому, что я не только командир отряда, но еще и ваш начальник по медицине. И я, как ярый сторонник инфекционной теории, настоятельно попрошу вас мыть руки с мылом перед осмотром больных, а перед операциями — еще спиртом тщательно протирать. Хирургические инструменты от вас потребуется каждый раз тщательно стерилизовать с помощью кипячения их в кастрюле. Такие у меня будут для вас требования.

Он взглянул на меня по-прежнему удивленно, но проговорил спокойно:

— Хорошо. Я приму их. Но, я признаю ваше главенство по части медицины только в том случае, если вы сможете зашить мою рану. Я по-прежнему теряю кровь…

Он и вправду был бледен. И мне пришлось шить по живому. Иглы, к счастью, нашлись. Швейные, ну ничего: прокалил их на огне, чуть искривил, и порядок. Шелковые нитки тоже имелись. Еще пришлось хороший французский бренди, найденный в апартаментах покойного полковника Ришара, применить на пациенте не только наружно, для обеззараживания, но и внутренне, заставив баронета принять изрядную порцию в качестве анестезии. К счастью, навык оказания подобной помощи у меня имелся еще с тех пор, как мой младший брат Павлик сильно порезался стеклом.

Дело было на каникулах, когда я закончил первый курс медицинского колледжа. Бегая на даче, Павлик вовремя не затормозил, влетев в застекленную дверь веранды и сильно распоров себе руку от кисти до локтя. Мать тогда осталась в городе на дежурстве, отец с соседом уехал на рыбалку, а скорая до нашей дачи всегда добиралась не меньше, чем часа полтора. И я сам в тот раз впервые решился наложить шов. Правильно, кстати, все сделал. Меня потом взрослые похвалили. А потом еще не раз приходилось. На передовой тоже…

Так что и на этот раз я справился без проблем. А баронет оказался не совсем изнеженным. Сжал зубы от боли, но не кричал. И я благополучно зашил ему шею под подбородком в том месте, где сам же и порезал. Потом, после всех манипуляций и выпитого бренди, Влад задремал, а мне пришлось идти допрашивать виконта.

Он забился в дальний угол камеры и глядел на меня волком. Отперев решетку, я выкрикнул фразу из старого мультфильма про кота-пацифиста и хулиганистых мышей:

— Леопольд! Выходи, подлый трус!

Впрочем, сказанное по-русски он не понял, а зашевелился лишь после того, как я повторил фразу на французском.

— Я не трус! Я не боюсь вас! — возмутился толстяк, пытаясь хорохориться, но, в то же время, со страхом в глазах задержав взгляд на рукоятках моих трофейных пистолетов, торчащих из-под дохи и зловеще поблескивающих вычурной серебряной отделкой в свете масляной лампы, которую я держал в левой руке перед его лицом.

— Ничего, еще успеете испугаться, когда пытать станут, а потом солдаты на расстрел потащат, — подначил я.

— Не понимаю, за что мне такие страшные кары! — пробормотал он уже совсем другим тоном, с дрожью в голосе.

Я еще надавил, воскликнув:

— Ах, вот как! Значит, не понимаете, виконт? А не вы ли выпустили пленников и покушались на мою жизнь?

— Это не я. То есть, я участвовал, не отрицаю, но это Влад меня подговорил, — попытался Леопольд «перевести стрелки» на баронета.

— Вы все врете. Сам Влад и слуги указали на вас, как на вожака этого заговора, — сказал я.

Он