Повседневная жизнь советской коммуналки - Алексей Геннадиевич Митрофанов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
* * *
Взять что-нибудь у соседей без спроса – как говорится, святое дело. Как-то раз одна из коммунальных жительниц, певица Эдита Пьеха, принимала у себя в гостях поклонника, космонавта Германа Титова. Приготовила миноги. Вроде вкусные. Однако же в последний момент выяснилось, что у певицы нет соли.
Не беда – ведь для этого и существуют соседи. Быстренько сбегала на кухню, быстренько разжилась солью, посолила. Космонавт смачно опрокинул рюмку водки – закусил деликатесом – и бегом в туалет. Хозяйка попробовала – и следом за ним.
Оказалось, что в соседской банке была вовсе не соль, а какое-то мощное моющее средство.
Пришлось закусывать обычным хлебом с маслом.
* * *
Грозой коммунальной кухни была поэтесса Марина Цветаева. Незадолго до гибели она проживала в московской коммунальной квартире на Покровском. Соседкой Марина Ивановна была преужасной. Сушила, к примеру, над общей плитой штаны сына Мура. Гостья Марины Ивановны поражалась:
«Кухня большая, светлая, пустая, чистая, деревянные полы. Над газовой плитой протянута веревка – и на ней мокрые синие, из “чертовой” материи брюки Мура. Обе штанины низко свисают над плитой, и с них капает прямо на кастрюли. Соседей никого не было.
Я робко заметила Марине, почему бы ей, чтобы не нервничать и не ссориться с жильцами, не повесить эти штаны к другой стене, где высоко под потолком были протянуты веревки и где брюки явно никому бы не помешали и не капало бы с них на еду. Ведь плита всем нужна!»
– Да, конечно, – отвечала поэтесса, – плита всем нужна, но ведь брюки над плитой высохнут скорее. Я их никуда не буду перевешивать.
Разумеется, соседи мстили, как могли. Снимали с плиты ее чайник и ставили свой. Насмехались над ней. А Цветаева плакала.
* * *
А вот воспоминание актера Валерия Золотухина о коммунальной кухне писателя Бориса Можаева, автора некогда популярного романа «Мужики и бабы»:
«Я предполагал после рассказа Глаголина его существование в быту, но то, что я увидел своими зенками, как говорится, превзошло ожидаемое. Комплекс достоевщины…
Мы сидели на коммунальной кухне, среди веревок с пеленками, колясками (у него трое детей). Куча до потолка газет, банок, склянок, ведер с мусором, книг, холодильника, кухонных всяких нужностей. Это же помещение служит ему, когда он бывает дома, и кабинетом. Когда мы вошли, на одном из столиков среди посуды стояла машинка, лежала чистая бумага на газетах и стило писателя.
– Вы извините, ребята, я не могу вас повести в комнаты, там малыши спят, а то разбудим.
Мы прихватили с собой “старку”, Б. А. подал грибков собственного запаса, откупорил банку немецких сосисок, и, выпив, стали разговаривать о жизни, в основном о земле, о крестьянстве… Он много говорил о Толстом, а кругом летали мухи коммунальные и от них громадные тени. Вот как живет замечательный русский писатель… Пишет на кухне. А мы… стараемся оборудовать кабинет, устроить жилье, условия т. е. для творчества, удобствами вызываем вдохновение… покупаем чернила, бумагу… машинку, весь подобный инвентарь и только одного не хватает, одного не знаем, где купить талант, страсть».
Время, кстати, описано достаточно позднее – 1967 год.
* * *
Впрочем, работать на кухне – не самое страшное. Хуже всего было тем, в чьих домах не было ванной. Им приходилось мыться на кухне. Стоя в корыте, поливая на себя из ковшика. Сначала ковшик опускался в большой бак-кастрюлю – в него набиралась предварительно согретая на газовой плите горячая вода. Затем ковшик подставлялся под струю холодной воды из крана – таким образом горячую воду разбавляли. И уже потом поливали из ковшика себя, а близкие родственники – друг друга.
Естественно, температура воды в ковшике каждый раз оказывалась разной. То холодной перельешь, то горячей черпанешь сверх меры. Пар стоял, особенно зимой, когда окна были закрыты. На плите закипал чей-то суп. Хозяин этого супа пытался пробиться к нему. Его не пускали.
– Клавдия Филипповна, скоро вы там? У меня суп весь выкипет! Или вообще убежит!
– Ириночка Архиповна, душечка, никуда ваш суп не денется.
– Вы его там хотя бы прикрутите, что ли.
– Как я вам его прикручу? Я все в пене.
Пенные пожилые афродиты заполняли кухни коммуналок.
И, конечно, поражали – а точнее говоря, обескураживали – кухонные лайфхаки тех времен. Вот лишь один из них, опубликованный в газете под названием «Московский большевик»: «Вскипяченный чайник в течение двух часов может оставаться горячим. Для этого его нужно плотно завернуть в газету, а затем в одеяло. Можно сделать термос в виде деревянного ящика с двойными стенками, пространство между которыми заполнить опилками, соломой, бумагой, ватой. В таком термосе “доходят” щи, которые обычно варят на керосинке два-три часа. А тут щи закипели, поставил их в термос, а через два-три часа еще раз прокипятил и все – щи готовы».
Как говорится, вуаля.
Иногда, кстати, бывало две кухни. Но редко. Все зависело, естественно, не от каких-либо представлений о целесообразности – об этих вещах никто вообще не задумывался, – а от того, как удавалось переделать старое и некогда комфортабельное жилье. В частности, в знаменитом памятнике истории и архитектуры, доме пушкинского друга Павла Воиновича Нащокина в Воротниковском переулке, тоже превращенном в коммуналку, было именно две кухни, притом соединенные небольшим коридором. Конечно, в коридоре не было никакой нужды – просто так выкроилось пространство.
* * *
Внешне кухня напоминала ад. Мебель абсолютно разных стилей, в том числе совершенно не предназначенная для кухни – письменное бюро вместо буфета, остов швейной машины вместо стола. Что нашли, то и поставили. Несколько плит. Не по числу семей – гораздо меньше. Так что приходилось либо делить конфорки – левая передняя – Иванов, правая передняя – Казакова, две задние – Лукьяновы. Иногда вместо этого плиту делили повременно. С 16.00 до 18.00 – Иванов, с 18.00 до 20.00 – Казакова и т. д.
У каждого метода были свои недостатки. В первом случае несколько человек одновременно толпились у плиты, а во втором – житель квартиры был привязан к времени готовки и не мог, к примеру, убежать на некое незапланированное в момент распределения времени свидание.
Особенно смешно смотрелись плиты, эксплуатируемые по первой схеме. Часть конфорок была грязной, а часть – стерильно чистой. У Иванова и Лукьяновых вполне могло быть очень разное представление о чистоте и
