Встречай меня в полночь - Сюзанна Энок

— Привет, — сказал Кит, беря Люси за руку. — Я чрезвычайно остроумный брат Олторпа Кит Графтон.

Виктория любезно представляла друг другу тех, кто оказался рядом, и ни минуты не колебалась, когда очередь дошла до Кингсфелда. Синклер знал, что это все делалось ради него, и ему захотелось тысячу раз поцеловать ее за теплоту и сочувствие, которых он определенно не заслуживал.

— Где ты сидишь? — спросил он Остина.

— Нигде. Я пришел на одну минуту поговорить с тобой, если это возможно.

Так. Кажется, ему придется выругать приятеля скорее, чем ожидалось.

— Вы извините меня, если я на минуту покину вас? — вежливо спросил он.

Виктория улыбнулась:

— Конечно. Но не задерживайся.

Она не сказала ему, по крайней мере вслух, чтобы он вел себя прилично, но маркиз прекрасно понял, что она имела в виду.

Они с Кингсфелдом с трудом пробились сквозь толпу к относительно укромному уголку.

— Что ты хотел?

— После нашего сегодняшнего разговора я проглядел ряд своих бумаг и не нашел ничего, что показалось бы странным, но потом увидел это. — Граф вынул из кармана бумагу и развернул ее.

Синклер не сразу смог разобрать покрытый пятнами и расплывшийся текст.

— Что это?

— Часть документа, над которым мы работали вместе с твоим братом, для представления в палате парламента. — Он указал на огромное пятно. — Вот результат того, что лорд Марли остановился возле нашего столика в «Уайтсе» и высказал свое несогласие с некоторыми вопросами, которые поддерживал Томас. Я совершенно забыл об этом, но теперь припоминаю, что Марли был очень раздражен.

— О чем идет речь?

— Те же темы, что были актуальны два года назад: Бонапарт и Франция.

Снова Марли и снова Франция. Хотя Томас все равно выступал бы против Бонапарта, он стал значительно более воинственным, когда Син начал работать на военное министерство.

— Спасибо, Остин, и пусть это останется между нами.

— Конечно. — Кингсфелд кивнул, но не сделал попытки удалиться. Он дал то, что могло оказаться ценной информацией, поэтому Синклер сдержал свое нетерпение и остался на месте.

— Я должен перед тобой извиниться, Син, — тихо сказал граф.

— За что?

— Сегодня днем я, возможно, чересчур восторженно высказывался по поводу внешности твоей жены.

Синклер прищурился.

— И что же?

— И глубоко огорчен, если оскорбил тебя. Надеюсь, это не повлияет на нашу дружбу.

— Думаю, тебе надо извиняться не передо мной, Остин. Ты ведь не меня оскорбил.

Граф нахмурился:

— Ты уверен?

— Виктория не только хорошенькая маленькая птичка. Ты сам убедишься в этом, когда вы познакомитесь поближе.

— Ладно. — Кингсфелд выглядел заинтригованным и в то же время испытывал облегчение. — Я запомню это.

— Мы еще поговорим позже.

— Конечно. Приятного вечера.

Новость не представляла особого интереса, но Синклер мог расценивать эпизод, рассказанный в «Уайтсе», как еще один черный крестик, говорящий против Марли. В сравнении с остальными подозреваемыми шея Марли так далеко высунулась, что на нее можно было накинуть петлю.

Когда он вернулся, один человек в ложе Августы отсутствовал.

— Где Виктория? — спросил Синклер, оглядывая переполненное фойе в поисках маленькой, одетой в лиловое фигурки.

— Она отошла с тем огромным человеком вон туда, — сказал его брат, указывая жестом направление. — Сказала, что вернется через секунду.

— Килкерн! — Маркиз сразу ощетинился. В то же мгновение Виктория кивнула собеседнику и оказалась возле мужа. — Что ему нужно?

— Это я спросила, придет ли Александра на чтение стихов, с которыми завтра выступает Сьюзен Могри. А что лорд Кингсфелд?

Синклер поверх ее головы продолжал смотреть на Килкерна, который в ответ поднял бровь и, отвернувшись, последовал за женой.

— Ничего особенного, — ответил он. — Остин хотел извиниться.

На лице Виктории появилось скептическое выражение.

— Правда?

Приблизившись к ней, маркиз понизил голос:

— Очевидно, он решил, что наговорил слишком много комплиментов в твой адрес.

— Твой друг — болван! — взорвалась она.

— Я знаю. Но он никогда не был таким раньше, поэтому я позволил себе извинить его.

— И, извиняясь, он сообщил тебе некоторые новости относительно Томаса, не так ли?

— Разве это имеет отношение к чему-то?

— Ко всему.

Син не был уверен в том, что правильно ее понял, но явно речь не шла о комплименте. Спор ни к чему бы не привел, так как они оба согласились, что она права. С другой стороны, он не забыл, как она болтала с Килкерном.

— Чье выступление завтра?

Виктория молчала только секунду.

— Сьюзен Могри.

— Александра Бэлфор присутствует?

— Да…

— Возможно, я присоединюсь к вам.

— И возможно, в один прекрасный день ты хоть немного будешь доверять мне. Не всегда человек поступает, руководствуясь нечистыми помыслами.

Маркиз вздохнул:

— Очень хотелось бы верить.

— Надеюсь, однажды ты сумеешь это сделать, — ответила Виктория. — Из всех людей в Лондоне только один человек застрелил твоего брата.

— Это делает остальных невиновными именно в этом преступлении, но…

— О чем вы там болтаете? — Кит подошел к их ложе и отодвинул штору для Августы. — Вы все такие серьезные, словно грешники в воскресенье.

— Простое расхождение во мнениях, — сказал Синклер, занимая место в глубине ложи.

Августа тут же обернулась к нему.

— Чепуха, мой мальчик. Сядь возле жены. Вы с Викторией гораздо больше любите оперу, чем мы с Китом. Если я окажусь впереди, то должна буду весь вечер бодрствовать.

— Нет уж, лучше я сяду сзади, — заявила Виктория. — Все смотрят на меня, когда я попадаю на первый ряд, и это ужасно отвлекает.

— Но не можем же мы все спрятаться, — проворчал Кит. — Тогда мы будем выглядеть нелепо.

— Он прав, — согласилась Августа. — Кристофер, садись здесь, рядом со мной.

Син подавил готовое вырваться проклятие. Виктория начинала смотреть на него с подозрением, поэтому он отодвинул для нее одно из передних кресел, и она грациозно опустилась в него.

Горячо молясь про себя, чтобы Софи Анжу не бросила на него взгляд со сцены, маркиз занял место рядом с женой.

Капельдинер принес в ложу бокалы с портвейном, и Син вынужден был подавить в себе желание тут же выпить. Опьянеть и выпасть из ложи было не самым лучшим способом избежать внимания Софи.

Занавес поднялся, и он еще сильнее вжался в кресло. Театр был переполнен, и даже Принни и его окружение заполнили королевскую ложу на противоположном конце сцены. Разглядывание зрителей, казалось, интересовало принца Джорджа больше, чем сама опера. В частности, особенно пристального изучения через усыпанный драгоценными камнями бинокль удостоились покровители женщин.