Гастон. История любви и коварства - Лэнгдон Лори

И только подойдя к освещённой таверне, он понял, что женщина не назвала ему своего имени.

– За моего брата-рыцаря! – в пятый раз произнёс Жорж тост.

Гастон чокнулся своей кружкой с Жоржем и улыбнулся каждому за столом, приветственно поднимая кружку. Когда он прибыл в таверну, проводив пожилую торговку в её квартиру – если только можно так назвать яму под землёй, – Жорж по-дружески хлопнул его по плечу и извинился за то, что оставил его одного.

Извинился!

Гастон чуть не упал в обморок при этом небывалом изъявлении братской любви. Следуя примеру Жоржа, вся компания начала расточать ему похвалы, называть его самоотверженным героем и давать другие лестные характеристики. Вообще-то один только Лефу произносил слово «герой» на полном серьёзе, но Гастон решил, что даже шутливое признание его заслуг дорогого стоит.

Служанка таверны принесла блюда с пончиками, сыры и свежий хлеб, и приятели с аппетитом принялись за еду. Гастон был голоден как волк. Оказалось, что доблестные поступки рождают зверский аппетит.

Когда тарелки опустели и на полный желудок разговор пошёл вяло, Лефу поднял кружку и возгласил:

– Наш герой Гастон мог бы стать превосходным солдатом в Сухопутных войсках.

Тост был по меньшей мере странным, поскольку Гастон не проявлял ни малейшего интереса к военной службе, но он заулыбался приятелям, которые восклицали:

– Ура, ура!

Все, кроме Давида Плантье, проворчавшего себе под нос:

– Боюсь представить.

Гастон выпрямился на стуле и повернулся к рыжеволосому забулдыге:

– Что ты имеешь в виду?

– Вряд ли уважающее себя войско примет в свои ряды парня, который подкладывает в камзол корпию, – ответил Давид и поднял кружку, чтобы скрыть гаденькую ухмылку.

Гастон раскрыл было рот, но передумал возражать. Как он может показать, что ему больше не нужны подкладки в рукава, и не выдать волшебного превращения?

Но Давид не унимался.

– Очень сомневаюсь, что тебе светит карьера военного. Всем в графстве известно, что ты даже не можешь натянуть тетиву лука, не то что прицелиться из ружья. Разве только враг испугается твоего внешнего вида и сдастся.

За столом раздалось хихиканье, и Гастон вспыхнул.

– Слова тоже имеют большую силу, а у Гастона язык хорошо подвешен, – совершенно бесполезно, но явно с добрыми намерениями вставил Лефу.

Дани двинул кузена в плечо, чуть не сбив Лефу со скамьи. Маленький человек замолчал.

Пять пар глаз уставились на Гастона, ожидая ответа на насмешки Давида. В груди юноши затрепетала обида, но он не хотел испортить вечер, а потому неестественно весёлым тоном проговорил:

– Полагаю, в армии учат обращаться с оружием. Не думаю, что я так уж безнадёжен.

– Выпьем за это, – ответил Жорж, поднимая кружку; возможно, он тоже хотел разрядить обстановку.

– Не хочешь побороться со мной, Гастон? – Давид сдвинул бледно-рыжие брови, бросая юноше вызов.

У Гастона быстро забилось сердце, он провёл пальцем по краю кружки и спросил:

– Что ты предлагаешь?

Давид выпрямился и намеренно заговорил громко, чтобы слышали те, кто сидел вокруг них:

– Чтобы доказать, что физическая мощь действеннее слов, я предлагаю помериться силами на руках.

Жорж наклонился через стол.

– Тебе не обязательно принимать вызов, Гас...

– Согласен. – Гастон устал прятаться на заднем фоне, быть вечной мишенью для насмешек и мальчиком для битья. Пора было постоять за себя.

Улыбка, расползшаяся по лицу Давида, могла бы напугать даже смельчака. И всё же внутри у Гастона зародился какой-то протест. Не страх, но глубокая, очищающая ярость – и страстное желание стереть эту дьявольскую улыбку с веснушчатого лица придурка.

Оба одновременно встали, скинули камзолы и сели напротив друг друга в конце прямоугольного стола. Давид пощёлкал костяшками и поставил руку на локоть, приглашающим жестом растопырив ладонь и поигрывая пальцами.

Гастон оценил возможности своего противника. Даже учитывая последнее преобразование фигуры юноши, Давид был тяжелее как минимум на двенадцать килограммов. Но праведный гнев придавал Гастону сил.

Он наклонился вперёд и поставил локоть на стол. Вокруг стали собираться зрители.

– Ставлю на рыжего! – крикнул кто-то.

– Не-а, в глазах у чернявого пляшет дьявол. Ставлю десятку на него!

Ставки продолжались, крики слились в нестройный гвалт. Гастон поймал весёлый взгляд брата. Жорж схватил Апселя за плечо и с широкой улыбкой потряс друга. Гастон не мог сказать, на что надеется младший брат: на его победу или проигрыш. Да в ту минуту ему это было и не важно.

Странное спокойствие окутало Гастона, словно тёплый плащ, и он взглянул в жёлто-зелёные глаза соперника.

– Начнём.

Давид навалился грудью на стол и схватил руку Гастона.

Юный маркиз никогда в жизни не принимал участия в таких соревнованиях, а потому наблюдал за противником и повторял его позу – тело напряжено, запястье согнуто, правая нога упирается в пол.

– Итак, господа, на счёт три, – объявил кто-то.

Давид слегка ослабил хватку, повернув руку костяшками вверх. Гастон не понял, что это означает, и его уверенность испарилась. Может, в этом конкурсе, кроме силы, предполагается ещё особая тактика? Если так, то он никаких уловок не знал.

Быстрые движения на противоположной стороне стола привлекли его внимание.

– Раз...

Лефу сцепил руки, словно боролся сам с собой. Заметив взгляд Гастона, он энергично закивал и поменял положение рук.

– Два...

Гастон не имел представления, что хотел показать ему коротышка. Его охватила паника. Он что-то делает неправильно? Лефу разнял руки и снова сцепил их, на этот раз предварительно согнув правое запястье. А, он подсказывает, как лучше схватиться за руку соперника!

Гастон отпустил руку Давида и, выгнув запястье, снова взялся за неё. Тут человек крикнул:

– Три!

Гастон не успел и опомниться, как Давид навалился на него со всей силы. Гастон сопротивлялся, но ему удалось лишь слегка сдвинуть руку Давида. Борясь, он скрипел зубами и напрягал ноги. Новые мышцы его тела пробудились к жизни, и он подивился этому, удвоив усилия. Однако рука Давида не двигалась с места.

Пот выступил у Гастона на лице, побежал по шее. Ни за что он не позволит этому шуту гороховому взять верх. Юноша натужился со всей мочи и заставил руку Давида вернуться в вертикальное положение. Подбодрённый этим маленьким успехом, он сильнее напряг мышцы и снова толкнул руку противника, но безрезультатно.

Вокруг бесновались зрители, подзадоривали их, но среди этого гама выделился один крик:

– Гастон!

Он узнал певучий голос Лефу и поднял глаза: маленький человек схватил своё запястье и выгнул его назад. Ещё один приём. Гастон перевёл взгляд на свою руку. От кисти по предплечью разливалась боль. Руки борющихся были сцеплены так тесно, что Гастон не мог поменять положение, не рискуя потерять выгодную позицию.

Если только...

С кряхтеньем он приложил ещё одно усилие и вывернул кисть внутрь, ослабив пальцы Давида. Получив возможность переместить ладонь ближе к запястью соперника, Гастон попытался сокрушить его сопротивление. Быстрое движение дало результат, и их руки наклонились в другую сторону, предоставляя Гастону преимущество. Мало того, боль уменьшилась, и онемевшие мышцы возобновили борьбу. Предвидя победу, юноша надавил со всей мочи.

Хватка Давида слегка ослабла. Гастон снова поднажал, чувствуя, как внутри растёт ликование. Он уже почти уложил руку соперника на стол, как вдруг правую ногу прострелила острая боль. От неожиданности Гастон отпустил ладонь Давида, тот схватил его руку и легко пригвоздил её к столу.

Дани гикнул и заорал:

– Мой брат Давид выиграл!

Вокруг поднялись возгласы радости и разочарования. Гастон вскочил на ноги, опрокинув скамью.

– Что это было? – воскликнул он.

– Умей проигрывать с достоинством, Гас, – с ухмылкой ответил Давид. – Я выиграл честно и справедливо.