Дневник - Мария Башкирцева

– Чем занят кардинал,- спросила я,- что он намерен делать, кого он видел в последнее время?

– Вчера… вчера у него было большое собрание… люди, имеющие отношение к церкви… все! Да, обсуждали важный вопрос, очень важный, вчера, в понедельник. Он очень беспокоится, так как дело идет о… О чем?

– Говорили, стараются, хотят…

– Чего? Смотрите же.

– Хотят его сделать… папой!

– Ото!!!

Тон, которым это было сказано, удивление сомнамбулиста и слова сами по себе дали мне как бы электрический толчок; я не чувствовала ничего под ногами, я сбросила шляпу, растрепала волосы, вытащив шпильки и бросив их на середину комнаты.

– Папой!- воскликнула я.

– Да, папой,- повторил Alexis,- но есть большие препятствия. У него шансов для этого меньше, чем у другого.

– Но он будет папой?

– Я не читаю в будущем.

– Но попробуйте, вы можете, ну…

– Нет, нет, я не вижу будущего! Я его не вижу.

– Но кто этот кардинал, как его имя? Не можете ли вы видеть это из окружающего, из того, что ему говорят?

– А… Постойте… А!- сказал он,- я держу его изображение… и,- прибавил он с неожиданной живостью,- вы так волнуетесь, что страшно утомляете меня, ваши нервы дают толчки моим. Будьте спокойнее.

– Да, но ведь вы говорите вещи, которые заставляют меня просто подпрыгивать. Итак, имя этого кардинала?

Он начал сжимать голову и ощупывать конверт (который был серый, двойной и очень толстый).

– Антонелли!

Я откинулась в кресле.

– Думает он обо мне?

– Мало… и дурно. Он против вас… Существует какое-то недовольство… политические мотивы…

– Политические мотивы?

– Да.

– Но он будет папой?

– Этого я не знаю. Французская партия будет разбита, то есть французский кандидат имеет так мало шансов, он почти их не имеет… его партия соединится с партией Антонелли или с партией другого итальянца.

– С которой из двух? Которая восторжествует?

– Я буду в состоянии сказать это только тогда, когда они будут уже действовать, но многие против А.

– А они скоро начнут действовать?

– Этого нельзя знать: папа еще есть, нельзя же убивать папу! Папа должен жить..

– А Антонелли долго проживет? Alexis покачал головой.

– Значит, он очень болен?

– О, да!

– Что с ним?

– У него болят ноги, у него подагра, и вчера… нет, третьего дня у него был страшный припадок. У него разложение крови; я не могу говорить этого даме.

– Да это и не нужно.

– Не волнуйтесь,- сказал он.- Вы меня утомляете. Думайте спокойнее, я не могу следить за вами…

Его рука дрожала и заставляла дрожать меня всем телом; я отпустила его руку и успокоилась.

– Возьмите это,- сказала я ему, подавая письмо Пьетро, запечатанное в конверт, подобный предыдущему.

Он взял его и точно так же, как предыдущий, прижал к сердцу и ко лбу.

– Эге,- сказал он,- этот моложе, он очень молод. Это письмо написано уже несколько времени тому назад, оно написано в Риме, и с тех пор эта личность уже уехала оттуда. Она все еще в Италии… но не в Риме… Там есть море… Этот человек в деревне. О, конечно, он переселился со вчерашнего дня, не более суток… Но этот человек имеет какое-то отношение к папе, я его вижу сзади папы… Он связан с Антонелли, между ними близкое родство.

– Но каков его характер, каковы его наклонности, мысли?

– Это странный характер… замкнутый, мрачный, честолюбивый… Он думает о вас постоянно, но более всего он хочет достигнуть своей цели… Он честолюбив.

– Он меня любит?

– Очень, но это странная натура, несчастная. Он честолюбив.

– Но тогда он меня не любит?

– Нет, он вас любит, но у него любовь и честолюбие идут рука об руку. Вы ему нужны.

– Опишите мне его подробнее с нравственной стороны.

– Он противоположность вам,- сказал Alexis, улыбаясь,- хотя такой же нервный.

– Каковы их отношения с кардиналом?

– Нет, они не ладят, кардинал давно уже против него из-за политических мотивов.

Я вспомнила, что Pietro мне говорил всегда: «Дядя не стал бы сердиться на меня за клуб или за волонтариат; что ему до всего этого? Это он из-за политики».

– Но он – его близкий родственник,- продолжал Алексис.- Кардинал им недоволен.

– В последнее время они не виделись?

– Подождите! Вы думаете о слишком многих вещах, эти вопросы трудны, я смешиваю этот листок с другим! Они были в одном конверте.

Это верно, вчера они были в одном конверте.

– Смотрите же, постарайтесь увидеть.

– Я вижу! Они виделись два дня тому назад, но они были не одни: я его вижу с дамой.

– Молодой?

– Пожилой – его матерью.

– О чем они говорили?

– Ни о чем ясно, что-то стесняло их… Сказали лишь несколько неопределенных слов, почти ничего, об этом браке.

– О каком браке?

– О браке с вами.

– Кто говорил об этом?

– Они. Антонелли не говорил, он предоставлял им говорить. Он против этого брака, особенно с самого начала. Теперь он смотрит на это лучше и несколько лучше переносит эту мысль.

– А каковы мысли молодого?

– Они уже установились, он хочет жениться на вас, но Антонелли этого не хочет. С очень недавнего времени он все-таки менее враждебен.

Графиня М. очень смущала меня, но я храбро продолжала, хотя мое радостное настроение совершенно исчезло.

– Если этот человек думает только о своей цели, то он не думает обо мне?

– О! Но я же вам говорю, что для него вы и честолюбие составляете одно и то же.

– Значит, он меня любит?

– О! Очень.

– С каких пор?

– Вы слишком волнуетесь, вы меня утомляете… вы задаете мне слишком трудные вопросы… я не вижу…

– Ну… постарайтесь!

– Я не вижу… давно! Нет, я не вижу.

– Какое отношение он имеет к Антонелли?

– Близкий родственник.

– А Антонелли имеет свои виды на этого молодого человека?

– О, да, но они разъединены политикой, хотя теперь все обстоит лучше.

– Вы говорите, что Антонелли против меня?

– Очень. Он не хочет этого брака из-за религии… Но он начинает смягчаться… о, очень мало… все это зависит от политики. Я же вам говорю, что Антонелли и этот молодой человек несколько времени тому назад были совершенно разъединены, Антонелли был безусловно против него…

Итак, что скажете вы обо всем этом? Вы считаете все эти веши шарлатанством? Если это и шарлатанство, то оно дает удивительные результаты!

Я записала все совершенно точно; быть может, я что-нибудь пропустила, но ничего не прибавила. Разве это не удивительно, разве это не странно?

Тетя разыграла неверующую, так как она ужасно рассердилась на кардинала, она начала высказываться против Alexis, без цели и смысла, и это страшно раздражало меня, так как я знала, что она не думает ничего из того, что говорит.