Молот и крест - Гарри Гаррисон

Глаз болит, Шеф дергается, руки его по-прежнему свисают, как у мертвеца. Снова вороны – любопытные, жадные, трусливые, умные, ждущие любого признака слабости. Они подлетают к нему, хлопают крыльями, тяжело садятся ему на плечи. Но он знает, что на этот раз ему не нужно бояться их клювов. Они жмутся к нему в поисках уверенности. Идет король.

Перед ним появляется фигура, она приближается с того места на земле, откуда он отводит взгляд. Ужасная фигура, обнаженная, кровь течет вниз, в промежность, выражение нестерпимой боли на лице. За плечами и фигуры какая-то пародия на крылья ворона; грудь запала; какая-то губчатая материя свисает с сосков. В руках человек несет свой позвоночник.

На мгновение они повисают, глядя в глаза друг другу. Существо узнало его, думает повешенный. Оно жалеет его. Но теперь оно ушло за пределы девяти миров, к какой-то далекой судьбе, неведомой никому. Его почерневший рот дергается.

– Помни, – говорит король. – Помни стихи, которым я научил тебя.

Боль в глазу удвоилась, Шеф громко закричал, забился, его удержали мягкие сильные руки. Он открыл глаз и увидел – не панораму с древа мира, а лицо Хунда. Хунд с иглой. Шеф снова закричал и попытался рукой отбить его руку, сжал с отчаянной силой.

– Спокойней, спокойней, – сказал Хунд. – Все кончено. Никто тебя не тронет. Ты теперь рядовой армии – Карл, из экипажа Бранда, витязя Галланда. Прошлое забыто.

– Но я должен помнить! – воскликнул Шеф.

– Что помнить?

Слезы заполнили глаза, здоровый и пустой.

– Не помню, – прошептал он. – Я забыл, что сказал мне король.

Часть вторая

Карл

1

На протяжении многих миль дорога шла по плоской сухой поверхности, южному краю обширной Йоркской долины, которая тянется от болот Хамбера. Но даже по такой дороге Великая Армия продвигалась с трудом: восемь тысяч человек, столько же лошадей, сотни слуг, проституток, рабов на продажу – все должны были пройти этой дорогой. За Армией даже большие каменные дороги, построенные еще римлянами, превращались в грязные тропы, куда лошади погружались по брюхо. А когда Армия проходила по аллеям и окольным дорогам Англии, за ней оставалось только болото.

Бранд поднял свою по-прежнему перевязанную руку, и люди за ним – три экипажа, всего длинная сотня и еще пять человек – натянули поводья. Самые задние, последние воины Великой Армии, немедленно повернулись и стали всматриваться назад, в уже начинавшую тускнеть в вечерних сумерках осеннюю английскую местность.

Двое находившихся впереди внимательно всматривались в то, что лежит перед ними: грязная дорога шириной в четыре размаха рук уходит за поворот, вероятно, еще к одному ручью. Дальше, еще через несколько сотен ярдов, местность снова поднимается, по ней проходит дорога без живых изгородей по сторонам. Но вот перед ней, вдоль ручья, тянется пояс смешанного леса, большие дубы и каштаны качают пожелтевшей листвой на ветру, они подходят к самой дороге.

– Что думаешь, молодой маршал? – спросил Бранд, левой рукой потянув себя за бороду. – Возможно, ты своим одним глазом видишь дальше, чем другие двумя.

– Даже половиной глаза я кое-что могу увидеть, леворукий старик, – ответил Шеф. – Я вижу, что лошадиный помет на краю дороги уже перестал парить. Главная масса армии все дальше от нас. Мы движемся слишком медленно. Людям из Йоркшира вполне достаточно времени, чтобы зайти к нам за спину и оказаться и перед нами.

– И как ты бы поступил в этом случае, молодой оскорбитель Айвара?

– Приказал бы всем сойти с дороги и отойти вправо. Вправо, потому что от нас ожидают, что мы двинемся влево, прикрывая щитами бок, обращенный к деревьям и к возможной засаде. Спуститься к ручью. Когда спустимся, трубить в рога и скакать вперед, словно на приступ ограды. Если там никого нет, мы будем выглядеть глупо. Но если там засада, мы ее раздавим. И если делать это, то делать немедленно.

Бранд раздраженно покачал массивной головой.

– Ты не дурак, молодой человек. Это верное решение. Но такое решение принимает последователь твоего одноглазого покровителя, Отина, Предателя Воинов. Но это не решение карла Великой Армии. Мы здесь для того, чтобы подбирать отставших, следить, чтобы никто не попал в руки англичан. Змееглазый не хочет, чтобы в наш лагерь каждое утро подбрасывали головы. Люди начинают из-за этого волноваться. Им хочется думать, что каждый из них важен, что каждый убитый убит из-за основательной причины и его товарищи рано или поздно будут его разыскивать. Нам придется рискнуть и спускаться прямо по дороге.

Шеф кивнул и снял со спины щит, просунув руку в него, чтобы удобней держать за ручку с внутренней стороны. За ним слышался звон: сто двадцать человек готовили оружие и посылали лошадей вперед. Шеф понимал, что Бранд завел этот разговор, чтобы потренировать его, научить думать как предводитель. И не сердился, что его совет был отвергнут.

Но в глубине души он не мог подавить уверенность, что эти мудрые люди, эти искусные и опытные воины – витязь Бранд, Айвар Бескостный, сам несравненный Змееглазый – все они ошибаются. Ведут дело неверно. Они громили все царства, с которыми сталкивались, не только крошечные королевства восточных англов. И все равно он, Шеф, бывший тролл, убивший всего двух человек, никогда не стоявший в боевой линии, уверен, что есть способ лучшей организации армии и боевых действий.

Видел ли он его в своих видениях? Послано ли ему это знание богом-отцом из Валгаллы – Отином Изменником, Богом Повешенных, Предателем Воинов, как косвенно продолжает намекать Бранд?

И все равно, думал Шеф, если бы я был действительно маршалом армии, я приказывал бы по шесть раз в день останавливаться и дуть в трубы, чтобы все ушедшие вперед и отставшие знали, где я нахожусь. И не двинулся бы дальше, пока не услышал бы ответные трубы.

А еще лучше, чтобы все знали, в какое время ждать труб. Но как это сделать, когда отряды не видят друг друга? А как черные монахи в своих монастырях знают, когда начинать службу? Шеф размышлял над этой проблемой, пока лошадь спускалась между деревьями и тень начала закрывать дорогу. Снова и снова в эти дни голова его начинала кружиться от мыслей, идей, трудностей, решения которых, кажется, не знает мудрость его времени. У Шефа чесались пальцы от желания снова взять молот, поработать у горна. Ему казалось, что он смог бы выковать решение на наковальне, вместо того чтобы снова и снова напрягать свой мозг.

Впереди на дороге показалась фигура. Она повернулась, услышав топот лошадей, но тут же вернула меч на место, узнав появившихся.

– Я Стуф, – сказал человек, – из отряда Хумли, с Райба.