Уплыть за закат. Жизнь и любови Морин Джонсон. Мемуары одной беспутной леди - Роберт Хайнлайн

– Брайни!

– …У которого была потрясающая старшая сестра, соломенная вдова чуть помоложе тебя, с длинными стройными ногами и натуральная блондинка: волосы цвета меда до пояса, чудный характер и большие твердые титьки. Я спросил ее, как она насчет этого?

Брайни замолчал.

– Ну, дальше. Что она сказала?

– Сказала «нет». Золотко, в Денвере я слишком устаю для того, чтобы искать приключений, – с меня довольно мамаши Большой Палец и четверых ее дочек. Они мне по-своему преданы, и их не надо сперва угощать обедом и водить в театр.

– Врешь! Как зовут ту блондинку?

– Какую блондинку?

Только что придумала, как передать с Пикселем весточку. Прошу меня извинить – сейчас я ее приготовлю, чтобы Пиксель не застал меня врасплох, когда придет.

9

Доллары и здравый смысл

Где этот проклятый кот?

Нет-нет, Пиксель, мама Морин не хотела так говорить. Она просто волнуется и расстраивается. Пиксель хороший мальчик, чудный мальчик – все это знают.

Только где же тебя черти носят как раз тогда, когда ты нужен?

Обосновавшись на новом месте, мы с Брайни сразу приобрели котенка, но не в зоомагазине. Не думаю, чтобы в Канзас-Сити 1906 года зоомагазины вообще существовали – не припомню что-то, слишком давно это было. Но помню, что золотых рыбок мы покупали у Вулворта или у Кресджа[72], а не в зоомагазине. Разные кошачьи снадобья, вроде порошка от блох, покупались в лечебнице для кошек и собак на углу Тридцать первой и Мэйн. А чтобы найти котенка, нужно было поспрашивать.

Для начала я попросила разрешения повесить объявление у Нэнси в школе. Потом сообщила нашему бакалейщику, что мы ищем котенка, и то же самое сказала зеленщику, который по будням с утра торговал в нашем квартале фруктами и овощами из своего фургона.

Фургон «Атлантической и Тихоокеанской чайной компании» тоже приезжал к нам, но всего раз в неделю – они торговали только чаем, кофе, сахаром и специями. Зато их фургон объезжал более обширный участок, где жило больше покупателей и, следовательно, было больше шансов найти котенка. Поэтому я дала водителю свой телефон – Линвуд 446 нашей местной линии – и попросила позвонить, если услышит, что где-то родились котята. В благодарность за будущую услугу я купила у него фирменный пакет сахара весом в двадцать пять фунтов, стоивший один доллар.

Я допустила оплошность: он настоял, что сам занесет пакет в дом – двадцать пять фунтов, мол, слишком тяжело для леди. Выяснилось, что он просто хотел оказаться со мной наедине. Я спаслась, взяв на руки Брайана-младшего – этой тактике обучила меня миссис Ольшлагер, когда еще Нэнси была крошкой. Лучше всего, если ребенок совсем маленький и очень мокрый, но подойдет любой, которого можно взять на руки, – это сбивает воспламененного самца с толку и охлаждает его пыл. Маньяка-насильника это, конечно, не остановит, но большинство разносчиков (а также сантехников, газовщиков и им подобные) – не насильники; они просто вечно озабоченные мужики, которые всегда готовы – только предложи. Их следует вежливо, но твердо поставить на место, не заставляя терять лицо. Берешь на руки ребенка – и вопрос решен.

Не надо было мне покупать этот сахар еще и потому, что мой бюджет не позволял тратить целый доллар на сахар, а главное – у меня не было достаточно большой емкости, чтобы уберечь его от муравьев. Поэтому еще шестьдесят центов ушло на жестянку размером с мой ларь для муки – и это нанесло такой ущерб моим финансам, что неделю спустя и была вынуждена подавать на ужин жареный маис вместо запланированных пирожков с мясом. Был почти что конец месяца, так что оставалось или готовить маис, или просить денег у Брайни раньше времени, чего мне не хотелось.

К маису я добавила два кусочка бекона для Брайни и один для себя, а еще один, поджаренный до хруста, поделила между Кэрол и Нэнси. (Брайан младший пока еще вполне довольствовался пшеничной кашей со сливками, поэтому он получил кашку плюс молоко, которое еще оставалось у меня в груди.) Меню дополнила свежая зелень одуванчиков, а их маслянисто-желтые цветочки плавали в плоском блюде посреди стола. (И почему только такие красивые цветы считаются сорняками?)

Этот скудный ужин я возместила солидным десертом, который я смогла соорудить из того, что было у меня под рукой, а из двух кулинарных яблочек, задешево купленных утром у зеленщика, я сделала яблочный пудинг с густой сладкой подливкой.

Для подливки требовалась сахарная пудра – но тетя Кароль научила меня, как тереть, тереть, долго тереть кусковой сахар большой ложкой в миске, чтобы получилась настоящая сахарная пудра. Масло и ваниль у меня были, а еще я подлила туда чайную ложку бренди, который тетя Кароль подарила мне на свадьбу. (От него осталась только половина. Я раз попробовала – жуть! Но если добавить капельку куда нужно и когда нужно, вкус, безусловно, обогащается.)

Брайан промолчал насчет маиса, но пудинг похвалил. Первого числа следующего месяца он сказал мне:

– Мо, в газетах пишут, что продукты дорожают, несмотря на протесты фермеров. И конечно, раз дом у нас теперь больше, он и обходится дороже – взять хотя бы электричество, газ и мыло «Саполио». Сколько тебе еще нужно в месяц сверх того, что я даю?

– Я не просила у вас прибавки, сэр. Мы справимся.

– Нисколько не сомневаюсь, но скоро наступит жара, а я не хочу, чтобы ты платила доставщику льда так, как некоторые хозяйки. Давай увеличим твой бюджет на пять долларов.

– Но мне не нужно столько!

– Остановимся на этой цифре, миледи, и посмотрим, что получится. Если у тебя к концу месяца будут оставаться деньги, прячь их в чулок. В конце года купишь мне яхту.

– Да, сэр. Какого цвета?

– Сделаешь мне сюрприз.

И я откладывала пенни, пятаки и десятицентовики, копила «яичные деньги» и при этом ни разу никому не задолжала, даже бакалейщику. И хорошо – ведь Брайан завел свое дело раньше, чем предполагал.

Его хозяин, мистер Фонс, после двух лет работы сделал Брайана младшим компаньоном, а в 1904 году – помощником управляющего. Полгода спустя после нашего переезда в чудесный новый дом мистер Фонс решил удалиться от дел и предложил Брайану выкупить у него его долю.

Это был один из немногих случаев, когда я видела своего мужа в замешательстве. Обычно он принимал решения быстро, с хладнокровием пароходного шулера, но на сей раз впал в рассеянность: дважды положил сахар в кофе, а потом забыл его выпить. Наконец он сказал:

– Мо, мне надо посоветоваться с тобой об одном деле.

– Но я ничего не понимаю в делах, Брайни.

– Слушай, любовь моя. Я бы не стал забивать тебе