Рози — моя родня - Джеральд Даррелл
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Машина скатилась по пандусу на улицу.
— Пресвятая Дева, Матерь Божья! — воскликнула вдруг Пимми.
— В чем дело? — испуганно осведомились мы с шофером.
— Мы попали не в ту больницу, — пролепетала Пимми.
— Не в ту больницу? Как это понимать?
— Не в ту больницу? Но ведь вы именно эту назвали, — обиженно заявил водитель.
— Ничего подобного, — возразила Пимми. — На стене написано «Больница Св. Фомы». А нам надо было попасть в больницу Ватерлоо.
— Но ведь вот он — мост. — Водитель показал в окошко. — Вы сказали — мост. Видите, вот он.
Он явно полагал, что в жизни хватает проблем без таких пассажиров, которые запросто меняют местами все лондонские больницы.
— Мне все равно, где мост, — настаивала Пимми. — Больница не та. Это не Ватерлоо.
— Это так важно? — спросил я. — Главное — мне помогли.
— Конечно, но я предупредила Ватерлоо, — объяснила Пимми. — Ночные дежурные ждали нас.
— Между прочим, — задумчиво произнес водитель, — на слух Ватерлоо вполне можно спутать со Святым Фомой, особенно когда сидишь за рулем.
У меня не нашлось адекватного ответа на эту реплику.
Мы возвратились в Абботсфорд, и пока я литр за литром поглощал теплый чай, Пимми пошла объясняться по телефону с больницей Ватерлоо.
— Я сказала им, что это случилось по вашей вине, — торжествующе доложила она мне. — Сказала, что вы малость помешались, что мы усадили вас в такси и вы назвали водителю не тот адрес.
— Большое спасибо, — сказал я.
Ночь и последующий день прошли без приключений, если не считать, что один пациент пытался продать мне стоящий в холле стол якобы в стиле Луи XV, а другой упорно выстукивал азбуку Морзе по моей двери. Но это все были пустяки, и мой нос вел себя замечательно.
Придя вечером на дежурство, Пимми уставилась на меня взором василиска.
— Ну, — осведомилась она, — ваш нос вас больше не беспокоил?
— Ни капли, — гордо сообщил я и не успел договорить, как кровотечение возобновилось.
— Господи! Обязательно надо было ждать, когда начнется мое дежурство? — спросила Пимми. — Почему было не доставить удовольствие дневной смене?
— Это все ваша красота, Пимми. При виде вас у меня поднимается давление и сосуды не выдерживают.
— Как вы говорили, из какой части Ирландии вы родом? — допытывалась Пимми, запихивая мне в нос марлю с адреналином.
— Гоморра, на границе Содома, — незамедлительно ответил я.
— Не верю я вам, — сказала Пимми, — хотя трепаться вы мастер за пятерых ирландцев.
Тем временем ее манипуляции с бинтами не дали никакого результата. Кровь продолжала сочиться из носа, как из неисправного крана. В конце концов Пимми сдалась и пошла звонить доктору Граббинсу.
— Доктор Граббинс велел вам ехать в больницу Ватерлоо, — доложила она мне. — Говорит, что постарается, чтобы на этот раз вы не ошиблись адресом.
— А разве ты не поедешь?
— Нет.
— Это почему же?
— Не имею понятия, — ответила Пимми. — Вас отвезет шофер нашей служебной машины.
Шофер служебной машины был полон решимости отвлечь внимание своего пассажира от мрачных мыслей.
— Паршивая штука — носовое кровотечение, — с ходу начал он рассуждать. — У нас хватало этой печали, когда я играл в регби, но теперь-то я слишком стар.
— Стар для кровотечения? — осведомился я.
— Нет, для регби. А вы, сэр, играете в регби?
— Нет, изо всех командных игр я признаю только одну.
— Это какую же, сэр? — заинтересовался водитель.
Было очевидно: какую игру ни назови, он будет продолжать докучать мне болтовней. Во что бы то ни стало надо было заставить его замолчать.
— Секс, — грубо отрезал я.
Остаток пути мы ехали молча.
В больнице симпатичная дежурная сестра провела меня в палату, которую можно было назвать пустой, если не считать лежавшего у стены, одержимого кашлем и предсмертными судорогами старика и семейства в составе матери, отца, дочери и сына, которые играли в «Монополию» за столом метрах в двух от моей койки. Устраиваясь на койке, как мне было велено, я слушал вполуха их болтовню.
— Ты уверена, мама, что это не больно? — спросил мальчик, энергично перемешивая кости.
— Конечно, не больно, мой драгоценный, — заверила мать. — Ты же слышал, что сказал врач.
— Конечно, не больно, — подхватил отец. — Это же всего-навсего гланды и аденоиды. Ничего серьезного.
— Конечно, пустяковая операция, — продолжала мать. — Ты ничего не почувствуешь.
— Я покупаю «Пиккадилли», — пронзительным голосом объявила девочка.
— Ты же видел это по телевизору, верно? — спросил отец. — Человек ничего не чувствует. Даже когда аборт делают.
— Генри! — укоризненно воскликнула мать.
— «Пиккадилли», «Пиккадилли», хочу «Пиккадилли», — талдычила девочка.
— Ну а потом, — сказал мальчик. — Потом, когда пройдет заморозка. Все равно ведь будет больно.
— Нет, — возразил отец. — Ничего подобного. Тебе дадут успокаивающее.
— А это что такое?
— Наркотики и все такое, — успокоила его мать. — Честное слово, ничего не чувствуешь. А сейчас давай ходи, твоя очередь.
«Бедняга, — подумал я. — Смертельно боится, а тут еще я весь в запекшейся крови, эта картина смелости ему не прибавит. Ничего, я сам поговорю еще с ним после того, как меня приведут в порядок».
Тут возвратилась сестра.
— Сейчас придет врач и займется вашим носом, — сообщила она, задергивая занавески перед моей кроватью.
— Ага, — довольно заметил я, — опять будет прижигание?
— Не думаю, — ответила она. — Доктор Верасвами предпочитает тампонаду.
Тампонада, подумал я. Какое дивное слово. Сродни тампонажу. Я тампонирую, вы тампонируете, он тампонирует… Мы тампонируем, ты тампонируешь, они тампонируют… Я набиваю, вы набиваете, он набивает…
Мои глагольные вариации нарушило появление доктора Верасвами, созерцающего мир через огромные линзы из горного хрусталя. Мне понравились его руки — тонкие, как у девушки, средние пальцы чуть толще обычной сигареты. Изящные руки, чем-то напоминающие бабочек. Лепсие, нежные, трепетные, неспособные причинить боль. Руки целителя. Доктор Верасвами исследовал мой нос, выражая тихими вибрирующими звуками тревогу по поводу увиденного.
— Придется нам тампонировать нос, — произнес он наконец, улыбаясь.
— Валяйте, — радушно отозвался я. — Что угодно, только остановите кровь.
— Сестра, будьте любезны, принесите все необходимое, — распорядился врач, — и приступим.
Сестра удалилась, и врач застыл в ожидании, стоя у изножья моей кровати.
— Из какой части Индии вы родом? — непринужденно справился я.
— Я не из Индии, я с Цейлона, — ответил он.
«Неуд, — сказал я себе. — Будь осторожнее».
— Чудесный край — Цейлон, — молвил я с жаром.
— Вы хорошо его знаете?
— Как сказать. Мне довелось однажды провести неделю в Тринкомали. Конечно, это вовсе не значит, что я знаю Цейлон хорошо. Но полагаю, что это дивная страна.
Врач заглотал наживку и принялся вещать, точно рекламный путеводитель:
— Чудесная. Побережье изобилует пальмами, песчаными пляжами, там дует свежий морской ветерок. Внутри страны водится
