Неоновые джунгли - Джон Макдональд

Он четко помнил тот момент, когда это произошло. Все случилось там, на залитой солнцем веранде, под тихие звуки журчащего ручейка, когда она подняла на него глаза и чуть склонила головку, внимательно его слушая. Именно в этот миг она перестала быть вдовой Генри Варака, которой он хотел помочь, и стала для него самой желанной женщиной на всем белом свете.

Воспоминания о том, как он тогда с ней разговаривал, какие напыщенные, полные якобы глубокого смысла и доброжелательности слова вылетали из его рта, страх перед тем, что она могла подумать о нем, снова и снова заставляли его краснеть.

Поль решительно встал из-за стола, сделал широкий шаг к пыльному окну и посмотрел сначала на пустынную июньскую улицу, а затем на забросанную обертками и бумажками зеленую лужайку перед зданием суда.

Как-то раз Бетти ему сказала:

– Поль, у тебя просто дар страдать по любому поводу. Ты по меньшей мере половину своего времени проводишь в мучительных раздумьях о том, как тебе надо было бы поступить, а чего не стоило делать, когда все уже давным-давно кончилось и ничего нельзя изменить.

"Да, Бетти, ты всегда меня хорошо понимала и, не сомневаюсь, вполне могла бы объяснить мне, что и, главное, почему это со мной происходит. Ведь такое не должно было повториться! Ты, и только ты должна была остаться у меня одной-единственной на всю жизнь. Но вот, сам не знаю почему, случилось так, что теперь мне нужна она. Я все время вспоминаю, как Бонни там, у валунов, выплевывала в меня жестокие, обидные, разящие слова и кричала, что если мне так хочется, то я могу взять ее прямо тут же. Она сама себя больно ранила, но чувства гордости не потеряла. И не примет от меня никакой жалости. Если Бонни поймет мой интерес к ней как благотворительность, то сразу же начнет меня презирать. И тут же наглухо для меня закроется. Навсегда!.. Да, ее использовали многие мужчины, я знаю. Сама мысль об этом иногда вызывает у меня острые приступы ненависти и отвращения, но я стараюсь сдерживать эмоции, стараюсь убедить себя, что они использовали не Бонни, а только ее бренное тело, отдавая которое она сама себя наказывала за некий первородный грех. Не знаю как, но мне обязательно надо найти возможность доказать ей, что мною руководит все, что угодно, только не жалость, не банальная мужская похоть и не романтическая влюбленность, характерная разве что для юноши в пубертатном периоде. Нет, мною управляет неукротимое влечение к женщине, без которой я уже просто не могу жить. Без ее души, разума, тела... Уверен, ты поймешь меня, Бетти. Поймешь и простишь, потому что в свое время именно так я хотел и тебя. Наверное, я просто не способен жить один...

В последнее время я с отвращением ощущаю, что с какой-то фатальной неизбежностью продвигаюсь все ближе и ближе к грани возрастного занудства и мелочного расчета. Хватит! Пора просыпаться и возвращаться к нормальной жизни. Так ведь, Бетти?"

Стоя у запыленного окна с видом на зеленую загрязненную лужайку, Поль знал, что если вдруг последует велению своего невольного инстинкта, то... Он слегка пожал плечами и, усмехнувшись, вернулся к письменному столу, немного посидел, стараясь сосредоточиться, затем набрал номер Фольца и поинтересовался, как идут дела у Тины.

– У нее довольно серьезные проблемы с нервной системой, Поль. И, кроме того, обычное в таких случаях истощение. Мы вводим и будем продолжать вводить ей глюкозу до тех пор, пока ее желудок не начнет удерживать пищу. В общем, делаем все возможное.

– А каково ее эмоциональное состояние?

– В общем-то весьма типичное: замкнутость, угрюмость, внутреннее сопротивление, ничем не обоснованные вспышки ярости, ну и тому подобное... Да, кстати, Поль, вчера из лаборатории поступили материалы ее анализов. Так вот, могу тебя обрадовать, дружище. За исключением наркотической зависимости и сильного физического истощения, все остальное, похоже, в полном порядке.

– Еще совсем недавно она была очень счастливым ребенком, доктор.

– Увы, боюсь, какое-то время ей придется побыть очень несчастным ребенком, Поль. Особенно когда ее начнут мучить неизбежные в таких случаях угрызения совести. Значит, после того, как она выйдет отсюда и вернется домой, кому-то придется не спускать с нее глаз. Пока все не придет в полную норму.

– Думаю, с этим проблем не будет. Есть тут у меня кое-кто на примете. Уверен, не подведет.

– Прекрасно, Поль, прекрасно. Знаешь, честно говоря, ненавижу узнавать, что мои пациенты снова стали наркоманами. Дело в том, Поль, что если им по тем или иным причинам не помогает первый курс лечения, то можно распроститься с надеждой, что помогут последующие.

– Хорошо. Дай мне, пожалуйста, знать, когда она будет готова принять первого посетителя, ладно?

– Да, конечно, Поль. Само собой разумеется.

Какое-то время Дармонд еще посидел, не снимая руку с лежавшей на рычаге телефонной трубки, затем решительно встал и отправился в ближайший ресторан обедать. Один.

Глава 16

Была среда, когда Бонни начала постепенно оценивать тех, кто окружал ее, не по их отношению к ней, а на какой-то другой основе. После того самого обеда с Полем Дармондом в загородном кафе она провела немало мучительных часов, вспоминая его слова, снова и снова повторяя их, пытаясь найти ответ. Но не какой-нибудь ответ, а тот самый единственно правильный ответ...

Занятость исключительно собой долгое время действительно служила ей удобным защитным средством, при помощи которого можно было в любое время нырнуть в глубь самой себя и, лишь осторожно выглядывая оттуда через узенькую щелку, смотреть на окружающий мир. Словно забившееся в глубокую норку животное.

Поль грубо вырвал ее из этого защитного укрытия, оголив нервные окончания, и теперь ей отчаянно не хватало той самой спасительной норки. Чертов Поль Дармонд лишил ее и возможности вернуться туда, хотя его об этом никто не просил!

Она будто заново училась жить после многих столетий, проведенных в мрачной пещере, а теперь, когда вышла на белый свет или, точнее, когда ее заставили выйти, чувствовала себя совершенно голой среди тех, кого прежде видела из своего укрытия в другом измерении.

В ту среду утром Бонни, стоя в ванной и тщательно вытирая полотенцем пальцы ног, вдруг остановилась и внимательно, совсем по-новому посмотрела на свою элегантную стопу цвета слоновой кости. Потом медленно осмотрела себя в висящем на стене зеркале. Странно, вообще-то ее тело должно было бы сохранить следы тех проклятых лет беспутной жизни и страданий, но оно почему-то этого не сделало. Более того, сейчас ее твердое, чуть ли не девственное тело выглядело почти как откровенная насмешка над справедливостью, как дар природы, с презрением брошенный его владелице. Бонни вспомнила блеск желания в глазах Поля, тепло его ладони, когда он провел ею по ее щеке... Она быстро надела на себя халат и туго затянула поясок вокруг тела, которое вдруг как бы ощутило себя снова живым и ждущим его новых прикосновений.

Когда Бонни вошла на кухню, там за большим столом сидела одна Яна. Анна бесстрастно кивнула ей и так же молча разбила в шипящую сковородку еще два яйца.

– Доброе утро, – сказала Бонни, садясь за стол. – Сегодня прекрасный день, правда?

Яна, похоже, только после этих слов начала постепенно осознавать, что она за столом уже не одна. Чуть нахмурившись, Яна как-то тупо посмотрела на Бонни и, наконец, улыбнулась. Казалось, она только что вернулась из каких-то далеких мест, пребывание в которых не принесло ей ни малейшего удовольствия.

– Что-нибудь не так? – спросила Бонни.

От этого простого, невинного вопроса лицо Яны, как ни странно, вдруг залила густая краска смущения.

– Нет, нет, почему же не так? Все в полном порядке, – с неожиданной настойчивостью в голосе ответила она.

Анна со стуком поставила перед Бонни стакан для сока и тарелку для завтрака. В кухню торопливо вошел Джимми Довер:

– Простите, я вроде немного опоздал.

– Ничего страшного. Уолтер откроет магазин не раньше чем минут через десять, – успокоила его Бонни. А затем снова повернулась к Яне: – Мы что, сегодня последние?

Лицо Яны, непонятно почему, снова вспыхнуло.

– Нет, Верн и Доррис тоже еще не завтракали.

Ее слова озадачили Бонни. С чего бы это ей упоминать Доррис, которая, как всем известно, раньше десяти никогда не встает? Эта мысль не покидала ее во время завтрака. Ведь, несмотря на внутреннюю занятость собой, и только собой, Бонни все-таки хотя и как-то отдаленно, но отмечала, что последние месяцы, после того как Гас полностью погрузился в горечь утраты любимого сына, Яна вела себя несколько странно. Неудовлетворенность и какая-то непонятная нервозность буквально не сходили с ее лица. Но сегодня... Вспыхивающие по любому поводу щеки, выражение полнейшего удовлетворения...

Когда на кухне появился Верн Локтер со своей обычной, будто приклеенной к лицу механической улыбкой и выражением полнейшей уверенности в себе, Бонни снова отметила, что Яна тут же заметно покраснела и изо всех сил старается не смотреть в его сторону. Заметив это, Бонни перенесла внимание на Верна и вдруг подумала, что он на редкость холодный, хотя и очень красивый молодой человек, от которого исходят не совсем ясные, но вполне ощутимые волны угрозы. Скользкий молодой человек, дородная молодая женщина в расцвете зрелости и довольно пожилой человек, из-за смерти любимого сына потерявший интерес к жизни... Создавшаяся ситуация показалась ей настолько банальной, что ее не хотелось признавать. И тем не менее...