Гастроль в Вентспилсе - Гунар Цирулис

Остаток дня прошел в столь же безрезультатных поисках. «Бизнесмены» поочередно катались на мопеде, даже предлагали обучить этому искусству тетушку Зандбург. Кобра съездила к ней домой и выпустила Томика в сад. Чипа же никто нигде не видел. Похоже, он и в самом деле убрался из города; соседям он также не попадался на глаза. Наконец, Герберту Третьему такое положение наскучило.

— По-моему, добровольная помощь грозит перейти в принудиловку. Сколько мне за харч полагалось, я честно отмантулил, теперь приподыму свой культурный уровень. Вечером будут передавать мировейший футбол.

— Если ты бы столько времени не путался с Чипом, — наставительно заметила тетушка Зандбург, — он уже сидел бы за решеткой. И кто знает, может, человек остался бы жив.

Ребята выжидательно помалкивали. Никто не хотел пускаться в дискуссию на столь невыгодную тему, поскольку она неизбежно перешла бы на их собственную «коммерческую деятельность». В особенности, теперь, когда было твердо решено с прежним образом жизни покончить. Они понимали, что настанет день, когда придется в присутствии родителей в детской комнате милиции дать торжественное обещание; там будут и слезы матерей и отцовские нравоучения с неизбежными автобиографическими отступлениями: «Я в твои годы...» Но зачем же к этому разговору готовиться заблаговременно?

— А я смотреть не стану, — поморщилась Кобра. — Орава старикашек гоняет мяч, а по воротам пробить не могут. Лучше уж дождаться осени, когда начнется драчка у хоккеистов.

— Была бы хоть цветная картинка. А на твоем ящике едва можно игроков отличить одного от другого, — проворчал Мексиканец Джо.

— Ребята, у меня идея! — воскликнул Герберт. — Братан говорил, в интерклубе поставили цветной телик. Последняя модель.

— А кто тебя туда пустит? Тоже мне — иностранный моряк! — усмехнулся Рудис.

— Меня одного братан, может, провел бы. А всех нас может провести туда только тетя Рената. Скажет, экскурсия в воспитательных целях...

— Ты меня не учи, кому чего говорить, — гордо выпрямилась тетушка Зандбург. — Вы еще, может, не родились на свет, когда я своим дочерям рассказывала такие сказки, что они потом целую ночь не спали... Пошли!

В клубе иностранных моряков не понадобилось ничего выдумывать, поскольку в вестибюле была Ева Лукстынь, она сразу узнала Ренату Зандбург и охотно пустила ребят в фойе, где стоял телевизор.

— После чемпионата мира ни разу не включали... Но отсюда чтобы больше никуда! Если захотите пить, тетя Рената сходит в бар и принесет вам лимонада.

В этом возрасте жажда постоянно мучит человека, и тетушке Зандбург пришлось вскоре подниматься с удобного кресла, опять спуститься на первый этаж и опять раскошелиться.

В сумрачном, претенциозно стилизованном зале буфета бородатые, вооруженные трезубцами нептуны на стенах гонялись за полуголыми морскими русалками. Посетителей было маловато. Лишь за одним из дальних столиков, под штурвалом с электрическими свечками, сидели четверо мужчин и так выразительно молчали, что даже полиглот не сумел бы сказать, из какой страны они сюда пожаловали для столь сердечной беседы. Могло показаться, что они вообще глухонемые, если бы не раздававшееся время от времени приказание, произносимое без малейшего акцента.

— Водка!

И буфетчица мгновенно подавала им поднос с четырьмя рюмками, которые осушались без лишних тостов.

Несколько посетителей сидели на высоких табуретах у стойки бара. Большую часть из них тетушка Зандбург видела со спины, но двоих — в профиль.

Тетушка Зандбург зажмурилась, вновь раскрыла глаза — видение не исчезло. В ее возрасте действительно было вредно перенапрягаться... Стараясь не глядеть в ту сторону, где ей примерещился Чип и собственная внучка Расма, тетушка Зандбург засеменила к стойке и, позабыв о мучимых жаждой ребятах, шепотком попросила у буфетчицы:

— Коньячку мне! Только поживей, поживей!

Выпить, однако, не успела, потому что на локоть ей легла рука, и голос Расмы произнес:

— Бабуля, даже ради конспирации не следует напиваться... Значит, милиционеры тебя все-таки разыскали! Я уж начала было волноваться, звонила в милицию, но отец с Тедисом куда-то уехали. Попросила, чтобы вызвали тебя. До каких пор я могу держать этого вашего Чипа, он уже становится нахальным.

— Как тебе удалось его разыскать? — придя в себя от изумления, спросила Зандбург, — Мы весь город исколесили.

— Я не бегаю за мужчинами, они и без того липнут ко мне... Пришла поговорить с Евой, сели попить кофе, пока танцы не начались. И вдруг этот тип — как с неба свалился. Уже успел мне рассказать обо всех своих болезнях и загубленной молодости. Но вчера и сегодня вы его зря искали — он был в Ужаве.

Эдуард Кашис блаженствовал на пустынном ужавском пляже и не желал уходить. После привычной толчеи на берегу в Булдури ему казалось, он попал в рай — купайся и загорай хоть без плавок, вокруг ни души. Песок был погрубее, зато приятно щекотал пятки.

— Думать я привык головой, а не ногами. Теперь я тут поваляюсь и пораскину умом, а вы себе ступайте. Еще не хватало, чтобы к этой, извините за выражение, личности, явилась делегация во главе с полковником.

Когда менее чем через полчаса все вернулись, Кашис, разумеется, спал крепким сном. Однако сонливости как не бывало, лишь только он увидел в руках у Яункална толстую книгу в синем холщовом переплете:

«Фармакология. С токсикологией и рецептурой».

— Та самая, которую я штудировал... Докладывайте все по порядку.

— Сильва на работе, — сообщил Матис Блумберг. — Но хозяева утверждают в один голос, что в понедельник Эмиль Мендерис ушел только около восьми часов. Еще сетовал, что проспал поезд, позвал Рихарда с маяка на прощанье пропустить по маленькой в станционном буфете, после чего отправился на шоссе «голосовать». Это подтверждают и соседи. Здесь ведь шагу не ступить без того, чтобы не попасть кому-то на глаза. Вчера, например, к Сильве приехал двоюродный брат и даже остался ночевать. Приехал он с двумя чемоданами. Известно ли вам, что в них было?

— Меня куда больше интересует, как звать вчерашнего гостя?

— Сильва скажет, старший инспектор Селецкис пошел в аптеку, чтобы никто не успел ее предупредить, — сказал Страупниек.

— Гость привез австралийскую шерсть «Мохер» в мотках. В фирменной упаковке и с гарантийными печатями. Целое состояние! Хозяйка разрешила нам заглянуть в Сильвину комнату. Там же мы нашли и эту книгу. Была открыта на шестьсот двадцать второй странице. — Блумберг раскрыл книгу и принялся читать вслух: — «В «Метаморфозах» Овидия сказано, что у Цербера, когда Геркулес вывел его из ада, от гнева великого потекла изо рта пена белая, и вырос из нее ядовитый аконит, позднее в руках у Медеи стал он смертоносным оружием мести...»

— Знаю, знаю, я и сам грамотный, — махнул рукой Кашис и стал быстро одеваться. — Сейчас узнаем, кто убийца.

...Это была старая сельская аптека. На полках красовались белые фарфоровые банки с латинскими надписями, под стеклом лежали пестрые коробочки с патентованными средствами, а также самое необходимое из принадлежностей туалета и гигиены. Здесь распоряжался седой и сутулый провизор, в данный момент дремавший на ветхом кожаном стуле за окошком приема рецептов. Во внутреннем помещении приготавливали заказные лекарства — порошки, мази, микстуры. С восьми утра до четырех часов дня тут хозяйничала Сильва Калныня. Аптекарское искусство она освоила на двухгодичных фармацевтических курсах. Вот и сейчас за полупрозрачными стеклами была видна склоненная над ретортами фигура молодой женщины.

— Мы вынуждены вас и фармацевта Сильву Калныню допросить в связи с уголовным делом об убийстве Артура Румбиниека, — сказал Волдемар Страупниек, после того, как он и работники милиции предъявили свои служебные удостоверения. — Есть основания предполагать ваше соучастие в преступлении.

— Да, да, пожалуйста! — радостно закивал провизор. — Только говорите громче, в последнее время я что-то на ухо туговат.

— И общий старческий склероз, — негромко добавил Кашис, затем повысил голос: — Где вы держите яды? Список у вас имеется?

Напуганная громким голосом, из лаборатории выбежала Сильва Калныня — зеленоглазая женщина лет двадцати пяти. Голова у нее была покрыта белой косынкой. Пухлые губы дрожали от испуга, поскольку в отличие от провизора она сразу поняла, что привело сюда этих людей.

— Здесь, в шкафу, — сказала она предательски упавшим голосом. — Ключ всегда у заведующего.

Полковник Кашис пробежал глазами наклеенный на обратной стороне двери список и крикнул провизору в ухо:

— Аконитин куда запрятали?

Теперь и старик стал проявлять беспокойство. Красные пятна покрыли лицо провизора, он даже стал заикаться:

— Я никому не отпускал. Но жене он очень помогает при радикулите и невралгии тройничного нерва. Есть такая пропись: тинктура аконитина с ланолином, спиртом и хлороформом для втирания в кожу... И потом несколько дней назад... Вы уж простите, Сильва, но я должен сказать правду... В латышской народной медицине отвар корней руты применяют с целью аборта... А еще один ребенок без мужа... Но если вы пользовались аконитином по моей прописи... До сих пор ничего дурного не случалось... Сильва, вы ведь развели, как я велел?