Мерило истины - Роман Злотников

— Да-а… зря опасался… — Сомик зашваркал ладонями по лицу, — мало ли что ты говорил… Ты еще говорил, что воспитанием и обучением должны заниматься те, кто… это самое… призван к тому долгом. А не те, кому это выгодно… Тоже говорил, что, мол, это гнусно и ты этого не допустишь… И что? Одни понты только… Сержанты помыкают нами, как хотят, и все их слушаются. И ты в том числе! Бегаешь как миленький, отжимаешься… слушаешься их.

— Я, как и ты, клялся строго выполнять требования воинских уставов, приказы командиров и начальников. Следовательно: подчиняться сержантам — часть моего долга. И твоего. Другое дело, что прежде, чем избирать определенную методу воспитания, командирам вперво надобно было убедиться, имеются ли у воспитуемых ресурсы выдержать ее.

— Мой долг! И издевательства сносить — тоже долг? Когда они… специально натравливают на меня весь взвод! Как будто, чтобы я подтянулся к уровню других, а на самом деле — чтобы посмеяться… Я ж не виноват, что я такой — все могут, а я не могу… На меня теперь из-за них никто спокойно смотреть не может. Ржут, шпыняют, обзывают по-всякому…

Олег, до того стоявший у скрюченного на земле Сомика на коленях, поднялся во весь рост. Позади него послышались торопливые шаги. И сдавленные голоса:

— Вот он! И этот придурок здесь…

— Гусь, ты чего стоишь, наблюдаешь? Живо волоки обоих в казарму! Там Бородуля нарисовался, чухает пока, в чем дело… Живо, пока он кипешовать не начал!

— Помимо физических нагружений, воин должен выдерживать и психологические, — не оборачиваясь, проговорил Трегрей. — Суть не в том, что сержанты жестоки (а это, бессомненно, так). Суть в том, что ты слаб. И телом, и духом слаб: немощен и труслив. На срочной службе новобранец приготовляется к войне. А воин напросте не может быть слабым. Иначе он не имеет права называться воином…

В этот момент к ним подлетели сразу несколько старослужащих, в числе которых были Мазур, Киса и сержант Бурыба. Гусь укрывался за их спинами.

— Чего вы тут титьки мнете? — зашипел Бурыба на Сомика и Олега. — Чего прячетесь?.. Ох, е-мое… — выдохнул он, откачнувшись назад, когда заметил, в каком виде Женя. — Ох, придурок…

— Вешаться хотел, — пискляво констатировал очевидное Мазур.

— Все, — подытожил Киса. — Крандец тебе, Бурыба!

— А чего мне-то? Ты что на меня все сваливаешь. Я тут при чем?

— А кто его загонял?

— Чего, загонял-то? Гонял, как всех. Ты, между прочим, тоже пендель ему сунул раза два. Спрыгнуть думаешь? Если меня спросят, я молчать не буду. Вместе на дизель поедем!

— Может, это не из-за нас… то есть, вас? — предположил Гусь ломким каким-то голосом. — Может, его девушка бросила…

— Да какая у этого чмыря девушка!..

— Да тихо вы! Ничего никому не крандец, — встряхнувшись, деятельно засуетился Мазур. — Короче… Ты, Киса, скидавай верх. Скидавай, скидавай! Не спорь! А ты, придурок, наденешь его шмотки…

— Глянь, на шее у него следы синие, — отпустил еще один комментарий Гусев. — А глаз… Маму вашу, смотри на его глаз! Такое скроешь разве?

— Ой, крандец!.. — взявшись за голову, заскулил Киса.

— Закройтесь все! — рявкнул Бурыба и тут же, чуть присев, воровато оглянулся. — Заладили: «крандец», «крандец»… С Бородулей добазаримся. Главное: чтобы свои же пацаны языками не трепали.

— Свои пацаны — не будут, — скрипуче сказал Гусь.

Он, Бурыба и Мазур выжидающе уставились на Олега. А Женя Сомик, остолбенев при виде своих мучителей, сжался в комок, закрыв руками лицо.

— Слышь, Гуманоид! — угрожающе нахмурился Бурыба. — Это уже не шуточки. Всем плохо будет, если дело вскроется. Ты ж не дурак, должен понимать, что помалкивать надо, а?

— Тем более, ты сам тут тер этому лоху, что он слабак и вообще не прав, — вступил Гусь. — Из него реального воина делали, а он в петлю полез. Баба, а не мужик. По всем понятиям выходит, что на нас вины нет.

— Меня еще не так гоняли, — добавил Бурыба, — и что? Знаешь, как меня гоняли? Врагу не пожелаешь. Я руки на себя не пытался наложить. Скрепился и терпел. И мужиком стал… который способен родных, близких и страну защитить… Короче, забудем всю эту бодягу, лады? И Сомик сам тоже выступать не будет. Да ведь, Сомидзе?

— Не буду! — не открывая лица, простонал Женя. — Не буду! Не трогайте меня!

— Я тебе зуб даю, никто его больше пальцем не тронет! — пообещал Киса Олегу. — И остальные за мои слова подпишутся. Але, Сомик! Все, ты отдыхаешь до самого дембеля, понял? Тем более… — заметил он, подмигнув Олегу. — Кого рядом с ним обнаружили? Тебя, Гуманоид. И свидетели есть. Может, это ты его… того…

— А Сомик подтвердит, если что! — обрадовавшись такому повороту, воскликнул сержант Бурыба. — Да ведь, Сомидзе?

— Да… — пискнул Женя.

— Ну, вот и порешили, — облегченно вздохнул Гусь. — Что молчишь, Гуманоид?

— О чем здесь говорить? — пожал плечами Олег. — Женя именования «солдат» пока что не достоин, это бессомненно. И вина в том лежит на нем самом и на тех, кто его воспитывал до вступления на срочную армейскую службу…

— Точно! — возликовал Мазур. — Вот сейчас все четко сказал. Молоток, Гуманоид… Хоть, конечно, и сука…

— Да залепи ты! — толкнул его в бок локтем Бурыба. — Сука… это пересмотреть надо. Пацан дело говорит.

— Однако случай попытки самоубиения ни в коем случае таить нельзя, — продолжал Олег.

— Тьфу ты!.. — сплюнул обнадеженный было Бурыба. — Сам же признал: этот чмошник неправ! А за него все огребут!

— А вы правы? — прямо спросил его Олег, и в голосе его звякнула злость. — Если избрали такую методу воспитания, значит, должны нести ответственность и за плоды сей методы.

— Говорят тебе, — ощерился Мазур, — всех так дрючат! А он, что, особенный, чтобы ему послабления делать? Другие и не такое выдерживали.

— И про ответственность — это ты зря, — рассудил уже успокоившийся немного Гусев. — Ответственность на шакалах лежит. Вот они пусть и отвечают.

— Много они наотвечают, — буркнул Бурыба. — Если шум все-таки поднимется, на нас вину пихать будут.

— Не надо! — вдруг заголосил Женя. — Не надо, пожалуйста! Хуже ведь будет!..

Не тратя более слов, Олег вздернул Сомика под мышки, поставив на ноги. Тот качнулся, согнулся и, зажмуренный, вознамерился было снова свалиться. Но Трегрей не дал ему сделать этого. Обхватив Женю поперек туловища, он взвалил его себе на плечо. И двинулся к выходу из щели. Бурыба, Киса и Гусь поспешно отступили с его пути. Мазур попытался преградить Олегу дорогу, но получив крепкий тычок плечом в грудь, шатнулся к стене.

Старший лейтенант Бородин нервно вышагивал по казарменной «взлетке», провожаемый десятками взволнованных взглядов. Пожалуй, только один человек во всей казарме сохранял внешнее спокойствие — рядовой Мансур Разоев. Но если бы кто-нибудь вздумал повнимательнее к Разоеву присмотреться, то увидел бы, что сквозь маску этого спокойствия проступало нечто жутковатое. Уж очень мрачен и угрожающ был устремленный как будто внутрь себя взгляд Мансура.

Само собой, взводный уже был в курсе того, что же так перебаламутило казарму, знал он и том, что пропавшего Сомика уже разыскивают, и потому при появлении несшего бессильно обвисшего Женю Олега и четверых старослужащих он кинулся к ним с единственным вопросом:

— Живой?!!

— Живой, живой, товарищ старший лейтенант! — поспешил уверить Бородулю Гусь. — Не сомневайтесь!

— Все в порядке! — преувеличенно бодрым голосом сообщил и Бурыба.

Трегрей донес Сомика до его койки (на соседних койках молчали, не смотря друг на друга, Двуха и Командор) и уложил парня поверх туго натянутого одеяла.

Затем развернулся к Бородину:

— Разрешите обратиться?

— Обращайся, — разрешил, уже предчувствуя нехорошее Бородин.

— Метода воспитания новобранцев младшими сержантами Бурыбой и Кинжагалиевым, — начал Олег, — довела рядового Сомика до попытки самоубиения. Посему требую у вас, как у старшего по званию, принять меры к тому, чтобы виновные сержанты были примерно наказаны. Но смею надеяться…

— Иванов! — взвыл взводный. — Ты чего несешь вообще? Откуда ты такой свалился на мою голову?..

— Но смею надеяться, — договорил Трегрей, — вы хорошо понимаете: ответственность за случившееся возлежит не столько на сержантах, сколько на вас, их командирах и офицерах. Такое положение продолжаться не может, а не то это приведет к новым бедам. Если сержанты, назначенные вами командирами, не справились со своими обязанностями, следует офицерам заняться воспитанием личного состава.

На этот раз над очередным нелепым выступлением Гуманоида никто уже не смеялся. Кажется, всех присутствующих охватила одна и та же мысль — объем ненормальности, производимой этим парнем, превысил все разумные пределы. И с этим надо было что-то делать.