Тайны еврейского секса - Марк Котлярский
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Автор «Кошерного секса» вновь, видимо, по застарелой привычке, лукавит: не станет же читатель, в самом деле, во имя установления истины рыться в еврейских источниках и, таким образом, решать, верны валенсеновские выкладки или нет. Поэтому «за базар» отвечаем мы. И с полным основанием беремся утверждать, что речь идет об очередной спекуляции.
Начнем с того, что ТАНАХ всегда предельно честно повествует не только о добродетелях, но и о чудовищных грехах свои героев, жестоко живописуя неприглядные картины из их жизни. И при этом великая Книга ни словом не обмолвливается ни об одном случае скотоложства среди евреев.
Единственный скотоложец, действующий на страницах Торы, это пророк Билам (Валаам). Его знаменитая ослица, наделенная ангелом даром человеческой речи, напоминает о том, что ночью была ему женой. Но Билам — не только не еврей, но и злейший враг еврейского народа, решивший обвести вокруг пальца самого Бога.
Включая скотоложство в число сексуальных преступлений, запрещенных не только евреям, но и другим народам мира, Тора вводит принципиально новое понятие. Это отнюдь не «товаат», — слово, которым, скажем, характеризуется гомосексуализм и которое означает «противоестественная, вызывающая отвращение мерзость, гнусность». Нет, это куда более резкое по смыслу слово «тевель» — то есть поступок, нарушающий все законы природы, противоречащий самому устройству мироздания.
Согласно мидрашу, скотоложство было одним из тех страшных грехов, которому предавалось допотопное человечество и за которые оно было полностью, за исключением Ноя и его семьи, стерто с лица земли. Тот же мидраш сообщает, что до потопа сексуальные межвидовые связи давали потомство, и потому по земле бродили самые различные чудовища и уроды, рожденные от таких связей. Не правда ли на ум невольно приходит миф о Минотавре или других подобных преданиях, весьма распространенных в фольклоре различных народов?!
Но в том-то и дело, что Тора напоминает: все эти мерзости чрезвычайно распространены среди других народов мира и их запрещено перенимать.
История и античная литература лишь подтверждают справедливость высказанного Торой — вспомним хотя бы «Золотого осла» Апулея или тексты законов шумеров, вавилонян, ассирийцев, хеттов. В ряде из них предусматривается наказание за связь с коровой или овцой, но при этом разрешается связь с ослом или мулом, отчего история Билама выглядит еще более достоверной.
Мудрецы Талмуда, постоянно возводившие «ограду» вокруг Торы, утверждали, что люди должны вести себя так, чтобы на них не пало даже и малейшего подозрения в скотоложстве. К примеру, они категорически запретили вдовам-еврейкам держать в доме собаку, чтобы их не заподозрили в преступной связи с этими животными.
В конце XIX — начале XX века евреи вновь столкнулись с массовым явлением скотоложства — на этот раз среди окружавших их арабов. Но встреча вызвала у них только отторжение и презрение, и никак не отразилась на сексуальной жизни еврейских поселенцев, о чем свидетельствуют многочисленные дневники и воспоминания очевидцев тех лет.
О том, распространено ли среди современных израильтян скотоложство, никаких исследований, насколько нам известно, не проводилось.
Супружеская измена
Пью горечь тубероз, небес осенних горечь,
И в них твоих измен горящую струю.
Пью горечь вечеров, ночей и людных сборищ,
Рыдающей строфы сырую горечь пью…
Борис Пастернак, «Пиры»В далекие времена Первого Храма женщине, заподозренной мужем в супружеской измене, но категорически отвергающей эти подозрения, приходилось для доказательства своей невиновности пройти через весьма сложную и унизительную процедуру. Только так она могла доказать справедливость своих утверждений.
В назначенный коэном (священнослужитель в Храме) день гипотетическая изменница вместе с мужем появлялась в Храме и приносила в жертву мешочек с мукой из ячменя — пищи животных. Подобная жертва, в которую, в отличие от обычной мучной жертвы, не добавлялось оливковое масло, свидетельствовала о том, что женщина подозревается в низком, «животном» поступке. И то, что она навлекла на себя подозрения своего супруга, уже само по себе полагалось следствием недостойного еврейки поведения. Затем священнослужитель смешивал в глиняном сосуде воду из храмового источника с землей и подводил женщину поближе к жертвеннику.
Сотни, а то и тысячи глаз обычно следили за этой процедурой. В тот момент, когда коэн рывком срывал с женщины головной убор и ветер с Иудейских гор начинал трепать ее волосы, толпа зрителей возбужденно ахала — не было для замужней еврейки большего позора, чем предстать перед людьми с непокрытой головой.
Трудно сказать, какие чувства переживала в тот момент сама женщина — жгучий стыд смешивался в ней с парализующим страхом, и ко всему этому, наверное, добавлялась обида на мужа за недоверие к ней…
А коэн тем временем громко, так, чтобы слышали все собравшиеся, произносил:
Если не лежал с тобой мужчина, и если не совратилась ты и не осквернилась втайне от мужа твоего, то не повредит тебе горькая вода, наводящая проклятие. Но если совратилась ты втайне от мужа твоего и осквернилась, и произвел мужчина излияние семени своего с тобой, то сделает Бог тебя предметом проклятия в среде народа твоего тем, что сделает Бог бедро твое опавшим и живот твой опухшим. И войдет эта вода, наводящая проклятие, во внутренности твои, чтобы вспучить живот и опавшим сделать бедро….
Тут коэн делал длинную многозначительную паузу, предоставляя женщине последнюю возможность отказаться от испытания. В этом случае ей не грозит смертная казнь за измену, так как сам факт измены не доказан судом. Но… она отойдет от жертвенника в том виде, в каком есть — с непокрытой головой — и безропотно примет развод от мужа, то есть косвенно подтвердит его подозрения.
«Амен!» — отвечала женщина, давая свое согласие на испытание.
«Амен!» — завороженно повторяла вслед за ней толпа.
Теперь дороги назад у подозреваемой не было.
Коэн доставал кусочек пергамента, на котором был записан отрывок из Торы с описанием приводимой нами процедуры, высоко поднимал его вверх и на глазах толпы сжигал его, бросая пепел во все тот же глиняный сосуд. И снова толпа ахала от страха — страшно было видеть, как горят слова святой Торы, как огонь стирает с пергамента само имя Творца. Ибо на Его суд выставлено преступление, попирающее самые главные, самые фундаментальные Его законы.
Следующим движением коэн бросал на жертвенник принесенную женщиной и ее мужем ячменную муку и, когда она сгорала, подносил к губам женщины глиняный сосуд.
В наступившей тишине женщина выпивала до дна горькую воду и еще несколько минут продолжала стоять у жертвенника.
Если с ней ничего не происходило, то это считалось окончательным доказательством ее невиновности. И тогда под восторженные крики толпы коэн набрасывал на ее голову платок, и муж уводил ее в сторону. Теперь он должен был купить ей дорогой подарок в знак признания своей вины за ложные подозрения. А за то, что супруг заставил пройти свою «половинку» через ритуал публичного унижения, он теперь не мог развестись с ней по какой бы то ни было причине до конца жизни. Кроме того, считалось, что женщина, с честью выдержавшая испытание «горькой водой», будет в самое ближайшее время вознаграждена Богом тем, что забеременеет и родит сына.
Но бывало и так, что, отпив из глиняного сосуда, подозреваемая замирала. И вдруг, через мгновение, ее лицо начинало покрываться трупными пятнами, живот разбухал и разбухал, и она валилась замертво — это и было доказательством ее измены мужу и страшной расплаты за эту измену.
Вера в силу «горькой воды» Храма была так велика, что о ней складывалось немало легенд. По одной из них, женщина, справедливо заподозренная мужем в измене, решив сохранить семью, согласилась на испытание «горькой водой». Но, зная, что она его не выдержит, послала в Храм вместо себя свою сестру-двойняшку. Так как ее сестра была верна своему мужу, то вода, разумеется, ей не повредила. Однако, когда она вернулась домой, сестры встретились и поцеловались друг с дружкой. И в тот же самый момент на лице неверной жены проступили трупные пятна, и она мертвая упала на пол.
Во всяком случае, еврейские хроники подтверждают действенность столь необычного способа проверки супружеской верности, и многие психологи склонны им верить. По их мнению, сам этот мистический ритуал, особенно в ту экстатическую эпоху, должен был приводить женщин в неизъяснимый священный трепет. И потому те из них, кто чувствовал, что их совесть нечиста, и в самом деле могли умирать от разрыва сердца или от кровоизлияния в мозг. А в последнем случае на их лице действительно могли появляться, само собой, не трупные, но весьма заметные пятна.