Часы смерти - Джон Карр

— Давайте, давайте! — ободряюще произнес Хэдли.

— И, — невозмутимо добавил доктор Фелл, — если мой ученый друг согласится заткнуться на короткое время, я продолжу развивать мою линию защиты. Прежде всего, джентльмены, в птицеводстве существует хорошо известное правило…

— Послушайте, — прервал Хэдли, вставая. — Вы можете рассчитывать на нашу терпимость. Но я возражаю против превращения этого дела в фарс. У меня нет времени для шуток, а если бы даже было, подобное кажется мне дурным вкусом, когда один человек убит, а жизнь другого висит на волоске. Если вам есть что сказать, говорите, но, по крайней мере, не нарушайте приличий и ведите себя серьезно.

Доктор Фелл снял очки и, отбросив адвокатскую манеру, спокойно осведомился:

— Значит, вы этого не видите? Вы не поверите мне, если я скажу, что никогда в жизни я не был более серьезен? Я пытаюсь снасти эту девушку от ареста, если не от чего-то худшего а заодно спасти вашу карьеру единственным понятным вам способом — показав, что вас ожидает в суде. Я не имею адвокатских полномочий, но многое знаю об адвокатах и их методах. И я покажу вам, во что превратили бы ваше жалкое дело люди вроде Гордона Бейтса или сэра Джорджа Карнахана Я могу ошибаться, но видит бог, я никогда не был более рациональным.

— Отлично. Тогда продолжайте. — Казалось, Хэдли было не по себе.

— Хорошо известное правило птицеводства, — громовым голосом возобновил доктор Фелл свою речь, — позволяющее избежать двух ошибок и давно ставшее аксиомой, гласит: (а) не кладите все яйца в одну корзину и (б) не считайте цыплят до осени. Обвинение сделало то и другое, а это фатальный промах. Оно сделало два своих основных пункта взаимозаменяемыми. Если эта женщина убила Эвана Мэндерса, значит, она убила и Джорджа Эймса. А если эта женщина убила Джорджа Эймса, значит, она убила и Эвана Мэндерса. Каждый пункт зависит от другого и является его частью. Нам достаточно подвергнуть разумному сомнению один из них, и мы дискредитируем оба.

Например, у нас имеется правая перчатка. Обвинение заявляет, что эта перчатка не могла находиться на руке, заколовшей Эймса. Как мы видели, из раны сильно шла кровь, которая пропитала бы перчатку насквозь, однако на ней есть только маленькое пятнышко, к тому же расположенное в таком месте, где, как утверждает мой ученый друг, оно не могло бы находиться, если бы эта рука держала оружие. Превосходно! Мой ученый друг предъявляет доказательство того, что убийца в «Гэмбридже» была левшой. Поскольку Элинор Карвер, убивая Эймса, нанесла удар левой рукой, двое убийц превращаются в одного.

Это я и называю, — продолжал доктор Фелл, кивая массивной головой, — «класть все яйца в одну корзину». А это… — Он подошел к тайнику в стене, открыл коробку из-под обуви, достал левую перчатку и, повернувшись, бросил ее на кровать. — Это я называю «считать цыплят до осени». Обвинение заявляет, что именно эту перчатку использовали для убийства. Но обследуйте ее, джентльмены, и вы не найдете на ней ни единого пятнышка крови. Мой ученый друг утверждает, что удар не мог не вызвать кровотечения. Следовательно — по логике обвинения — мы доказали, во-первых, что Элинор Карвер не левша, в отличие от убийцы из «Гэмбриджа», и, во-вторых, что ни одна из этих перчаток не могла быть использована при убийстве инспектора Эймса.

Хэдли поднялся своего места как будто в процессе астральной левитации. Схватив с кровати перчатку, он уставился на доктора Фелла.

— Мы хотим ясно дать это понять, — гремел доктор, — потому что на сей раз обвинение не сможет объединить два основных своих пункта. На этой поздней стадии мой ученый друг не сможет сказать, что имел в виду нечто другое и что правая перчатка все-таки была использована. Он сам доказал, что это не так. А я доказал невозможность версии с левшой. Если на свободную правую перчатку попала капля крови, когда она находилась в нескольких футах от раны, то мы должны требовать, чтобы обвинение показало нам хотя бы микроскопические следы крови на перчатке, которая была на руке, нанесшей удар. Их нет. Следовательно, Элинор Карвер не убивала Эймса. Следовательно, она не была левшой, заколовшей Эвана Мэндерса. А эти перчатки — единственная конкретная улика против нее — должны быть исключены из перечня вещественных доказательств, поскольку аргументы обвинения раздавлены его же собственной логикой.

Дабы показать, что он закончил, доктор Фелл добавил «Ахем!» и вытер лоб красным шейным платком.

— Погодите, — заговорил Хэдли. — Возможно, я ошибся — немного. Может быть, от возбуждения, которое я испытывал, выстраивая систему доводов, я зашел слишком далеко. Но прочие доказательства…

— Милорд и джентльмены, — прервал доктор Фелл, пряча платок в карман. — Обвинение так быстро заняло позицию, которую я предсказывал, что мне незачем объяснять, какой ущерб нанесен его делу. Но позвольте продолжить. Обвинение само доказало, что девушка не использовала перчатки. Но одну из них нашли недалеко от тела, а другую — за панелью. Если не она положила их туда, значит, это сделал кто-то еще с целью отправить ее на виселицу, и я попытаюсь это доказать.

Рассматривая «прочие доказательства» против Элинор, я сначала обращусь к убийству в «Гэмбридже». Как кто-то упомянул, я обозначил пять пунктов, которые следует учитывать в связи с этими двумя преступлениями… Хм. Дайте мне этот конверт, Мелсон. Так… И когда я буду их рассматривать, то попрошу разрешения делать это в обратном порядке.

Он с подозрением огляделся вокруг, но не заметил и намека на усмешку. Хэдли сидел с перчаткой в руке, жуя черенок потухшей трубки.

— Так как мы опровергли теорию левши, что связывает Элинор Карвер с убийцей в «Гэмбридже»? То, что та, вероятно, была молодой блондинкой (по словам одного свидетеля, брюнеткой, но мы не станем заострять на этом внимания) и одетой так, как одевается большинство женщин. Это удивляет меня, если не забавляет. Иными словами, вы используете саму неопределенность описания в качестве доказательства, что это была Элинор Карвер. Вы заявляете, что убийцей была данная женщина, лишь на том основании, что множество других женщин в Лондоне выглядят так же. Далее, у вас имеется признание Элинор, что она в тот день была в «Гэмбридже», что не выглядит похожим на признание убийцы или Элинор Карвер, какой вы ее обрисовали в качестве убийцы. Но я скажу вам, на что это похоже. Это похоже на усилия кого-то, кто знал, что она была там в тот день, кто обратил внимание на ее поверхностное сходство с описанием убийцы в газетах и догадывался, что точная идентификация невозможна, кто читал перечень украденных предметов и понимал, что, за одним исключением, их нельзя точно опознать, — короче говоря, кто хотел приписать преступление ей.

— Постойте! — вмешался Хэдли. — Это становится фантастичным. Даже если свидетели не смогут точно опознать ее, у нас имеются украденные предметы. Они лежат перед вами.

— Вы думаете, они уникальны?

— Уникальны?

— У вас есть браслет и серьги. По-вашему, невозможно хоть сейчас приобрести в «Гэмбридже» хоть двадцать точных дубликатов этих двух предметов? Они не уникальны — их поставляют целыми партиями, из которых ни один отдельный браслет или комплект серег не может быть идентифицирован как украденный 27 августа. Не станете же вы арестовывать каждую женщину, которая их носит. Нет, мальчик мой. Только один из украденных предметов может быть опознан точно — а именно карманные часы Карвера, относящиеся к XVII столетию, которые были выставлены в «Гэмбридже». Они уникальны. Только они могли бы безошибочно указать на Элинор Карвер. И весьма многозначительно, что это единственный из украденных предметов, которым вы не располагаете.

Хэдли прижал руки ко лбу.

— Думаете, я поверю, — осведомился он, — что два точных дубликата украденных предметов были спрятаны за этой панелью случайно?

— Не случайно, а намеренно. Я постепенно пытаюсь объяснить моему ученому другу, — доктор Фелл стукнул кулаком по каминной полке, — что все совпадения, которые сбивают нас с толку, совпадениями не являются. Все ведет к этому. Клептоманские наклонности Элинор были хорошо известны, и это подало убийце идею. Он (или она) увидел в преступлении в универмаге шанс осуществить свой план. Неопределенное описание убийцы подходило к Элинор, она была в «Гэмбридже» и не могла подтвердить свое алиби. Но для этого требовались дополнительные доказательства. Вот почему автор этого плана попытался усилить их, украв часы-череп работы Маурера из шкатулки Боскома. Сущий дьявол, он не сомневался, что Боском решит, будто это сделала Элинор, но не станет ее выдавать, а вы придете к такому же выводу, так как не поверите никакому объяснению Боскома по поводу пропажи часов. В итоге вы оба угодили в ловушку. Теперь вернемся к вашим «конкретным доказательствам» против Элинор. Я уже отметил, что уникальные часы — единственный украденный предмет, который мог прямо указывать на Элинор, — исчезли. Почему? Если кто-то хотел обвинить Элинор, эти часы были бы первым предметом, который он (или она) поместил бы за панелью. Но их там не оказалось. И единственная гипотеза, способная объяснить их отсутствие — независимо от того, считаете ли вы по-прежнему Элинор виновной или верите в мою теорию, — заключается в том, что некто не положил часы в тайник, так как их у него не было.