Студенты. Книга 1 - Анатолий Аргунов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Да!
Сейчас Сашка с Фридой живут в Нью-Йорке, но на Новый год телефонный звонок от них всегда звучит в квартире Мартынова…
Вернувшись в комнату, весёлая компания Женьку не нашла. Зато на столе стояла разогретая еда, укрытая полотенцем, свежий заваренный чай, сдобная булка, нарезанная на ровные кусочки, и настоящее морошковое варенье в вазочке.
— А где же Евгений? — спросил кто-то.
Катерина пожала плечами:
— Чудит как всегда.
— Как чудит? — спросила Людмила. — Может, с ним что-то случилось?
Катерина, не сказав ни слова, вышла в кухню и через минуту вернулась с обрызганными водой лицом и платьем.
— Сходите, полюбуйтесь! — зазвенел её голосок. — Он в ванной лежит, смывает прошлогоднюю грязь.
Смех и радость от того, что Женька нашёлся и с ним всё в порядке, завладели всеми. Как сейчас Савва Николаевич увидел стройную фигуру своего друга Женьки Вельяминова в каком-то рваном женском халате и таких же шлепанцах, выходящего из ванной к праздничному столу.
Та новогодняя ночь с её скромным праздничным столом стала отправной точкой к созданию трёх счастливых семей. У всех по-разному сложилась жизнь и судьба, но бесспорным было одно — и счастье, и любовь пришли к ним в студенческие годы. И сейчас, по прошествии стольких лет, они возникли в памяти Саввы Николаевича как образы его далёкой и прекрасной юности.
Глава 13. Экзамены, или путь к отчаянию
Ну что за студент, который не трясся бы на экзаменах. Если даже ты сильный студент и хорошо знаешь предмет, мандраж всё равно неизбежен. Такова психология людей. Кстати, именно на ней построены многочисленные аферы. Сколько по России-матушке было предсказателей и шарлатанов, делающих деньги на страхе людском перед чем-то неизбежным. Что-то сбывалось, что-то нет. Но если подкидывать монету, пытаясь угадать, что выпадет, «орёл» или «решка», частота попадания составит, как говорит теория вероятности, пятьдесят на пятьдесят. Так и в предсказаниях.
Но страх на экзаменах это особый страх. Здесь главное не то, что можешь не сдать, получить двойку, а страх за своё реноме. Как ты, такой умник, балагур и острослов, рассказчик анекдотов про дураков — и вдруг схлопочешь пару. Тут уж не до смеха. Самогó на смех поднимут. Можно предположить, что если бы студенты сдавали экзамены сугубо конфиденциально и было бы неизвестно кто какую отметку получил, особого страха никто бы и не испытывал. Но это всё из области теорий и предположений. Практика же говорит о другом. Страх перед экзаменом испытывают все — это аксиома.
Другое дело, что каждый переносит этот стресс по-своему. Так сказать, специфически. Например, Валерка внешне всегда был спокоен, даже весел, когда сдавал экзамены: шутил, не суетился, никогда не спрашивал, какие вопросы задавал экзаменатор. Он лишь проявлял интерес к самóй оценке: тройка, четвёрка или неуд. О пятёрках речь вообще не шла. Эту оценку получала лишь особая категория студентов, которые приходили для сдачи экзамена чуть ли не накануне. Они терпеливо ждали, когда лаборант запустит их первыми в аудиторию и экзаменатор раздаст билеты. Потом они долго и методично писали ответы на листках бумаги, и лишь кто-то один из немногих мог рискнуть отвечать сразу, без подготовки. Все же среди отличников были и талантливые ребята.
Валерка же спрашивал об отметках и кто их поставил с одной целью: узнать, к какому преподавателю направить стопы, у кого какое настроение. Вот его главный козырь при сдаче экзамена. Он должен был чётко знать, у кого из экзаменаторов сегодня плохое настроение — к тому он ни за что не садился, если даже знал билет. И что интересно, Валерка всегда угадывал, прокол случался редко. Почти все экзамены Валерка сдавал с первого захода. И это при том, что готовился к ним из рук вон плохо. Но изначальный психологический настрой на успех и расчёт на хорошее настроение у экзаменатора были главными факторами победы Валерки. И он терпеливо готовился, выпытывая у вышедших с экзамена студентов, какое настроение у Марины Ивановны или Ивана Семеновича. И как только узнавал, что у такого-то экзаменатора приподнятое и радостное настроение, смело шёл к нему.
Другой однокурсник и друг Саввы, Женька, имел другую особенность. Он начинал заикаться больше обычного, изображая крайнее волнение. Студенты, которые ходили сдавать один из экзаменов вместе с Женькой, вспоминали такой диалог между ним и профессором по анатомии.
— Во-о-от ф-ф-фасция пэ-пэ-пэ…
— Фасция Пельвина — досказал профессор.
— П-п-правильно, — обрадованно закивал Женька.
И так минут десять. Наконец профессор не выдержал:
— Хорошо, молодой человек. Вы лучше пишите мне на листочке весь ответ или те слова, которые вам трудно выговорить.
У Женьки челюсть отвисла от такого предложения. Писать это заведомо ухудшить ответ. Если отвечаешь устно, то можно хоть как-то прочитать на лице преподавателя, нравится ему ответ или нет, и, если что-то идёт не так, попытаться перестроиться. Но на листке нужно писать точно, а это не всегда получается.
Женька на втором вопросе уже стал заикаться заметно меньше, но там, где не знал точного ответа, опять по привычке входил в сильное заикание. В конце концов профессору надоело и он с миром отпустил Женьку. Иногда из жалости к Женьке преподаватели ставили четверку вместо тройки, он никогда не получал двойки.
Другая категория студентов готовила шпаргалки. Причём чаще делали их девчонки хорошистки — из-за страха что-то забыть. Они готовили десятки, если не сотни, различных шпор: писали их мельчайшим почерком и рассовывали в доступные руке места по строгой схеме, чтобы ничего не перепутать. Нужно было видеть картину, как они пользовались шпорами. Сев как можно дальше от экзаменаторов, они читали вопрос, поднимали глаза к потолку и, шевеля губами, вспоминали, где находится шпаргалка по данному билету. Вспомнив, улыбались, а затем как ни в чём не бывало брали лист и писали ответ, даже не прибегая к ней. Им нужна была подстраховка — вдруг что-то забудут. Но, как правило, шпоры им не требовались. Они и так хорошо знали сдаваемый предмет.
И уж совсем другая история — это сдача экзамена заведомыми слабаками и двоечниками. Как ни крути, такие всегда есть в любой группе, в любом институте. А в медицинском-то тем более — трудный институт во всех отношениях. Нужно хорошо знать такие точные науки, как физика, математика, химия. Без этого современному врачу не обойтись. Везде техника и с каждым годом всё сложней и сложней. Иной раз не знаешь, кто ставит диагноз, машина или врач, настолько всё смешалось. Двадцатый век — век технического прогресса, без него никуда. Он обосновался в медицине весьма прочно.
А такие науки, как биохимия, биология, анатомия? Кроме автоматического запоминания требуется ещё и осмысление: как и что в организме происходит при распаде белков, жиров и углеводов. Как выводятся, какие органы в процессах участвуют, что в результате получается. Не просто схема, а целая научная доктрина по каждому предмету.
Потому учёба в медицинском институте — не сахар. Идут туда по призванию или дети медиков, которые с детства знают, что это такое быть врачом. Папа или мама целый день в больнице либо на приёме в поликлинике, а вечером звонки: то у больного температура поднялась, то кровотечение открылось, то ещё что-нибудь экстренное. И родитель, бросив домашние дела и на ходу застегивая пальто, бегом бежит к своим пациентам. Прибавьте сюда ночные бессонные дежурства два или три раза в месяц и тогда станет понятно, что врач это Богом данная профессия. Тот, кто вынес тяготы учёбы и признан врачом, стал избранным.
А наше общество не любит избранных. Оно им завидует. Они, видите ли, нахлебники в белых халатах, с белыми ручками. Знай, деньги или подарки ни за что, ни про что получают. Подумаешь — осмотрел, постучал, послушал — и сразу плати. Ладно, если рентген назначит или какой-никакой рецепт выпишет. Это понятно, хоть какие-то действия. А за что, спрашивается, врачу, сидящему на приёме, платить? Непонятно. В общем, не врачи, а рвачи — такое мнение распространено в обществе с древних времен и сохраняется по сей день. Но если за рубежом отношения между пациентом и врачом ограничены и определены рамками закона, то в России медицина действует по принципу «государство гарантирует бесплатную медицину». Хотя в поликлиниках и больницах вывешены списки платных услуг почти за все. Но врачи здесь ни при чём, за них всё решили там, «наверху».
Студенты-медики, отдуваясь за будущие блага, сами становятся объектами поборов. Если раньше встречались скромные подношения в виде цветов, конфет или бутылки коньяка, то сейчас студенты становятся едва ли не основным источником доходов преподавательской братии. Берут все — о профессора до ассистента. Берут деньги лаборанты и уборщицы. И у каждого есть своя такса — от десяти рублей до тысячи долларов.