Маньчжурские стрелки - Богдан Сушинский

Перс согнал с лица ухмылку и внимательно прислушивался, не понимая толком, о чем они говорят. Воспоминаниями о своем аресте Фельдшер с ним не делилась. Но и так становилось ясно, что Курбатова и Алину связывают особые отношения.

Князь тоже не был предрасположен к воспоминаниям. Но не вспомнить Алину он не мог. После похищения из-под ареста девушка пробыла с ними всего один день. Прежде чем убить машинистов и пустить эшелон под откос, они сумели воспользоваться справкой, которую Радчук выкрал у какой-то приглянувшейся и подсевшей к нему в вагон молодки. С этой справкой они и отправили Алину проходящим пассажирским поездом. Их бродячая жизнь оказалась явно не для нее, несмотря на то, что в разведшколе ее готовили ко всему, в том числе и к жизни в подполье. Теперь Курбатов мог сказать себе, что отправили они Фельдшера как раз вовремя.

— Как думаешь, князь, — вдруг спросил Перс, — что затевают немцы, пытаясь стреножить тебя и твоих людей?

— Это нужно вам или вашему начальнику из НКВД? — упредил ответ подполковника Тирбах.

— Я действительно работаю на НКВД, — спокойно возразил Перс. — Иначе вряд ли удержался бы здесь, давно загребли бы на фронт. Или расстреляли, как бывшего унтер-офицера. Но когда ваши вербовали меня, они прекрасно знали, с кем имеют дело.

— У нас нет оснований не доверять вам, — суховато проворчал Курбатов, не желая отвечать на вопрос Перса.

— Еще бы вы мне не доверяли! Что бы вы без меня делали?

— Не переоценивайте себя, унтер-офицер.

— Мне это ни к чему. Кстати, сколько у нас с вами людей, князь? — Курбатов взглянул на синий квадрат окошка и отмолчался. — Я к тому, что вряд ли сумею накормить вас всех.

— Пропитание мы привыкли добывать себе сами, — поднялся Курбатов из-за стола, на котором до сих пор не появилось ни крошки.

4

В избушке лесника было на удивление тепло. Войдя в нее, Курбатов сразу же лег у печки и, не сказав никому ни слова, уснул. Это был не сон, а извержение смертельной усталости, которая накапливалась у него в течение всех трудных дней, проведенных в горах и лесах России.

Впрочем, засылая, князь поймал себя на мысли, что так до сих пор и не ощутил ни радости оттого, что вернулся на родную землю, ни печали оттого, что на ней идет война и что сам он пришел на нее отнюдь не с миром.

— Я пришел сюда не с миром — это уж точно, — пробормотал он, чувствуя, как в тело его врывается струя тепла и неземной благодати, именуемой обычным человеческим сном. — Но ведь и встречает она меня не как блудного сына.

Через несколько минут подполковнику показалось, что этой благодати хватило ровно на то, чтобы уже во сне переварить мысль, настигшую его перед забытьём. Слишком уж коротким и неуспокоительным он показался. И не прерван был, а расстрелян густой пулеметной очередью.

— Что? — подхватился Курбатов, инстинктивно хватаясь за лежавший рядом автомат.

— Похоже, князь, что ваша прогулка в город не прошла бесследно: нас выследили, — столь же спокойно, сколь и язвительно, ввел его в курс событий подъесаул Кульчицкий. — И, кажется, успели окружить.

— Так уж и окружить!

Печка давно погасла, а костры рассвета еще не зажглись, но комната уже наполнилась его усыпляющей серостью.

«Рассвет — время расстрелов, — почему-то всплыло в сознании Курбатова, и он ощутил, как мгновенно охладели его виски. — Неужели вещее предчувствие?»

Пулеметная очередь повторилась. Но теперь она выдалась короткой и почти на полувыстреле прерванной несколькими автоматными. Ясно было, что идет перестрелка и что она приближается. Но тогда кто тот, с ручным пулеметом? У него в группе пулемета нет.

— Кто находился в дозоре?

— Реутов, — не сразу вспомнил фон Тирбах, притаившись у одного из окон.

— Так это он ведет бой?

— Предстоит выяснить, господин подполковник.

В доме два, почти друг против друга, окошка и дверь. Четвертая стена — глухая. Эта «мертвая зона» автоматически превращала их сработанный из толстых бревен форт в совершенно неприспособленную к обороне тесную западню.

— Так выясните, подпоручик, выясните.

— Иволгин и Чолданов уже в разведке, — пришел на помощь Тирбаху залегший у порога Власевич.

— Тогда где они?

В ответ — молчание.

— Противник приближается, — встревоженно доложил Радчук. Стекла в его окошке не было, а бычий пузырь он сорвал, и теперь, маятником покачиваясь из стороны в сторону, вел наблюдение за подступами к форту.

— Все, оставляем эту ловушку, — принял решение Курбатов, — отходим к распадку. С той стороны, по-моему, еще не палят.

Он не собирался вступать в открытый бой. Не имел права терять здесь людей. Однако отступать было поздно. Справа от высившегося перед домом холма появились первые фигуры красных. Пулеметчик теперь находился где-то в кустах, у подножия возвышенности, и лишь дважды выдал себя короткими очередями. Судя по всему, патроны у него были на исходе. Зато этими выстрелами он явно дал понять засевшим в доме, что не нападает, а, наоборот, это за ним охотятся.

— Залечь и сдерживать их здесь, — приказал Курбатов своим маньчжурским стрелкам. — Пулеметчика не обстреливать.

Преследователям в сонном бреду не могло прийти в голову, что у сторожки их встретят сразу шестью автоматами. Потеряв двоих убитыми, они начали поспешно отходить, но Курбатов поднял своих бойцов и, предупредив пулеметчика, преследовал красных почти до предместья. При этом диверсанты сумели уложить еще двоих. Но последний, пятый, все же спасся.

— Можете считать, что это я привел их, — хрипел потом Перс, стоя у двери избушки и все еще держа в руках свой остывающий английский пулемет с коротким широким стволом, очевидно, оставшимся у него еще со времен Гражданской.

— Мы так и поняли, — заметил Курбатов, глядя, как Иволгин и Чолданов заворачивают в плащ-палатку тело Реутова, чтобы здесь же предать его земле. Подполковника командир недолюбливал со дня создания группы, но сейчас он думал не о Реутове, а о том, что погиб еще один стрелок и что группа его тает.

— Они пришли за мной, как волки, под утро, — продолжил свои объяснения Перс. — Но я все понял. У меня подземный ход до кустарника, затаившись в котором вы следили за моим домом. Да только они, ироды, тоже не дураки, оставили там засаду. Отступая к сторожке, я не знал, что вы все еще здесь.

— К черту исповеди. Идешь с нами?

— Если примете. И поторопитесь, сейчас они поднимут милицию и расквартированный здесь, неподалеку, у военного завода, батальон.

— Благодарю за информацию. Чолданов, тело подполковника — в избушку, и поджечь.

— Не по-христиански это, — робко возразил Иволгин.

— А все остальное, что мы с вами делаем на этой земле, по-христиански? Подполковник Реутов был храбрым офицером, вполне достойным ритуального костра предков. Выполнять!

Диверсанты молча повиновались.

— Да выбросьте вы свою «пушку», — посоветовал Курбатов. — Быстро вооружайтесь трофейной винтовкой. И не забудьте о патронах.

— Пулемет еще тоже пригодится. Я их на части рвать буду, — прохрипел в ответ Перс. — Давно ждал, когда вернетесь. Я эту землю омою их кровью так, как не омывали ее за тысячи лет воды Иордана.

В ненависти Перса Курбатов не сомневался. Но в бою… в бою его еще надо было видеть.

Они добрались до ближайшей речушки. По бревнам, положенным на камни рядом с мостиком, перешли на левый берег, а потом, уже на километр ниже по течению, вернулись к правому и брели вдоль него до прибрежных скал. Описав круг, диверсанты вернулись к валунам, разбросанным неподалеку от мостика. В бинокль Курбатов видел, как около взвода солдат и несколько милиционеров пробежали по их следу до речки. Сидя на ветвях кедра, они с Персом наблюдали, как погоня металась по левому берегу, когда овчарка потеряла их следы у небольшого болотца. А как только уставшие, злые солдаты начали возвращаться на правый берег, маньчжурские стрелки рассредоточились за валунами.

— Власевич, на вашу душу — овчарка и офицер, — предупредил Курбатов подпоручика.

— Только бы Иволгин и Чолданов не позволили им драпануть на ту сторону, — жевал какую-то травинку Власевич. — Здесь я им устрою пляску святого Вита[23].

— Должны успеть, — надеялся подполковник, зная, что в эти минуты двое его бойцов переправляются в тыл к красным.

Большая часть карателей уже перешла на этот берег и теперь отдыхала, дожидаясь отставших. Овчарка порывалась то в одну, то в другую сторону, оглашая лес визгливым лаем, но уставшие солдаты уже не обращали на нее внимания. Были уверены, что банда, которую они преследовали, ушла в глубь тайги.

Лежа в кустарнике между двумя валунами, Власевич нетерпеливо пас овчарку мушкой, дожидаясь выстрелов с того берега. Курбатов приказал открывать огонь только тогда, когда на мостик ступят последние красноармейцы. Но вот этот момент наступил. Трое красных погибли под перекрестным огнем Иволгина и Чолданова еще во время переправы. Бойцы, отдыхавшие на левом берегу, подхватывались, не зная, что делать: то ли, прорываясь через мост, атаковать невидимых им бандитов, то ли отступать.