Трудовые будни барышни-попаданки 2 - Ива Лебедева
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Любопытно, что лучшими торговыми кадрами оказались парни не из Голубков, а егоровские. Видимо, жизнь под властью помещика-самодура способствовала быстроте реакций, сообразительности, да и вообще житейской сметливости.
Надо только про разрешение на торговлю с Никитиным проконсультироваться. Не думаю, впрочем, что будут проблемы. Ярмарка на то и придумана, чтобы всяк продавал что душе угодно. Лишь бы покупали.
Ну и непременно проинструктировать людей, из которых не каждый бывал даже на простеньком уездном торжище, а если и сталкивались с коммерцией, то лишь в лице прасола или коробейника, заглянувшего в деревню. Я догадывалась, что впереди встреча не только с меркантильным, но и с криминальным духом. Поэтому на каждом привале начиналась подготовительная работа. Среди захваченной всячины нашлась карточная колода. Я показала дворовым несколько фокусов, обыграла в дурака, а потом продемонстрировала, что рубашки были крапленые — обнаружь-ка. Потом взяла три наперстка, блестящую пуговку и опять явила ловкость рук. Сама себе удивилась: чего в девяностые не пошла в наперсточницы? А мужикам, и в первую очередь дворовым, кто помоложе, объяснила, что я любительница, а вот на ярмарке ждут настоящие черти азартных игр, которые разденут их до обувки. Обувка, между прочим, была приличной у всех — лапотников на ярмарку я не взяла.
Еще указала насчет вина: по трактирам не ходить, а вечерний утешительный шкалик пить у меня в становище — и качественней, и бесплатно. Кто будет меня слушаться, с тем по возвращении поделюсь прибытком в качестве премии, а неслухов беру в такую поездку последний раз.
Так мой обоз превратился в подобие пиратского корабля, где каждый участник экспедиции имеет долю в добыче. Оставалось понять — мы ли возьмем на абордаж знаменитую ярмарку, или она нас.
Одно успокаивало: Лизонька ни на секунду не оставалась одна. Поскольку с нами поехал наш уважаемый кумысодеятель с женой и старшей дочкой, в няньки к молодой барышне было кого определить. Баяр с ходу приставила собственную дочь развлекать малышку и присматривать за ней. А Гульнуз и не возражала, поскольку в свои двенадцать лет привыкла возиться с остальными братиками и сестричками, пока мать занята. Конечно, с одной Лизой ей было гораздо проще.
А для пущего спокойствия я отрядила дюжего и довольно сообразительного парня из Демьяновой родни осуществлять общую охрану «женского батальона».
Глава 36
Интерлюдия 5
— Егорыч, опять дежурство с приключением да с добычей?
— Да уж, Михалыч, у меня иначе не бывает. Ну, обычных-то купчишек-рублишек было вдоволь. И диковинок тоже. Вот, Браминогад, например…
— Откуда такой?
— Человек земли индийской, с дудкой и гадами учеными, чтоб под эту дудку кривляться. Один сразу из корзины полез со мной знакомиться, шею раздул, язык высунул. Этот индиец его обратно в лукошко загнал, а все равно боязно.
— Ты гадов-то сосчитал ли? А то еще по ярмарке расползутся.
— Сам таких считай. У него кроме малого лукошка большой короб был, а уж там гад шевелился — всем гадам гадский папа. Я сперва хотел с индийца мытное взять как с торговца курами — гады, как и куры, яйца несут. Потом того гада углядел, рукой махнул — проходи, человече.
— Вот прибыль у человека — гадов казать. А что за дворянин был, без товара?
— Ктот Какоевич Импогнутов. Так и велел себя записать. Говорит, мой товар — надежда людская и веселье. Вынул карточную колоду да перекинул в пальцах, от пояса до плеча.
— Это веселье до кулаков и ножей доводит.
— А что с ним делать прикажешь? Преступления нет, дашь ему поворот — все равно пролезет, в твою смену. Так хоть рожу запомнил этого Импогнутова…
— Ну и красненькой разжился небось за то, что записал, пачпорта не потребовав. Что, и правда Импогнутов?
— Ну, или Инкогнутов — неважно. А чудней всех барыня была, что под вечер прикатила.
— Тоже Сильфида Гризельдовна?
— Нет, все чин по чину, вдова капитана гвардии Эмма Марковна Шторм. На шести груженых возах пожаловала.
— Ух ты, небось поместье выгребла до последней холстины.
— Не, если б так, ничего диковинного не было бы. Товар у нее странный. Холсты тоже были, только крашеные — таких и у французов не видел. Не будь она капитанша, да еще гвардейская, не пропустил бы, пока штуку, а то и две таких холстов не отдаст, Маше на сарафан. А так только облизнулся.
— Как же она, дворянка, торговать станет?
— От Никитиных, верно, не она сама, а ейный приказчик. Никитины — большой корабль, не нашим челнам у него на пути вертеться. Еще лампы у этой капитанши диковинные, на земляное масло. Если совсем лень не поборет, прогуляюсь, когда стемнеет, посмотрю, как горят эти лампы.
— Да уж, самому забавно. А еще чего?
— Ты не поверишь — машины малые сахар крутить. Да ты не смейся, сам не поверил бы, когда бы не угостила. Дала коробку, там нити сахарные. Сейчас, на закуску к чаю поставлю.
— Может, она и чай верченый привезла?
— Не смейся, и его. Тоже чай забавный — с особой отдушкой. Я не заваривал еще, а и через мешочек чую: такого еще не пивал.
— Вот такой махонький мешочек дала? Экая скареда!
— Не, мешочков с десяток. Его на раз заварить, ну, на два-три. А еще мыла духмяного кусок дала да притирку щёчную, вроде французской. Но тут и не спрашивай — сама делала. Будто муженек не офицером был — фабрикантом. И завод оставил в наследство, да не один. Я притирку эту на свою рожу тратить не буду, а его благородию подарю, чтобы нашу службу ценил-уважал.
— Ты, Егорыч, смотри, какому благородию. Если Дмитрию Лексеичу, то, конечно, кланяйся, дари. А вот если тот самый Михаил Федорович опять явится, что недавно начальству услужил, тут держи ухо востро. Возьмет подарок или не возьмет… скорей не возьмет, а уж вызнавать, с чего мы раздарились, будет точно.
— Знаю я таких, Михалыч. Воротит нос от склянок, сукна да балыков, честнягу корчит, а на самом-то деле барашка в бумажке ждет. Или тельца.
— Ох, не знаю я, Егорыч, стоит ли к нему и с бумажками подкатываться. Начальство
