Пастухи на костылях - Вадим Еловенко

— А если вы ошибаетесь? И все именно так как подано. Вы ведь поймите, оружие еще никто не сложил. И увидев подлог, или непонимание со стороны властей эти отморози вполне могу устроить очередное представление. Так что, думаю, власть в этом случае играет честно. А то, что она из него делает лидера восстания… если такого нет, то его надо выдумать. Навязать остальным бунтовщикам и сочувствующим. Чтобы они его признавали, понимали и внимали ему.

— Если все так и есть, то боюсь действительно мои опасения по поводу преждевременного проявления очередного Александра, Адольфа или Наполеона несостоятельны. — Сказал с примирительной усмешкой Путник, наливая и себе чай.

— А я вам говорил, что потом мы все будем сильно жалеть о том, что наговорили друг другу.

Покивав, путник все-таки напомнил:

— Я хочу получить данные на тех, кто его окружает. Я не хочу проявления среди них даже тихого и по первому времени незаметного Иосифа.

— Я вас понимаю. Но потребуется неделя не меньше, чтобы все собрать. Особенно будет сложно с Кремлем. Вокруг президента во время кризиса сложилась совершенно новая команда. Он советуется исключительно только с ней и информацию выудить от этих, сплошь фанатиков-силовиков будет проблемно. Старые наши помощники почти безрезультатно пытаются вернуть себе расположение Главного и получить допуск к его планам. — Остановившись и выдержав паузу, чиновник спросил: — Надеюсь, теперь-то поставки возобновятся? Я-то ладно и потерплю… но мои товарищи… коллеги нервничают.

Путник рассеянно кивнул и сказал:

— Да. Завтра же. Непременно. У нас некоторые проблемы возникли. Но завтра уже должны начать работать новые курьеры.

— А что со старыми?

Путник, памятуя о максимально возможной честности с партнерами, чтобы они могли планировать свои действия, признался:

— Погибли. Сложный клиент попался.

— Надеюсь не по нашей вине?

Замахав в воздухе рукой, путник успокоил «патрона»:

— Нет. Исключительно неверная оценка возможностей клиента. Ошибка в одном пункте и двоих обученных специалистов уже не вернуть.

Зная некоторые подробности о «специалистах» партнер путника спросил почти шепотом:

— Чем же он их?

— Четыре пули из карабина и нам достаточно, если одна из них в голову. — Почти с улыбкой сказал путник. — Правда, теперь им займутся специалисты другого класса, а не обычные курьеры. Он подозрительно живуч оказался. Он заставил потратить на себя слишком много времени. Так что, когда его обнаружат, думаю, он пожалеет о том, что натворил.

Оружие сдавали неохотно и с нервным смехом. Многие из бойцов даже вслух позволяли себе наводить панику. Мол, сейчас сдадим, выведут нас всех в чисто поле и расстреляют к чертям. Но Илья как мог, успокаивал всех.

Присутствует пресса. Присутствует тот самый полковник, который готовился к генеральским звездам за то, что ТАК разрулил ситуацию. Ему точно не надо портить карьеру расстрелом безоружных. Бойцы умом понимали, но нервы были не железными. Прямо во дворе школы с каждого деловито снимали показания о его действиях во время конфликта. Когда примкнул, откуда сам и где «проявил себя». Там же, быстро, буквально тратя всего минуту на человека, специалисты ФСБ снимали отпечатки пальцев. Они же фотографировали всех сдавшихся, но препятствий после процедуры не чинили. Дал показания? Сдал отпечатки пальцев? Сфотографировался? Все, вали отсюда не задерживай очередь. Но никто, словно сговорившись, не расходился. Кучковались во дворе школы, глядя на тех, кто еще проходил «процедуру».

Сдавать начали оружие еще ранним утром, но даже к пяти вечера еще собирались с города последние посты и отряды. Милиция целенаправленно занимала город. Комиссия областная и столичная уже приступила к подсчету убытков. В мэрию уже въехал новый исполняющий обязанности главы города. Он открыто заявил собравшимся жителям на площади, что прибыл не на долго и его сменят в ближайшие две недели, когда он сможет подготовить план по восстановлению города. Даже не обладая особыми знаниями в психологии можно было с уверенностью сказать, что кроме чиновничьего костюмчика у этого временного исполнителя в шкафу висел китель, с как минимум полковничьими погонами.

Население удрученно разошлось только к восьми вечера, когда на площадь перед мэрией понаехали все, кто участвовал в разоружении боевиков. При таком количестве милиции, спецслужб и просто чиновников разговор по душам с И.О. мэра и полномочным представителем президента в центральном округе не получался. Чиновники работали на камеры и собственный пиар. А народ после пережитого хотел не просто слов «власть в городе восстановлено скоро и сам город восстановим», а конкретных дат, когда начнут и когда закончат. Довольно нелепо звучавшие отговорки, что убытки еще не подсчитаны, не удовлетворяли никого.

Илья, и в тот день и в последующий, оставался в разбитой школе. Не потому что не хотел возвращаться к себе в убогую квартиру, в дом без лифта. Просто среди тех, кто с ним воевал вместе, было довольно много иногородних и он, в ожидании пока их смогут развезти, проводил с ними дни и ночи, убеждая и их и, наверное, самого себя, что все было не зря. И это окончание столкновения тоже войдет в историю, не как сдача на милость победителя, а как честная сделка, после выполненного долга чести.

Сергей тоже не покидавший школы, но по своим причинам, сомневался, останется ли в истории хотя бы упоминание об этом недоразумении, но обещал приложить все силы, что бы помнили. Помнили не столько сам конфликт и его окончание, а его причину. И глупую и вескую одновременно.

За два дня беспрепятственно разъехались практически все, кто хотел. Остальные ждали непонятно чего. Ну, правильно, из школы их никто пока не выселял, запас провианта еще оставался. Только вот Илье все тяжелее становилось от ощущения некой подвешенности. А что дальше-то?

И как он понимал, Илья был не один, кто ломал себе голову над этим вопросом.

Электричество в город подали только на третьи сутки. Как не спешили ремонтники, но разрушены подстанции были капитально. Только ударным трудом и привозом совершенно новых блоков удалось их «поднять». Да и потом прежде чем подавать электричество ремонтники чуть ни не носом изрыли все места, где могли вспыхнуть пожары и возникнуть прочие неприятности.

Предупредив, чтобы и остальные больше не задерживались в школе, Илья совершенно один покинул бывшее место дислокации и неторопливо пошел по городу, осматривая изуродованные фасады и часто встречающиеся следы крови на асфальте. Сколько будут «затирать» эти следы войны, он даже не думал. Просто шел, наблюдая странно кипучую жизнь вокруг.

Носились частные и министерские машины. Колоннами ни на кого не обращая внимания передвигалась милиция. Грузовики и фуры, перевозившие неизвестно что, образовывали, чуть ли не пробки на узких улочках провинциального города. Наблюдая все это, Илья с удивлением отметил, что на лицах встреченных людей не осталось отпечатка войны. Все были предельно сосредоточенны на чем-то своем. Все чем-то занимались. Все куда-то спешили. А ведь всего три дня прошло со сдачи оружия. Словно такой «пинок» городу изменил не только отношение к провинции со стороны Москвы, но и самих людей изменил. И только Илья не чувствовал себя изменившимся. Зато он остро почувствовал себя лишним в этом зашуршавшем муравейнике.

Ему был никто не нужен, да и сам он был словно окружен пустотой. Он наотрез отказался общаться с прессой. И не потому, что ему было нечего сказать. Просто после той знаменательной речи, он дал полковнику обещание, что до конца, пока не сложат оружие в других городах, он будет говорить прессе исключительно согласованные с ним вещи. Это было неприятно, но цель такой просьбы полковника хотя бы была ясна. Одна сказанная глупость и все может начаться заново.

Неторопливо ступая по городу, Илья даже не сомневался, что его пристально ведет «наружка». Его предупредили о будущем постоянном наблюдении. Как Илью уверяли, для его же безопасности. Но с улыбкой внутри он понимал и то, что наблюдатели будут исправно сообщать своему командованию о том, что он делает. И Илья, не желая «специалистов» утруждать излишней работой, никуда не спешил, наслаждался вздохнувшим после боев городом и серьезно намеревался на оооооочень долго запереться в своем «чулане». Засесть в квартире и не выходить из нее даже за едой. Надо было отлежаться, оглядеться одуматься и, наконец, решить, как же дальше жить. Чем заниматься.

Чем ближе подходил Илья к своему, тоже пострадавшему, дому, тем сильнее и заметнее он начинал хромать. Вернулась боль в колене. В ступне мышцы вообще судорогой свело. Проклиная эту чертовщину, Илья не выдержал и сел на подвернувшуюся скамейку. Глупость-то, какая, — рассуждал он про себя, — пока скакал как сайгак по канавам, стройкам, перелескам ничего не болело. Только стоило всему окончиться как на тебе. Сиди и вспоминай, что ты инвалид, причем официальный.