На посошок - Рэй Брэдбери

— Да, — ответил старик.

Дверь закрылась.

Шел 1934 год, летней ночью Уильям бежал к дому с футбольным мячом в руках, и темная мостовая бежала у него под ногами. Он скорее почувствовал, чем увидел, старика, стоящего у крыльца. Молча пробежав мимо, Уильям скрылся в доме.

В 1937 году Уильям несся по ночной улице с прытью антилопы, со следами помады на щеке и с мыслями единственно о любви. Он едва не сбил с ног стоявшего возле дома старика, выкрикнул «простите!» и открыл входную дверь.

В 1947 году возле дома остановился автомобиль, в котором сидели Уильям и его жена. На нем был дорогой костюм из твида, он устал, от обоих слегка попахивало спиртным. Они немного посидели, прислушиваясь к шуму ветра, потом вышли из машины и открыли ключом входную дверь. Внезапно из гостиной вышел старик, который прокричал им:

— Что вам нужно в моем доме?!

— Что вы делаете в нашем доме? — возмутился Уильям. — А ну-ка прочь отсюда!

Что-то было в облике старика такое, от чего у Уильяма засосало под ложечкой, но все же он обыскал его и, вытолкав из дома, запер за ним дверь. С улицы послышалось:

— Это мой дом! Вы не имеете права выгонять меня на улицу!

Они легли спать и выключили свет.

В 1928 году Уильям и другие ребята боролись друг с другом на лужайке перед домом, дожидаясь рассвета, чтобы побежать на станцию и посмотреть, как подходит, пыхтя, состав с ярко-синими цирковыми вагонами. Они, смеясь, катались по кучам опавшей листвы, когда к ним подошел старик с фонариком в руках.

— Вам не кажется, что для игр сейчас не самое лучшее время? — сказал старик.

— Кто вы? — спросил Уильям, выглядывая из-под кучи навалившихся на него ребят.

Старик немного постоял, глядя на них сверху. Потом он выронил фонарик из рук и, опустившись на колени, дотронулся до Уилла и пробормотал:

— Мальчик мой, кажется, я все понял! Я — это ты, а ты — это я! Мой мальчик, я люблю тебя всем сердцем! Давай я расскажу тебе, что произойдет с тобой, когда ты станешь взрослым! Если б ты знал это! И у тебя, и у меня одно и то же имя — Уильям! И все эти люди, которые заходили в дом, у всех у них имя — Уильям, это тоже ты и тоже я! — Его била дрожь. — О, все долгие годы, все время прошло сейчас здесь!

— Уходи! — сказал мальчик. — Ты сошел с ума!

— Но…

— Уходи! Я позову папу!

Старик попятился назад и исчез во тьме.

Огни дома то зажигались, то гасли. Мальчишки молча боролись, катаясь по опавшей листве. Старик стоял в тени.

Шел 1947 год. Уильям Лэттинг никак не мог заснуть. Наконец он поднялся с постели, закурил сигарету и подошел к окну.

— Что с тобой? — спросила его жена.

— Мне кажется, этот старик так и стоит под нашим дубом.

— Тебе, наверное, это почудилось.

Уильям сделал глубокую затяжку и кивнул.

— Да, наверное. А что это за дети?

— Дети?!

— Тут, на лужайке. Чертовски подходящее время играть в куче листьев!

— Наверное, это Мораны.

— Не может быть. В такое-то время? Нет-нет.

Он прикрыл глаза.

— Слышишь?

— Это ты о чем?

— Ребенок где-то плачет…

— Тебе кажется…

Она прислушалась. Кто-то подбежал к дому и повернул дверную ручку. Уильям Лэттинг вышел в коридор и посмотрел вниз. В прихожей не было ни души.

В 1937 году Уильям открыл входную дверь и увидел наверху лестницы курившего сигарету мужчину в халате.

— Это ты, папа?

Молчание. Мужчина вздохнул и исчез. Уильям направился на кухню, чтобы произвести ревизию содержимого ледника.

Мальчишки продолжали возиться в мягкой жухлой листве.

Уильям Лэттинг насторожился.

— Ты слышишь?

Они прислушались.

— Кажется, это старик плачет.

— Почему?

— Почему люди плачут? Наверное, ему плохо.

— Если он не уйдет до утра, — сказала жена, — нужно будет вызвать полицию.

Уильям Лэттинг отвернулся от окна, затушил сигарету и лег в постель, молча уставившись в потолок, на котором то появлялись, то исчезали тени.

— Нет, — сказал он наконец. — Полицию вызывать я не стану.

— Почему?

— Мне бы не хотелось. — Его голос упал почти до шепота. — Я просто не могу.

Они лежали, вслушиваясь в шум ветра и доносившийся невесть откуда плач. Уильям Лэттинг знал, что где-то там, на лужайке, борются среди жухлых заиндевевших листьев мальчишки.

Как ему хотелось поваляться в листве вместе с ними! Для этого ему достаточно было спуститься вниз и выйти на лужайку…

Вместо этого он повернулся на бок и до самого утра пролежал, не смыкая глаз.

Враг в пшеничном поле

The Enemy in the Wheat (1994)

Все спали, когда на поле, принадлежавшем семье, появился враг.

В сорока милях от этого поля земля дрожала от взрывов. Два небольших государства воевали друг с другом не год и не два, но сейчас война почти что кончилась, обе стороны решили: ах, оставим эти глупости и снова станем людьми.

Тем не менее поздней ночью семья проснулась от знакомого воя и свиста падающей бомбы, все сели, испуганно держась друг за друга. Они услышали, как что-то тяжелое упало на их пшеничное поле.

И тишина.

Отец привстал и выговорил:

— Господи, почему же бомба не разорвалась? Прислушайтесь! Тик, тик! Вы слышите, как она тикает? Уж лучше бы она разорвала нас на миллион кусков, чем так! Тик-тик-тик!

— Ничего я не слышу. Лучше ляг и поспи, — сказала жена. — Бомбу ты сможешь поискать и завтра, тем более что она упала где-то в сторонке. Если она и взорвется, ну, может быть, картина свалится со стены.

— Нет-нет! Тогда она нас всех поубивает!

Отец набросил на себя халат и, выйдя на пшеничное поле, стал принюхиваться.

— Говорят, раскаленный металл издает сильный запах! Нам нужно отыскать ее, пока она не остыла! О боже, какое несчастье!

— Это ты о бомбе, папа? — спросил его младший сын Тони, который держал в руках электрический фонарик.

Отец покосился на фонарь.

— Это еще зачем?

— Я не хочу, чтобы ты споткнулся о бомбу.

— Да мой нос лучше, чем десять тысяч фонариков! — И прежде чем сын успел удрать, отец отобрал фонарик. — Ты слышал, как бабахнуло о землю? Наверное вырвало с корнем тысячу деревьев!

— Ну, одно дерево как раз стоит перед тобой, — сказал Тони.

Отец гневно завращал глазами.

— Ступай домой, простудишься!

— Сегодня тепло.

— Лето еще не кончилось! — подхватили другие дети, высыпав на поле.

— А ну-ка вернитесь назад! Если кому-то из нас и суждено взорваться, то пусть уж это буду я!

Дети вернулись в дом, но оставили дверь кухни открытой.

— Сейчас же закройте дверь! — рявкнул отец и принялся, энергично водя фонариком и принюхиваясь, расхаживать по полю.