Преторианец - Валерий Большаков
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Искандер с Гефестаем выступали в роли фракийцев – им полагались короткие ярко-красные туники, шлемы с парой черных перьев, поножи на обе ноги, наручни на правые руки, маленькие круглые щиты и серповидные мечи. А Эдику досталось незавидное амплуа ретиария, его выпустят на арену голым: на Эдикусе ничего не будет, кроме широкого кожаного пояса, защищающего живот, и наплечника, который закроет левое плечо, руку почти до локтя и поднимется над плечом так, чтобы им можно было слегка прикрыть голову. Вот и вся экипировка…
– Давно ты здесь? – спросил Гоара Сергей.
– С утра! – беззубо улыбнулся рудиарий.
– Кому кровь пускали? – поинтересовался Эдик, потуже заматывая набедренную повязку.
– О-о! – загорелся рудиарий. – Квестор не пожадничал! Игры удались! – Он поерзал и начал: – Сперва разбойников вывели, к столбам привязали и голодных львов выпустили. Уж те постарались! Такие куски выдирали! Что ты! Как даст лапой, так и голова долой! А одного храмового вора медведь задрал! Тоже ничего, так… Да, был еще отцеубийца, его приодели – и тунику дорогую напялили, золотом шитую, и накидку пурпурную… Все это – хе-хе! – маслом каменным пропитали и подожгли. Как же он катался по песку, как орал!
Лобанов поморщился.
– А еще парнишку запустили полетать, – продолжал Гоар увлеченно, – Икара изображал! Так грохнулся, что цезарскую ложу забрызгал!
– «Шоу должно продолжаться!» – сказал Эдик, криво усмехаясь.
Сергей приблизился к окошку.
– Да там пока ничего интересного, – сказал Гоар, – Граник с Миципсой дерутся…
По арене скакал лузорий с деревянным мечом, атакуя пегниария, отбивавшегося кнутом и палкой. Оба были искусны в бою, но выпустили их для разогрева публики – пусть побегают, покривляются на манер коверных, поднимут градус нетерпения. А публика, жаждущая боев с настоящим оружием, все громче выражала недовольство, топоча и шаркая ногами. Распорядитель игр уловил сигнал и выбежал на арену.
– Проба оружия! – громко возвестил он, вскидывая десницу. Десятки тысяч зрителей шумно выразили одобрение. Распорядитель вынес меч в ножнах на расстегнутой перевязи. Поднявшись по ступеням к «элитной» ложе, он протянул оружие квестору, устроителю игр. Толпа попритихла. Квестор, кряхтя, выбрался из кресла, опасливо потрогал подушечкой большого пальца лезвие меча и поспешно вскинул обе руки, сжимая в одной из них блестящий клинок.
– Оружие острое! – проверещал он, наливаясь венозной кровью.
Трибуны взорвались торжествующим ревом, разорвали воздух шеститактные цезарские фанфары. Представление начинается!
2Первыми на арену выбежали андабаты. Ровно четыре пары – в длинных кольчугах на парфянский манер, с мечами, но без щитов. Главная же фишка заключалась в шлемах андабатов. С виду – шлемы как шлемы. Похожие на ведерки, они полностью прикрывали голову, вот только дырки для обзора были просверлены где угодно, но только не против глаз – под носом, у щеки, у лба. Получалось так, что андабаты, неплохо защищенные доспехом, отправлялись в слепой полет. Нелепо перекашивая головы, они пытались хоть что-то увидать через отверстия, где попало проделанные, замирали, пробуя услышать противника, тыкали во все стороны мечами, спотыкались и падали, веселя неприхотливую публику.
– Надо им посоветовать освоить новую технику, – проговорил Эдик, – торты по морде размазывать! Смеху будет…
Двое андабатов столкнулись и отскочили, как током дернутые, замахали мечами, кроя воздух.
– Справа! – кричали болельщики. – В бочину ему!
– Бей, не стой!
– Эй, кривоногий! Сзади!
Андабат с ногами, гнутыми колесом, развернулся кругом и полоснул мечом другого гладиатора, длинного как жердь.
– Попал! – взревели трибуны.
– Есть!
– Коли его!
– Руби!
Кривоногий бешено заработал мечом, протянул руку, чтобы ухватиться за длинного, но тот, махнув гладием наобум, отсек противнику кисть.
– А-а-а! – зашлись зрители от восторга. – О-о-о!
Кривоногий, вертясь от боли, ударил наискосок и пропорол длинному кольчугу. Поняв, что нащупал слабину, он навалился, вгоняя меч в прореху. Длинный упал на колени и ударил гладием снизу вверх, под доспех, словно на кол сажая противника. Покачался, отпустив застрявший меч, и упал – прямо под струи крови и мочи, хлеставшие из тела кривоногого. Тот поник, отходя в мир иной, и рухнул навзничь, «валетом». Толпа рукоплескала…
Лорарии забегали, тыкая прутьями красного накалу в тех андабатов, которые ленились угодить публике своей «прекрасной смертью». Гладиаторы запрыгали, шарахаясь, тогда лорарии взялись их бичами полосовать. Нечего простаивать!
– Так их, без-здельников!
– Огоньку им!
Самый прыткий из андабатов, малорослый, но широкий в плечах, запнулся об окочурившегося длинного, упал и рукою нашарил меч, торчавший из тела. Нащупав рукоять, широкий выдернул меч левой рукой и махнул крест-накрест обоими клинками, своим и заемным. Не подходи! И пошел по кругу, по кругу, выискивая живых, чтобы предать их смерти. И выискал-таки, задел толстого андабата, едва уместившегося в кольчуге. Широкий тут же перешел в наступление, обрушивая по два рубящих удара подряд или направляя пару колящих, и чудом угодил под шлем толстому, вонзая правый меч в мозг. Толстый дернулся и опал, сложился втрое. Вытянулся, откидывая руку с бесполезным мечом.
– Молодец Феликс! – восхитился Гоар. – Как он его, а?! Молодец, ничего не скажешь!
Феликс еще порыскал, помахал мечами, но никого не обнаружил – уцелевшие андабаты дунули от него, как мыши от кота.
– Будет им сегодня! – рассмеялся Гоар. – Всыпят плетей, да так, что неделю садиться не смогут!
– Зато не лягут навсегда, – резонно заметил Искандер.
– Тоже верно…
А на арене уже меняли декорации. Рабы быстро расставили высокие решетки, сцепили их замками и слиняли «за кулисы» – глухой рев и вой давно не кормленных зверей подгоняли не хуже лорариев. Начиналась травля. Толпа оживилась.
С глухим рокотом поднялись толстые щиты, оббитые золотыми накладками, и на песок арены вылетела стая кантабрийских волков. Поджарые звери – мышцы желваками бугрятся под гладкой шерстью, глаза горят, пасти оскалены – забегали по кругу, выискивая любую добычу. Злые от голода, они выли и щерились. Против них выпустили гельветов с дротиками и балеарцев, вооруженных пращами. Обезумевшие животные набросились на людей всем скопом. Один балеарец замешкался, и его порвали сразу, обступили, топчась и подвывая, отхватывая куски человечины и заглатывая торопливо, жадно, давясь и харкая.
Пращники отомстили – отбежав, они раскрутили свои кожаные ремни и метнули по волкам круглые камни и свинцовые шарики. Вожак, терзавший труп, обернулся и ляскнул окровавленной пастью. И тут же заработал шариком в лоб.
Пронзительно крича, на волков накинулись гельветы. Забросав «санитаров леса» дротиками издали, они подступили ближе, выхватили широкие пастушеские ножи и мигом почикали осатаневших зверюг. Зрители были в восторге.
– О! – оживился Гоар. – Сейчас должны фессалийскую охоту показать!
С громким мычанием, больше похожим на рев, из ворот вынеслась тройка громадных быков, пятнистых и остророгих. Гремя копытами, они промчались по арене, взбрыкивая и мотая мясистыми загривками. Следом за крупным рогатым скотом выскочил, задорно гикая, плотный волосатый ибериец-венатор[89] верхом на коне. Конь был укрыт многослойной попоной, а вот на иберийце не было ничего, кроме набедренной повязки. Зато он весь просто лопался от мускулов, неимоверная физическая сила пучила и раздувала его. Умащенный маслом, ибериец переливался на солнце.
– Во дает! – восхитился Эдик. – Шварценеггеру до него еще расти и расти!
Ибериец поскакал за самым громадным буйволом, догнал его, схватил за рог… Вспухли чудовищные мышцы спины, и ибериец свернул быку шею!
Амфитеатр взревел на все голоса, а силач, подняв обе руки, совершил полкруга почета и ринулся за вторым быком. Долго он его гонял, круга три сделал бычара, притомился, и тут-то венатор вскочил на седло и перепрыгнул на спину быку. Бык оступился, попытался встать на дыбы, но человек, ухватившись за рога, навалился всем весом на бычью голову и повалил тушу на землю. Зрители вскочили и запрыгали от восторга. Ибериец прогнал с арены последнего, зашуганного быка и скрылся, провожаемый криками восхищения.
– Ух, молодец! – выдохнул Гоар.
– Только непонятно, – задумчиво сказал Эдик, – кто из этих двоих был быком?
Гоар хихикнул, а Лобанов поморщился. Он и раньше терпеть не мог коррид и собачьих боев, а уж избивать четвероногих тварей на потребу тварям двуногим… Варварство. И непотребство. А травля только набирала обороты! Ливийцы-сагетарии перебили стрелами из луков полдесятка изящных леопардов и пантер. Нубийцы с дротиками и сетями истребили пару здоровенных львов. Бестиарий Сигифрид сразился с каледонским медведем, орудуя рогатиной, и замочил мишку, отделавшись четырьмя глубокими бороздами от когтей поперек широченной груди. Полдесятка преступников, переодетых в доспехи времен Александра Македонского, закололи гигантскими копьями-сариссами индийского боевого слона. Тот только и успел, что рассечь двоих чудовищным хоботным тесаком, другую парочку насадить на заточенные острия, удлинявшие бивни на метр, а еще одного затоптать…