Собрание сочинений. Том 1. Странствователь по суше и морям - Егор Петрович Ковалевский
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Невыразимые муки изображались на лице ее истерзанном, но все еще прекрасном, и стоны, глубокие, прерывистые стоны, раздирали сердца, самые бесчувственные; кровь струилась ручьем, куски одежды и тела летели поминутно, но мстители оставались неумолимы и когда жертва и мелкий народ палачей уже изнемогали, явились старшие фамилии, на долю которых досталось уже немного страданий бедной Нюр-Паши. Пронзительный вопль ее возвестил, что все уже было кончено для нее на свете, и что раздраженные палачи ее терзали уже холодный, бездушный труп…
Поездка в Кульжу
Купеческий караван уже собрался и через несколько дней готов был выступить из Семипалатинска по направлению к Чугучаку и Кульже. Мы отправились вперед, в степь к султану Кош-Магоммету, чтобы потом присоединиться к каравану.
15-го ноября мы оставили Семипалатинск. Два слова о Семипалатинске: это маленький пограничный городок в Западной Сибири, на Иртыше. Летом в Семипалатинске чрезвычайно жарко и весь он занесен сугробами песка. Зимой в Семипалатинске очень холодно и весь он занесен сугробами снега. Одно в нем постоянно, – ветер, который летом дует с раскаленных и отовсюду обнаженных степей, а зимой – со снежных гор.
Дня через два мы уже приближались к зимовью султана. Десяток юрт, бедных и побогаче, смотря по тому, принадлежали ли они слугам или женам султана, и по середине маленький, кое-как сложенный, деревянный домик, под затишьем пригорков, окружающих озеро Сарыбулак, под защитой сотни казаков, составляли зимнее жилище султана, в которое он незадолго до нашего прибытия перекочевал. Все было пестро и в разладе одно с другим, как владелец этого всего с самим собой. Он был составлен из противоположностей, если только противоположности можно соединить воедино. То рассыпался он в комплиментах самых изысканных, то говорил такие слова, что надобно было закрывать уши, чтобы не слышать их; то с благоговением касался руками глаз и бороды, делая знак религиозного омовения, то богохульствовал; не ел мяса, приготовленного рукой не мусульманина, и пил ром напропалую; от души дарил все, что попадалось ему под руки, гостю, а между тем, силой вымогал подарки от другого. В былое время он славился лихим барантовщиком, но в то время, как мы его видели, он был стар и слаб, как кажется от излишнего употребления запрещенного напитка. С грустью глядел он на отправлявшуюся при нас баранту, и потом, махнув рукой, ушел в кибитку, чтобы не видеть, как гарцовала молодежь; так выбитый пулей из рядов солдат смотрит, как несутся мимо него на битву, на славу ратные товарищи.
После радушного приема, султан, желая выказать в высшей степени свое к нам расположение и доверенность, пригласил нас посетить кибитки своих жен: из гостей один только переводчик последовал за нами в таинственное жилище, и то уже было нарушение закона и обычаев магомметан, изредка допускаемое киргизами для русских.
В степи каждая замужняя женщина имеет свою особенную кибитку, большей частью приносимую с собой в приданое. Но поясним хотя несколько слово кибитка, так часто встречаемое в нашей книге: это куполообразный, войлочный шатер, с войлочным запоном вместо двери, с отверстием вверху, заменяющим окно и трубу. Основанием кибитки служит круглая, деревянная решетка, а купол поддерживают жерди, прикрепленные петлями снизу к решетке, сверху к правильному кругу. Избавляем читателей от киргизских названий всех принадлежностей кибитки. Снаружи кошмы или войлоки обтягиваются веревками и тесьмами, которые проходят внутрь и закрепляются близ дверей. Все это на случай похода снимается в пять минут; решетка плотно сжимается, жерди собираются в пучок, то и другое обвивается кошмами, и в две минуты кибитка уложена, навьючена на верблюда и отправлена; еще пять минут – и она вновь расставлена.
Кибитка старшей султанши, которую мы прежде посетили, была убрана богато. Решетка внутри застилалась тонким войлоком, испещренным тесьмами и азиатским рококо, а пол коврами; с правой стороны стоял ряд раскрашенных казанских сундуков, над которыми возвышался другой; турсук, или большой кожаный мешок с кумысом, занимал почетное место и отличался роскошью отделки; далее несколько тюфяков и других постелей и седалищ были расположены вдоль решетки и покрыты богатыми одеялами и коврами; одна постель была застлана красным сукном, окаймленным мишурной бахромой: она предназначалась для нас. На этот раз кибитка была очищена от всех душистых предметов киргизской гастрономии, и все показывало некоторый порядок и приготовление к принятию русских.
Султанша встала, когда мы взошли, и приветствовала нас в самых изысканных выражениях, на которые мы едва успевали отвечать. Наконец, мы уселись, поджав под себя ноги, и разговор завязался; он струей лился из уст султанши, считавшейся умнейшей и красноречивейшей женщиной в степи, и недаром: она одна властвовала над своим мужем самоуправно, и была в состоянии смирять его неукротимый характер и поддерживать влияние на народ. В разговоре с нами она искусно умела блеснуть своим умом и знанием света кочевого. Надобно заметить, что в народе киргизском даром слова оценивается дар ума, а победителем в красноречии всегда признается тот, кто сказал последнее слово, т. е. кто довел своего антагониста до того, что тот не в состоянии ни противоречить, ни отвечать и должен умолкнуть. Правда, эта система разговора заставляет иногда говорить самую несвязную дичь, чтобы только молчанием своим не подать повода к невыгодному о себе мнению; но наша хозяйка выдержала испытание с честью, и мы доставили ей полную победу над собой, к общему торжеству присутствовавших при этом киргизов.
Если старшая султанша отличалась умом и красноречием, то младшая, которую мы потом посетили, заслуживала по всей справедливости пальму красоты. Удивительная белизна лица и нежные, голубоватые жилки, сквозившиеся местами сквозь тонкую кожу, придавали ее лицу вид страдания или душевной истомы. Черные, огненные глаза тлели негой неудовлетворенного сладострастия; розовые губки жаждали поцелуя, и слегка выдавшиеся скулы, следы калмыцкого происхождения, были роскошно закруглены. Самый киргизский наряд не мог исказить ее красоты, и высокий, конусообразный головной убор, белый, как снег, ярко выказывал пряди ее волос, черных
