На сем стою - Роланд Бейнтон

Как бы между прочим Лютер сделал и еще одно замечание, за которое ему предстояло перенести жестокие гонения. "Представьте себе, - сказал он, - будто Римская Церковь стала такой, какой она была до времен Григория I, когда она не возвышалась над другими церквами, по крайней мере, над Греческой". Это означало, что верховенство Римской Церкви явилось результатом сложившейся в ходе исторического развития ситуации, но не Божьего установления, относящегося еще ко времени основания Церкви.

Столь сокрушительные заявления вскоре привели к схватке, далеко выходившей за рамки обычного соперничества между монашескими братствами, и каждая из стадий развернувшейся борьбы все более подчеркивала тот радикализм, который заключался в выдвинутых Лютером положениях. Вскоре он уже отверг не только власть папы освобождать из чистилища, но также и его способность ввергать в него души. Услышав о том, что он отлучен от Церкви, Лютер имел смелость проповедовать об отлучении, заявляя, согласно утверждениям враждебно настроенных к нему слушателей, что отлучение от Церкви и примирение относятся лишь к внешнему церковному братству на земле, но не к благодати Божьей. Нельзя считать благочестивыми тех епископов, которые предают анафеме, руководствуясь материальными соображениями, и поэтому нет необходимости подчиняться им. Противники Лютера записали эти приписываемые ему высказывания и на имперском сейме продемонстрировали их папским легатам, которые, по слухам, переслали их в Рим. Лютеру сообщили, что это сулит ему неисчислимые беды. Для того, чтобы оправдаться, Лютер записывает по памяти свою проповедь для ее напечатания, но эту попытку примирения вряд ли можно считать удачной. Если мать-Церковь заблуждается в своем осуждении, говорил он, то нам все же следует чтить ее точно так же, как Христос выказывал почтение Каиафе, Анне и Пилату. Отлучение от Церкви относится лишь к внешнему совершению таинств - к похоронам и публичным молитвам. Анафема может предать человека дьяволу лишь в том случае, если он сам предался ему. Лишь Бог может разорвать духовное общение. Ни одна тварь не может лишить нас любви Христовой. Не следует страшиться смерти в отлучении. Если приговор, справедлив, то, покаявшись, осужденный вновь обретает возможность спасения; если же он несправедлив, то человек получает благословение.

Отпечатанная проповедь вышла из типографии лишь в конце августа. А тем временем возымела свое действие более дерзкая ее версия, распространяемая противниками Лютера. Папа более не колебался. Отвернувшись от не желающих идти ему навстречу августинцев, он обратился к доминиканцам. Составить ответ Лютеру был назначен магистр священной палаты Сильвестр Приериас из братства св. Доминика. Вскоре он этот ответ представил. Опустив вопрос об индульгенциях, магистр сосредоточил внимание на отлучении и прерогативах папы. Приериас заявил, что вселенская Церковь суть Римская Церковь. Официально Римская Церковь представлена кардиналами, но фактически - папой. Подобно тому как вселенская Церковь не может заблуждаться в вопросах веры и нравственности, не может заблуждаться и истинный собор. Равным образом это невозможно и для Римской Церкви, и для папы, когда он выступает с высоты своего положения. Всякий, кто не признает вероучение Римской Церкви и папы римского непогрешимым правилом веры, из которого Священное Писание обретает силу и авторитет, есть еретик. Точно так же еретиком считается тот, кто утверждает, будто в вопросах об индульгенциях Римская Церковь не может поступать так, как она поступает в действительности. Далее Приериас перешел к разоблачению ересей Лютера, попутно сравнив его с прокаженным, имеющим медные мозги и железный нос.

Лютер ответил:

"Ныне я сожалею о том, что выказывал презрение Тецелю. Сколь бы ни был он смешон, он все же проницательнее вас. Вы не цитируете Писание. Вы не приводите доводов. Подобно коварному дьяволу, вы извращаете Писание. Вы говорите, что фактически папа олицетворяет Церковь. А есть ли мерзость, которую вы не возьметесь счесть деяниями Церкви? Взгляните на ужасное кровопролитие, учиненное Юлием II. Взгляните на возмутительную тиранию Бонифация Vin, который, как говорит пословица, "пришел, как волк, правил, как лев, а умер, как пес". Если Церковь представлена кардиналами, то что же вы можете сказать о великом соборе всей Церкви? Вы именуете меня прокаженным, смешивающим истину с ересью. Рад вашему признанию, что определенная истина там есть. Вы превращаете папу в императора, упивающегося властью и насилием. Император Максимилиан и немцы не потерпят этого".

Радикализм этого послания заключается не в оскорбительном его тоне, но в утверждении, что и папа, и собор могут заблуждаться, и лишь Писание есть последний авторитет. Еще до появления этой декларации папа принял определенные меры. Седьмого августа Лютер получил предписание явиться в Рим и ответить на предъявленные ему обвинения в ереси и непослушании. Ему был дан срок в шестьдесят дней. На следующий день Лютер пишет курфюрсту, напоминая о его заверении не передавать это дело Риму. Далее следует серия уклончивых переговоров, в результате которых дело Лютера слушается на Вормсском сейме. Важность этого события состоит в том, что собрание немецкого народа выступило в роли собора Католической Церкви. Папы делали все возможное для того, чтобы удушить сеймы или подчинить их себе. В результате светское собрание приняло на себя функции церковного собора, хотя произошло это лишь в результате многочисленных хитроумных уловок.

Дело передается Германии

Первым шагом к слушанию перед германским сеймом должно было стать решение о том, что суд над Лютером будет происходить в Германии, а не в Риме. Для этого 8 августа он обратился к курфюрсту с просьбой вмешаться. Прошение было подано не непосредственно курфюрсту, но капеллану суда Георгу Спалатину, которому с этого времени предстояло играть важную роль, выступая в роли посредника между профессором и князем. Фридриху хотелось уверить окружающих в том, что его правая рука не ведает о действиях левой. Из осторожности курфюрсту было совершенно нежелательно создавать впечатление, что он разделяет позицию Лютера или поддерживает его лично. По уверениям курфюрста, за всю свою жизнь он не сказал Лютеру и двадцати слов. Теперь, в ответ на переданное Спалатином прошение, Фридрих вступил в переговоры с папским легатом, кардиналом Кайэтаном. Он просил кардинала лично провести слушание дела Лютера в связи с приближающимся имперским сеймом в Аугсбурге. Слушание должно было проходить не перед сеймом, а конфиденциально, но во всяком случае на немецкой земле. Это преимущество, однако, сводилось на нет компетентностью и характером Кайэтана, высокопоставленного убежденного и эрудированного паписта. Вряд ли он проявит терпимость к "Ответу Приериасу" или "Проповеди об отлучении" Лютера. Особенно маловероятной представлялась его снисходительность в свете того, что императору Максимилиану сообщили отрывки из нашумевшей проповеди, и 5 августа тот сам обратился к папе с письмом, в котором просил "положить конец вредоносным нападкам Мартина Лютера на индульгенции, а иначе смущение охватит не только простолюдинов, но и князей". Имея против себя императора, папу и кардинала, Лютер вряд ли мог рассчитывать, что ему удастся избежать костра.

В мрачном настроении отправлялся он в Аугсбург. Сейчас ему грозила куда большая опасность, чем три года тому назад, когда он прибыл в Вормс как защитник пробудившейся нации. А теперь он был всего лишь монахом-августинцем, заподозренным в ереси. Лютер видел перед собой пламя костра. Он сказал себе: "Настало время умереть. Какой позор я навлеку на своих родителей!" По дороге он разболелся, что не способствовало укреплению его духа. Еще более тревожными были вновь и вновь приходившие в голову мысли о возможной правоте его критиков: "Неужели ты один такой умный, а все остальные целые века пребывали в заблуждении?" Друзья Лютера советовали ему не входить в Аугсбург, не получив прежде гарантию своей безопасности. В конце концов Фридрих заручился таковой от императора Максимилиана. Кайэтан же, когда к нему обратились по этому вопросу, ответил так: "Если вы мне не доверяете, зачем спрашивать мое мнение; если же доверяете, то какая нужда давать охранную грамоту?"

Однако кардинал был далеко не так уверен в себе, как желал показать Лютеру. Открытие сейма уже состоялось, и за это время он многое узнал. Миссия Кайэтана заключалась в том, чтобы побудить север присоединиться к новому великому крестовому походу против турок. Следовало примириться с богемскими еретиками, чтобы они также могли принять участие в этом предприятии. Следовало собрать деньги на крестовый поход. С помощью уступок и наград надо было привлечь к нему знать. Для этого и возвысили архиепископа Майнцского до сана кардинала, а императора Максимилиана наградили шлемом и кинжалом защитника веры. А заодно нужно было и вырвать плевелы из виноградника Господнего.