Первое грехопадение - Олег Лукошин

— Да какой уж молодец.

— Растёт, малай, растёт, — смеялся бабай Зарипов. — Не по дням, а по часам растёт. Глядишь, большим начальником станет!

Семагин выходил из бытовки.

— По моему представлению, — объявил он, — директор урезал нашей бригаде премию на пятьдесят процентов.

— Почему? — закричали ему.

— На каком основании?

— С какого хуя?

Семагин подскочил к Валере.

— Ты тут хуями кроешь?

— Я, — расхрабрился тот. — Не имеешь право премию удерживать!

— А на-ка! — бригадир врезал Валере в челюсть.

Тот повалился на землю.

— С тебя сто удерживаю.

Семагин обвёл глазами бригаду.

— План не выполняем. В сроки не укладываемся. Кто не доволен — идёт на хуй. К бомжам и нищим. Остальные затыкают пасть и работают.

Громко хлопнув дверью, он скрылся в бытовке.

— Садист! — держался за разбитый рот плотник Валера.

— Изверг! — шептал сварной Лёша.

— Ай, как людей ломает! — чесал лысину бабай Зарипов.

В тот же день Валера написал объявление об увольнении.

— Я ему не пацан, — сказал он. — Хватит с меня. Пусть над другими издевается.

«Струнка, — представлял Володя. — Маленькая тонкая струнка. Она натянута. Она дрожит. Она порвётся. Он не сверхчеловек».

— С пятым разрядом тебя! — поздравляли мужики из бригады. — Головокружительная карьера.

— Скажите тоже! — отшучивался Володя. — Карьера у интеллигентов. А у нас, простолюдинов — выживание.

— Не, ты быстро движешься, — говорил сварной Лёша.

— Начальником, начальником станет! — смеялся бабай Зарипов.

Семагин осматривал кладку. Как всегда был недоволен.

— Опять, блядь, уклон какой-то! — бормотал он.

— Да нет уклона, бугор, — оправдывались каменщики. — Тебе кажется.

— Ни хера мне не кажется. Это вы зенки залили и всё вам хорошо.

Лёшу, Зарипова и Володю он подозвал к себе.

— Для вас, мужики, отдельное задание, — сказал многозначительно. — Я в деревне дом строю. Отправляю вас туда на две недели.

— Эх ты! — выдохнул сварной Лёша.

— Спать там есть где. Питание обеспечу. Зарплата будет идти.

— Спасибо, бугор, обрадовал! — возмущался Лёша.

— Чё, не доволен чем-то?

— А с чего мне довольным быть? Я десять дней как женился. Медовый месяц. А ты меня в деревню.

Семагин сверлил его маленькими чёрными глазками.

— Это не обсуждается, — отрезал он. — Или ты работаешь, или…

— Понятно, понятно. Всё, хватит с меня, пишу заявление.

— Как знаешь, — бросил Семагин, уходя.

На корточках Лёша писал заявление.

— Изверг! — сокрушался он.

— Людей ломать, — качал головой бабай Зарипов, — людей ломать любит.

Дом бригадиру они строили почти месяц.

«Это всего лишь поток, — рисовалось в воображении Володи, — поток эмоций. Он несётся, он стремителен, но необходимо удерживать его в русле. Не позволять волнам подниматься и захлёстывать. Люди не совершенны. Он проиграет».

— Поздравляю, — жал ему руку Семагин. — Шестой разряд — это не шутка.

— Спасибо, — ответил Володя.

— Конечно, текучесть у нас большая, — говорил бригадир. — Во многом с этим связано то, что ты так быстро поднялся. С шестым разрядом в СМУ люди по любому быть должны. Но ты терпеливый.

— Стараюсь.

— Слышал, ты в институт поступил?

— Да.

— Молодец, учись. С образованием не пропадёшь.

Рабочий день закончился.

— Домой сейчас? — спросил Семагин.

— Домой.

— Пойдём вместе.

До автобусной остановки они шли вдвоём. Володя чувствовал себя крайне скованно.

— Ухожу я, Вовка! — сказал Семагин. — Неделя ещё, и всё.

— Уходите?! — удивился Володя. — Вот это да!

— Хватит с меня. Заебался такой жизнью жить. Каждый день как последний. Отдохнуть хочу. Дом в деревне построил, там буду доживать. Магазин открою. Продуктовый.

— Неожиданная новость.

— Тебя буду рекомендовать в бригадиры. Ты самый путный из всех.

«Спокойствие, — торжествовал Володя. — Размеренность, терпение. Они не могут не принести результаты».

— Где Зарипов? — вышел Володя из бытовки.

— Не знаем, бугор, — воротили рабочие лица.

— Я вас спрашиваю! — заорал он. — Где Зарипов?!

— За вагончиком, — сознались они. — В траве лежит.

— Пьяный?

— Видимо.

Бабай Зарипов в невменяемом состоянии валялся в тени. Володя потормошил его ногой. Тот лишь мычал в ответ.

— Всё, — выдохнул он. — Увольнять будем.

Весь следующий день бабай бегал за ним.

— Володь, — заискивающе улыбался он, — мы с тобой сколько уж работаем!

— Меня не колышет, — отмахивался от него Володя.

— У меня жена инвалид.

— Тема закрыта.

— Дочь от мужа ушла, ребёнок у неё. У нас живут.

— Вопрос решён, — оттолкнул его Володя. — На хуй иди со своими проблемами!

Зарипов стоял посреди пустыря и горько плакал, вытирая засаленной кепкой глаза.

«Чёрт возьми! — думал Володя. — Ломать людей — это так приятно!»

МЯСО

Командировка длилась всего сутки. Я приехал в город рано утром, бросил вещи в гостинице и отправился на завод. Время пролетело незаметно — пробегав весь день по кабинетам и цехам, я перевёл дух лишь поздно вечером. Задание по закупкам было выполнено, договор подписан. Я вернулся в гостиницу в двенадцатом часу и у парадного входа снял проститутку.

Она была любительницей — я понял это сразу. Маленькая, хрупкая девушка с распущенными льняными волосами, которая нервно переминалась с ноги на ногу и вертела в руках дешёвый сотовый телефон, делая вид, что ждёт кого-то. Видимо, она появилась здесь всего во второй-третий раз. Возможно, и в первый.

— Сколько? — спросил я, подойдя вплотную и заглядывая в её испуганные голубые глаза.

Она смутилась. Отвернулась, опустила голову, словно пытаясь оставить за собой последний шанс быть правильной. Шанс, что её приняли за кого-то другого.

Шансов не было. Вскинув глаза, она шёпотом пробормотала:

— Штука.

Я усмехнулся.

— Оборзела что ли? Пятьсот с тебя хватит.

Очередная волна смущения поглотила её. Она сделала шаг назад, стушевалась, сжалась как-то по-детски и вероятно хотела убежать. Убежать от меня, от этой гостиницы, которая привлекла её, потерянную и несчастную, своими тусклыми огнями, от самой себя. Борьба в ней длилась пару секунд.

— Хорошо, пятьсот — тихо произнесла она.

И тут же поспешно добавила:

— За час.

«Моя», — удовлетворённо отметил я про себя.

— Посмотрим, — кивнул я, — час или сколько там. Иди за мной.

Я зашагал к дверям. Девушка послушно засеменила следом.

В лифте я ощупал её. За нами стояли двое мужчин в костюмах, негромко разговаривали. Я потрогал девушку за задницу. Она метнула в меня испуганный взгляд, передёрнулась, а потом, уставившись прямо перед собой на двери лифта, сделала вид, что ничего не происходит. Мужчины замолчали.

Я трогал её через кожаную юбку за ягодицы. Задница была худой и костлявой. Задрав её дешёвую поношенную юбку, я просунул ладонь между ложбинок и пошарил пальцами в промежности. «Мокренькая», — улыбнулся я своим мыслям. Мужчины стояли и смотрели на то, что я делаю.

На седьмом мы вышли.

— Проходи, — открыл я дверь номера.

Девушка прошмыгнула внутрь и в нерешительности остановилась в коридоре.

— Снимай обувь и на кровать, — подтолкнул я её в спину.

Она скинула туфли, прошла в комнату, поставила на пол свою сумочку и застенчиво уселась на краешек заправленной кровати.

— Раздеваться? — спросила она, испуганно хлопая ресницами.

— Не надо, — ответил я. — Я не буду тебя ебать, мне это противно.

Она недоумённо смотрела на меня.

— Мы просто потрогаем друг друга.

Я подошёл к ней, расстегнул ширинку и достал пенис.

— Гладь его.

Она обхватила член ладошкой и принялась неловко мастурбировать.

— Просто гладь! — крикнул я. — Ты не понимаешь по-русски, тупая сука!

— Я понимаю, — дрожащим голосом ответила она. — Просто гладить.

Она стала отчаянно гладить мой член. Я не рассчитывал на эрекцию, но на этот раз она произошла удивительно быстро.

— И яйца, — сказал я.

— Гладить? — вскинула она глаза.

— Да.

Ладошка её нервно заскользила по моей мошонке. Я закрыл глаза и стал считать. Мысли путались, ясность отсутствовала, тысяча далась чрезвычайно тяжело.

— Чёрт! — бормотнул я. — Я весь вымотан. Даже стоять трудно.

— Может, ляжете? — спросила девушка.

— Да, пожалуй.

Я лёг на спину. Полы пиджака разметались по кровати, галстук съехал набок.

— Мне гладить? — спросила она.

Перед глазами плясали пятна. Я размазывал фон в однородную серую массу. Капли. Ромбы. Всегда в движении, всегда подвижны. Полностью не искоренить.