Тени ниндзя - Алексей Витковский

Стриженый выполнил Последний Рывок, и Сила пришла к нему. Марн видел, как Дух Лунного Волка коснулся лапой лба человека. Теперь он отмечен. На такое решаются не все. Только те, кто знает, что в скором времени им придется превзойти все свои силы. И может, даже выйти за Грань. Но перед смертельной битвой многие поступают так. Отец рассказывал, что воины, участвовавшие в Атаке Кланов, в год Гибели Короля, все прошли через ритуал. Поэтому они смогли промчаться почти по отвесным скалам, обрушившись прямо на головы имперцев… Но Луна требует жертв – очень многие погибли в бою. И после…

Человек тем временем пришел в себя после Танца и заметил неподвижно стоящего в камышах Марна. Глаза Отмеченного Луной вспыхнули холодным огнем, он согнулся, опускаясь на четвереньки, и зарычал. Марн с изумлением понял, что Волк не узнает собрата, и шагнул вперед, чтобы его можно было разглядеть получше. В этот миг откуда-то сбоку раздался человеческий голос… И Марн проснулся.

Найи тихонько постанывала во сне. Юноша обнял ее и погладил по спинке. «Спи, Волчица, – подумал он, – я только что видел нашего Брата».

Прошло почти два года после той нашей поездки на Ладогу. То странное происшествие со следами не забылось, но как-то поблекло в памяти. Единственным напоминанием о нем осталось то, что я поседел. Причем до смешного избирательно. В моей шевелюре и раньше попадались седые волосы, но теперь они скучковались вместе, как будто мазнул кто по моему чубу кисточкой, обмакнув ее предварительно в серебрянку. Полоска не слишком широкая и даже не сплошная. Летом, когда волосы чуть выгорают, ее и не видно почти. Но Колька заметил еще тогда и прикололся, что я стал косить под Юрича. У того тоже седой лоб, а не виски, как у всех нормальных людей.

Но и приколы сошли на нет. Время шло. Я закончил картину. Ее воздействие оказалось настолько сильным, что пришлось поставить Золотой Город лицевой стороной к стене. Получилось! Впору бы радоваться, но я чувствовал: в рисунке все же чего-то не хватает. Но переделывать уже ничего не хотелось.

Впрочем, Танюшке картина понравилась. Она сказала, что это «Ш-шедевр», что я настоящий колдунишка, потому что в мою работу можно забежать искупаться в море. Это она так шутит, конечно.

Наши с ней отношения за это время ничуть не изменились. Часто бывает, что вот познакомятся люди – бабах! «Любовь до гроба», эмоции через край! А через полгодика общения глядишь: и тот – «козел», и эта – «дура». Хлоп – и разбежались. Сошлись слишком близко, увидели много того, что не соответствовало первоначальным представлениям, – и на попятную. У нас, слава Богу, не так. Впрочем, это не значит, что мы ни разу не ссорились. Но это ведь пустяки, если двое готовы принимать друг друга такими, какие они есть.

И все-то было у меня хорошо, замечательно просто. Но не зря же говорят: «Если у вас все хорошо, – значит, вы чего-то не заметили!» В день, когда Юрич попросил меня поработать с «реактивным» Володькой, все полетело вверх тормашками.

Я вышел из зала на негнущихся ногах, доплелся до кафе, что находится в вестибюле Школы, и упал на стул.

В чашке с чаем бушевала буря. Руки у меня тряслись, когда я подносил чашку к губам. Страшно! Я-то думал, что все это давно в прошлом. Что темная сторона Силы забыла о моем существовании. Однако правильно писал Глен Кук в своей «Черной Гвардии»: «Тьма приходит всегда». Когда мы с Колькой ушли от Учителя, жизни наши висели на волоске. Все летело в тартарары. Меня уволили с работы, расстался с девушкой, потерял документы, что ни день на улице привязывались и пытались выяснять отношения некие темные личности, кто-то пробовал взломать мою квартиру. Меня преследовали необъяснимые травмы, в руках все ломалось, а какая-то бабка в метро подошла и сказала: «Сынок, на тебе страшное проклятие! Сходи в церковь или скоро умрешь!» Может, она и сгущала краски, но совсем чуть-чуть.

Но хуже всего были сны. Мрачные инфернальные видения, в которых за мной гнались жуткие создания, сотканные из мрака. Мне казалось, что я схожу с ума. Однако к тому времени мы с Колькой прочитали достаточно оккультной литературы, чтобы понимать, что для защиты от всего этого необходимо найти сильную «белую» Школу с мощным эгрегором. И удача, видимо, не совсем изменила нам. Потому что мы попали в «Дарума-Рю»…

Занятие закончилось, а я все еще сидел в кафе и трясся, как осиновый лист. Не то чтобы я трусил. Собственно, бояться-то уже нечего. Убить я никого не убил. Но реакция тела на произошедшие события была парадоксальной. Насколько я чувствовал, тело хотело убивать. Ощутить под пальцами кровавое мясо, рвать на части, крушить. Оно требовало мести. Вот от этого-то мне и было страшно. Я едва не утратил контроль над частью себя. Над телом, которое всегда было таким послушным. Ужаснее этого, казалось, ничего придумать нельзя. Еще не хватало начать бояться самого себя.

Поэтому я сидел, пил чай и боролся с желанием вломиться в кабинет Сенсэя и порвать Володьку на британский крест. Они с Шефом зашли туда пять минут назад. Как видно, Сенсэй сейчас вправляет Вовке мозги. А потом наверняка моя очередь.

Отворилась дверь, и наша группа гурьбой вывалилась из зала. Занятие закончилось. Ребята оживленно переговаривались. На меня косились и подталкивали друг друга локтями. Кто-то громко сказал: «Ну, Игореха, ты монстр!» Я проигнорировал. Больше замечаний не поступило. И слава Богу. Не хватало еще кого-нибудь на хрен послать. Народ набился в раздевалку, вестибюль, в котором расположено кафе, почти очистился, и я уже обрадовался было, что общаться ни с кем не придется, когда на стул рядом со мной кто-то приземлился. Я свирепо покосился в его сторону.

– Да ладно, Маса-сан, я же все понимаю!

– А, это ты, Коляныч! А я уж подумал…

– Да уж понятно, что ты подумал. Надеюсь, меня-то на фиг посылать не станешь.

– Угу… – говорить мне не хотелось. Слова не желали произноситься, будто у меня вдруг отказали связки и язык.

– Знаю, что тебе не хочется разговаривать. Всего пара вопросов.

– …Валяй, – буркнул я.

– Ты что-нибудь помнишь?

– Н-нет. Мне вообще показалось, что я отрубился. Нокаут.

Колька нахмурился.

– С какого момента? – Я непонимающе посмотрел на него. – С какого момента ты ничего не помнишь?

– Э-э-э… Да вот же… Он подловил меня, выпрыгнул – и все. Тут помню – тут не помню.

– Маса-сан шутит. – Колька улыбнулся. – Значит, идет на поправку.

Я выдавил в ответ слабое подобие улыбки. Маса-саном он меня называл с давних пор, когда мы занимались еще без понимания, но с фанатизмом неофитов. Маса – сокращение от Масутацу. Масутацу Ояма.[37] Думается, все знают, кто это такой. Я Маса-сан, а Колька – Мусаси. Потому что он на мечах – лучший. Применяли мы эти прозвища редко и только между собой.