Пролог (Часть 1) - Генрих Боровик

Снова помолчали. И потом мэрша сказала:

— Сейчас ему уже гораздо лучше. Он даже водит машину. Специальные штуки там для рук. И у него есть девушка. Сейчас они поехали в Трою.

Она поставила склеенную чашку на стол и посмотрела на нас пристально:

— Он никого не успел убить. Он сам мне сказал. Я ему верю. Конечно, война, но я благодарю господа, что он никого не успел убить. Иначе я думала бы, что всё это — в наказание… А так — мина и мина. Случайность. Там ведь у них, у красных, тоже есть матери…

— Значит, и вы не за войну?

— Война? — переспросила женщина. — Война… — и добавила решительно: — Ну, это уже не наше дело. Раз война, значит, война. На то мы и выбираем президента.

Тут, естественно, разговор перешел на предстоявшие выборы. Оказалось, что решительная жена мэра еще не решила, за кого голосовать. А мэр сказал твёрдо, хоть и с улыбкой, но твердо:

— Я за Маккарти.

— А что же вы-то? — спросил я его жену.

— Ещё подумаю, — сказала она недовольно и пояснила: — Я, может быть, голосовала бы за Кеннеди. Но, видите, убили.

— Нет, я бы за Кеннеди не голосовал, — не согласился мэр. — Он ехал верхом на славе своего брата.

Она покачала головой, осуждая слова мужа, но сказала мирно:

— Я подумаю, может, тоже буду голосовать за Маккарти.

— Почему?

— Симпатичный, — сказала она, улыбнувшись.

— Но ведь он против, войны во Вьетнаме.

— Ну да, — согласилась она.

— А вы говорите, «раз надо, значит надо» и что здесь не Нью-Йорк.

Она подумала.

— Ну и что же, что не Нью-Йорк. Мы ведь тоже думаем — что, как и зачем.

— Не всё тут ясно, — сказал мэр.

Она махнула рукой:

— Какое там ясно. Даже я не понимаю, что нам там нужно и зачем мы воюем… А уж об остальных и говорить нечего…

Часа полтора сидели мы в доме мэра Московских Мельниц.

Уж после того как обменялись адресами и несколько раз сфотографировались вместе на деревянной терраске и даже выпили по чарке водки — ну какие же, скажите, могут быть на свете москвичи, если не пробовали настоящей «московской»? — Хеппард вдруг сказал:

— А тут про вас такое рассказывали, что прямо бери винтовку и ложись в окоп. Нет, не про вас лично, вообще про русских и про коммунистов. Говорят, вы будете здесь высаживать десант и нас всех убивать. Что вы — звери. А я смотрю — у вас даже рогов не видно.

Сказал и засмеялся. И жена тоже улыбнулась милостиво.

— Кто же это вам тут такое рассказывает? — спросил я.

— Шантрапа всякая. Минитмены, — сказал хозяин. — Тут у них в Норборне — штаб-квартира с главнокомандующим. Правда, сам он где-то скрывается. Но штаб есть.

— И много у штаба войска? — решил я выведать военную тайну.

— Трудно сказать. Дураков в мире немало.

— Ив Московских Мельницах есть?

— Есть. Кто поумней из них — держит это в секрете, а кто поглупей — видно за милю. Да вы их сами, наверное, встречали. В военных фуражках.

— Зачем же им фуражки?

Мэр усмехнулся.

— Условный знак. Чтобы друг друга не перестрелять в самом начале боевых действий.

Ну вот, все-таки я выведал один военный секрет…

Мы уезжали из городка под названием Москдв-ские. Мельницы.

Жизнь вокруг не казалась такой мрачной, как вчера, хотя военных фуражек на цивильных головах явно прибавилось.

Машина направлялась в Норборн.

Поёт Джонни Кэш. Знаменитейший певец. Разливается голос на всю Миссурийскую степь и, может быть, даже переваливает через канзасские рубежи.

Был я маленьким, когдаМама мне твердила:«С пистолетом, слышь, балда,Не играй, дурила».С пистолетом не шалил,С ним всегда всерьёз.Ну, а Билла я убилПросто так, без слёз.Надо ж было посмотреть,Что такое смерть.

В мелкой панике разбежались дождевые капли на ветровом стекле. Мчатся в автомашинах ковбои. Сосредоточенные, загорелые лица под трехведерными шляпами. Громоотводики антенн на машинах подрагивают в такт Кэшовой песне.

Время от времени попадается на дороге плакат. Бравый пехотинец указывает пальцем прямо в меня: «Мы нуждаемся в тебе!» Другой плакат сообщает, что во мне нуждается и морская пехота. А на третьем плакате я оказываюсь необходим уже американским военно-воздушным силам.

Говорят, что счастье — это ощущение нужности. Если так, то миссурийские ковбои, мчащиеся по дороге, просто счастливчики.

Какая-то птица ударилась о радиатор нашей машины и разбилась о 235 лошадиных сил цивилизации. Непосредственно вслед за этим, инцидентом мы въехали в Норборн.

Он оказался небольшим городишком, тихим и мирным, совсем не похожим на место, какое должен был избрать воинственный ветеринар для штаб-квартиры партизанского движения против коммунистических вооруженных сил.

Что там говорить, мы, конечно, не ожидали увидеть в Норборне противотанковые надолбы или патрулей на улицах, но и не были готовы встретить глушайшую тишину пустынного городка, будто покинутого населением перед приходом противника. Понятно было, что напряжённая тишина не была вызвана вторжением русских в эти стратегически важные места. Скорее причиной тому была усталость норборнцев после трудового дня (было часов пять или шесть пополудни), но, так или иначе, город производил впечатление вымершего.

Мы не собирались встречаться с главарем минитменов Депю. К тому времени, мы знали, его уже успели арестовать. Нет, нет, не спешите винить в этом ФБР! Из всех мощнейших организаций, которые предназначены в Америке для борьбы с преступным миром, только одна проявила к минитменам вполне профессиональный интерес — налоговая. Она пыталась выяснить, насколько налоговый взнос минитменов отражает их действительное финансовое состояние. Поэтому не агенты ФБР, а налоговые агенты интересовались торговлей оружием, подпольными складами взрывчатки и числом минитменов. И руководитель минитменов был взят не за обстрел, ООН, а за неуплату налога плюс участие в ограблении банка. Знали мы также, что вскоре после ареста Депю благополучно бежал из тюрьмы и, как говорили, скрывался в Канаде.

Но арест Депю даже без его побега не означал конца фашистского движения минитменов. Продолжает выходить их бюллетень. Время от времени где-то проводятся частные маневры, а глубоко штатские паромщики из Миссисипи не собираются, как видно, снимать военные фуражки, чтобы «в случае чего не перестрелять своих».

Мы знали адрес штаба минитменов и скоро нашли дом ветеринара. Дом как дом, ничем не примечательный, если только не считать плотно занавешенных окон, решеток на окнах первого этажа и, может быть, более массивной, чем в других домах, входной двери.

Мы проехали несколько раз мимо бывшей резиденции Депю, но ничего особенного не заметили. Только один раз дёрнулись занавески в окне второго этажа. В нас никто не стрелял и, по всей вероятности, никто не целился.

На долгий звонок в доме ветеринара никто не отозвался. На энергичный стук — тоже. У Депю, по нашим сведениям, оставались в городе жена и двое взрослых сыновей. Но то ли их не было в тот момент дома, то ли они не захотели откликаться.

В состоянии некоторого разочарования — что же, вот так и уезжать из Норборна несолоно хлебавши? — мы подъехали к бензозаправочной станции.

Ещё для милого моему сердцу мистера Адамса из «Одноэтажной Америки» газолиновая станция была первейшим местом сбора информации. Он и Бекки обычно получали там все необходимые сведения — и о дороге, и о погоде; и о жизни вообще.

Во время путешествий по Америке я убедился, что с бензоколонкой в этом смысле могут сравниться лишь два места: небольшое придорожное кафе и парикмахерская. Но согласитесь, что возможности посещения кафе и парикмахерских все-таки весьма ограничены. Так что газолиновая станция со времен «Одноэтажной Америки» остается вне конкуренции.

На этот раз мне даже не пришлось завязывать разговор. Он завязался сам. Заправщик в синем форменном комбинезоне покосился на нью-йоркский номер нашей машины, затем, протирая лобовое стекло, — на фотоаппаратуру на переднем сиденье и спросил с некоторым, как мне показалось, вызовом:

— Значит, из Нью-Йорка?

— Да.

— Журналист?

— Журналист.

Он открыл капот машины и, обмотав руку тряпкой, начал осторожно откручивать пробку радиатора. Сморщив лицо и отвернув его от возможного горячего радиаторного гейзера, спросил:

— Ну, и как там у вас в Нью-Йорке?

— Да все так как-то, — ответствовал я в стиле, классиков и тут же решил, что пора перехватывать инициативу. — А у вас как?

— А что ж у нас. Мы люди маленькие. Живем тихо, незаметно. Не то что вы там в Нью-Йорке — бурлите.