Там, где мы служили - Олег Верещагин

— Что там? — Джек соскочил с верхней кровати.

— Где? — тут же невинно отреагировал Жозеф. — Ничего. А что?

Джек удивленно смерил его взглядом:

— Да в судках, в судках что? И с тобой что?

— А, в судках… — Жозеф вдруг фыркнул. — Братва, письма!!!

Блиндаж наполнился шумом, криками, стуком. К вошедшим шарахнулись все разом, протягивая руки, как нищие на базаре. Эрих, словно пистолет, выхватил из внутреннего кармана пачку «писем в армию» — бесплатных «треугольников».

Письмам в армию пропето множество од. Талантливых и бесталанных, пространных и лаконичных, даже настоящих од в стихах. Любой, кто служил, может вспомнить, как получает такое письмо. А в нем — милые домашние мелочи, новости, не имеющие отношения к войне и от этого в сотню раз более дорогие. Читаешь — и незаметно отпускает сводившее мысли и тело напряжение, вымывается холодное боевое остервенение… Письма, полученные на войне, — это одна из тех вещей, что помогают оставаться человеком.

И вот уже тихо в блиндаже. Забыты судки на столе, забыт обед. Вести с других фронтов — и из Шарлеруа и Арегалы, из Эгера и Занадыровки, Радома и Вупперталя… Разные города большой Земли, оживающие после Зимы и Ночи. Разные люди. Разные судьбы. Разные интересы. Но все одинаково внимательно вчитывались в родные строки.

Потом они будут перечитывать письма, оживленно обмениваться и делиться новостями, внимательно слушать о далеких и в общем-то неважных событиях, шуметь и смеяться… Но это потом. Первое чтение писем — для себя. Это свято.

Сегодня письма получили все.

Неприятности начались ближе к вечеру. Собственно, все уже настроились на отдых, кое-кто даже улегся. Джек взял книжку, которую кончил читать Жозеф, — что-то старое, о путешествии какого-то Алена Бомбара. Дик и Андрей взялись соревноваться в метании ножей, но потом бросили. В открытую «дверь» лился тревожный и красивый розовато-алый свет, и Ласло что-то напевал в душевой по-венгерски…

Джек лениво посматривал вокруг, никак не мог собраться и начать читать. Ему сейчас было хорошо: лежишь себе, никуда не надо мчаться со всех ног, все вокруг свои, погода хорошая на удивление, и вообще…

Вошел, вытирая шею, Ласло. Стоя на пороге, поиграл мускулами, вызвав хоровое иронично-одобрительное: «О-о-о…» Потом кто-то спросил:

— Ты что там делал? Так выл…

— Его диверсанты пытали, он нас всех выдал…

— Да нет же, ему крышкой бачка прищемило кое-что…

Ласло, добродушно улыбаясь, подошел к своей кровати и начал копаться в ящичке. Потом попросил:

— Андрей, спой что-нибудь серьезное. Песню, чтобы на дело звала!

— И работать не заставляла, — добавил Жозеф.

Спеть Андрея никогда не приходилось уламывать долго. Он взял гитару, сел, пошире расставив ноги, и изобразил весьма бурное вступление с переходом от еле слышных переборов до мощных, резких аккордов…

— Второе! Наружу, бегом!

6

Второй взвод стрелковой роты «Даниил Галицкий» влетел в засаду. Засаду, подготовленную с дьявольской хитростью. Тропа, по которой двигался дозор, была знакома стрелкам, как тело любимой девушки. Кроме того, первая боевая группа прокатилась вперед, ничего не обнаружив, а вертолеты прочесали холмы. Противник подготовил профессиональный «мешок». Маскировка и дисциплина у врага оказались на высшем уровне, из чего следовало, что засада подготовлена не махди.

Взвод въехал под огонь тяжелых винтовок и РПГ. Все машины были сожжены сразу. Те, кто не погиб при взрывах, откатились на обочину и попали на заранее расставленные мины. «Синие береты» начали методичное и беспощадное истребление уцелевших. Скрыться было негде. «Синие береты» не спешили, простреливали людям ноги или животы, потом убивали тех, кто пытался помочь раненым. Над дорогой повисли стрельба, крики и стоны.

Перестрелка привлекла внимание почти сразу. Но обе «щуки» были сбиты замаскированными в холмах скорострелками, ударившими по вертолетам как раз в тот момент, когда машины ложились на боевой разворот, а пятый взвод той же роты, спешно брошенный на выручку, напоролся на выдвинутый вперед заслон врага и вынужден был вступить в затяжной бой. Пробиться к месту побоища смогли лишь через два часа, потеряв семнадцать человек убитыми и шестерых ранеными в основном от снайперского огня. На месте нападения были обнаружены еще двенадцать трупов и семь обгорелых до неопознаваемой степени. Десять человек были искалечены — раздробленные суставы, простреленный пах. Уцелел лишь один стрелок…

Пятый штурмовой взвод не был свидетелем всего этого: его выбросили «вагонами» в холмы перекрыть возможный путь отступления противника. Но этот противник не просто слишком хорошо знал местность — он умел пользоваться этими знаниями. Кроме того, им была подготовлена еще одна ловушка, не менее хитрая и неожиданная…

— Получен приказ идти к Дере-Дере. — Иоганн снял наушники. — Там еще одна мясорубка… Елена, Анна, вперед. Ласло, Джек, влево, Эрих, Жозеф, вправо.

— Что случилось, Иоганн? — спросил Дик. Швейцарец лишь махнул рукой…

Два километра до Дере-Дере преодолели быстро, никого не встретив. Сразу стало ясно, что в деревне, лежавшей на речном берегу, шел бой, и шел совсем недавно. Без особой надежды Иоганн несколько раз послал позывные… и, как ни странно, на них ответили.

— О небо! Небо, наши! — захлебнулся от радости голос в эфире. — Спасены, спасены!

— Кто это, представьтесь! — оборвал полуистеричные выкрики Иоганн. — Здесь «Волгоград 5–2», сержант Херст!

— Э… «Эдельвейс 4–1»… — Говоривший задохнулся и вроде бы всхлипнул. — Рядовой Волчак… Скорее, ради всего святого… спасите…

— Рядовой, в деревне есть противник?

— Нет, нет, товарищ сержант, они ушли около получаса назад… Их было много, они устроили засаду…

— Полчаса — и вы все еще сидите на месте?! Вы что, одурели, ребята?! — Иоганн явно накалился.

— О небо… — И Волчак просто заткнулся, словно умер.

Наверное, о чем-то подобном подумали все, потому что Иоганн совершенно определенно махнул рукой: пошли!..

В начале улицы, на самой околице, лежал в луже крови застреленный в спину сержант, сжимавший в руках автомат. Дальше масштабы боя приняли катастрофические размеры — превратились в побоище. Стало ясно, что взвод спешил на перехват все тех же «синих беретов» и, намереваясь проскочить Дере-Дере с ходу, влетел в улицу колонной, даже не рассыпавшись по сторонам. И, очевидно, толком не осмотрев деревню от леса… Трупы лежали на главной улице до площади, и вся улица буквально гудела от мух, которым было плевать на холодную погоду, — мерзкие, здоровенные, красноголовые, они возились на трупах и не спешили взлетать, когда подходили живые. Местных не было видно и слышно — наверное, попрятались от «беретов».

Джек впервые видел столько трупов своих. Он не знал этих ребят и девчонок, да если бы и знал, не узнал бы ни одного. Лица обезобразила смерть и залила кровь, застывшая темными наплывами.

Вражеских трупов не было видно. Зато некоторые трупы штурмовиков оказались обобраны: вывернули карманы, сорвали часы, с некоторых сняли удобные, легкие сапоги. У двух или трех были обрублены пальцы — добывали кольца или перстни. Вихрь горячего воздуха от полыхающего дома таскал и крутил по мелкой серой пыли скомканную бумагу; Джек, нагнувшись в каком-то внутреннем оцепенении, увидел, что это обрывки писем, перерытых, наверное, в поисках сведений… или чего-то ценного. Юноша поднял один клочок, прочел по-русски: «Сыночек, дорогой…» — и огляделся. Почему-то ограбленные трупы казались ему ужаснее, чем просто трупы или даже трупы обезображенные. Джек начал собирать клочки, а они вертелись, выпрыгивали из пальцев, словно живые.

— Оставь, — сказал парнишка из третьего отделения, Тим Воган. Джек скользнул взглядом по его лицу с запавшими, очерченными зеленым глазами и выпуклыми желваками скул. — Это уже бесполезно… Мерзкие ублюдки…

Но Джек все равно собрал все клочки и зачем-то сложил их в подсумок одного из убитых и только после этого пошел дальше.

Несколько человек плотной группой стояли возле беленой стены. Джек раздвинул их и увидел троих солдат. Двое лежали, один сидел, раскинув ноги и завалив голову на плечо. Все трое были полураздеты, легко можно было различить, что их закололи. Тут же, рядом, на вбитой в стену балке, висели трупы лейтенанта, командира взвода и еще одного бойца. Лейтенант, судя по виду, был повешен уже мертвым, из чистого скотства, а вот солдата повесили на колючей проволоке живого, и разодранные мышцы алыми струнами тянулись за неровными, черными от засохшей крови шипами.

— Снимите трупы, — приказал Фишер, проходя мимо. — Ищите живых. Кто-то же с нами говорил…

На площади лежали — среди разбросанной рваной одежды — обезображенные, изуродованные трупы трех девушек. Глядя на них, Джек ощущал только одно: как в нем, где-то у горла, начинает плескаться густая горячая злоба. Сейчас она вырвется наружу — криком… и он побежит… куда? Да искать этих. Этих, кто изнасиловал девчонок, а потом, перерезав им горло, так осквернил их тела… И когда найдет… когда найдет…