Вариант дракона - Юрий Скуратов

Запугать такого человека, как Карла дель Понте, невозможно. Можно унизить, можно убить, можно подвергнуть пыткам, но запугать невозможно: она принадлежит к той самой когорте благородных служителей Фемиды, на которых держится право. Даже больше, если хотите, — держится мир.

И будет держаться. Не станет этих людей, не станет и мира нашего, планеты людей — планета рухнет, в этом я убежден совершенно твердо. Под стать Карле дель Понте были и ее спутники: Жак Дюкри — прокурор кантона Тичино, Дотт Штадлер — помощник генерального прокурора Швейцарии и другие. В кантоне Тичино — это италоязычный кантон, — находится город Лугано, а в Лугано, в свою очередь, расположена штаб-квартира «Мабетекса». Наши российские чиновники, кстати, прочно облюбовали итальянскую Швейцарию, так что связи у Москвы с этим кантоном тесные. До назначения на должность генпрокурора Швейцарии госпожа дель Понте была прокурором в этом кантоне.

С нашей стороны в делегацию на переговорах, кроме меня, входили Михаил Борисович Катышев — главный следователь России, Георгий Тимофеевич Чуглазов, расследовавший дело по «Мабетексу», Исса Магомедович Костоев начальник международно-правового управления и Игорь Воронов — начальник протокольного отдела.

Переговоры были плодотворными. Мы получили материалы и по «Мабетексу», и по Аэрофлоту с «Андавой», и по «Меркате-трейдингу» (эта фирма еще более «интересная», чем «Мабетекс», деятельность ее пока совсем не расследована)… Обсудили общие проблемы, в частности вопросы отмывания преступных доходов и возможного возвращения незаконно вывезенных из России денег, обсудили, как лучше сотрудничать российско-швейцарской группе по борьбе с коррупцией — а группу такую мы создали, с нашей стороны ее сопредседателем стал Катышев.

Да-а, недаром российские власти не давали визу Карле дель Понте… Если бы они знали, что она привезет столько материалов, никогда бы не допустили ее приезда.

Но вернемся к исходной точке, благодаря которой состоялся этот визит.

Первое посещение России генеральным прокурором Швейцарии Карлой дель Понте состоялось в мае 1998 года.

Визит тот был коротким и, как мы считали оба, — успешным. Меня здорово выручал мой немецкий язык — хотя и не самый блестящий, я, конечно, не могу говорить, как говорят настоящие переводчики, — но вполне сносный, чтобы объясняться. Там, где по протоколу требовался переводчик, к нам присоединялся переводчик, там, где не требовался, — говорили без свидетелей. Сотрудничество со швейцарской прокуратурой намечалось очень тесное.

Когда госпожа дель Понте уезжала из Москвы, то в моем кабинете отвела меня в сторону и неожиданно сказала:

— Юрий Ильич, у меня есть материалы, разоблачающие людей, близких к окружению вашего президента. Как, будете работать с этими материалами? — и выжидательно, словно бы что-то проверяя, посмотрела на меня.

— Будем, — твердо пообещал я. — У нас перед законом все равны. И люди, близкие к окружению президента, и люди далекие, и сам президент.

— Хорошо, — сказала дель Понте. Я заметил, что взгляд у нее потеплел, исчезла из него некая суровость и строгая выжидательность, что была видна еще минуту назад. — Но имейте в виду, речь идет о людях, очень, очень, очень близких президенту.

— Исключений нет ни для кого. И быть не может. Закон есть закон.

— Хорошо, — еще раз повторила Карла дель Понте, — я пришлю вам кое-что из этих материалов. Но чтобы они не попали в другие руки, пришлю их по дипломатическому каналу.

На том мы с госпожой дель Понте и расстались.

А в начале сентября 1998 года ко мне в прокуратуру приехал господин Бюхер — посол Швейцарии в России и из рук в руки передал пакет. С теми самыми материалами, что обещала Карла дель Понте.

Мы немного побеседовали с господином Бюхером, выпили по чашечке кофе и очень дружелюбно, с симпатией друг к другу, распрощались.

Я прочитал материалы, и настроение у меня сразу испортилось. Правда, речь о причастности семьи президента к коррупции в тех бумагах еще не шла, но люди, близкие к нему — особенно из числа руководителей управления делами, — были замешаны очень сильно.

Там были данные о чиновничьих счетах, о механизме хищений, о взятках и так далее. Тогда-то первый раз и всплыло название фирмы «Мабетекс». В общем, материалы были серьезные, но уголовное дело мы возбуждать не стали… Пока не стали. Надо было произвести тщательную доследственную проверку и уж потом, когда факты подтвердятся, приступать к следствию и возбуждению уголовного дела.

Проверку я поручил проводить Мыцикову Александру Яковлевичу советнику Генпрокурора. Можно было бы дать Катышеву, но на него и так на кремлевском холме смотрели косо, при упоминании его фамилии морщились, будто от зубной боли, поэтому Михаила Борисовича подставлять было нельзя.

Более того, мне неоднократно предлагали его уволить, в том числе и Черномырдин в бытность свою премьером. Так что пусть проверкой займется Мыциков. Мыциков был человеком опытным. Прокурорский генерал, он много занимался следствием, был когда-то заместителем прокурора Омской области, затем начальником управления в Генпрокуратуре…

Материалы я передал Мыцикову из рук в руки. Знали о них только мы двое.

Работа шла в обстановке глубочайшей секретности. Мыциков подготовил ряд запросов в ФСБ, МВД… Увы, пусто. Ни ФСБ, ни МВД ничего по «Мабетексу» не дали.

Выручил Владимир Семенович Овчинский — руководитель российского национального бюро Интерпола. Это очень знающий, очень грамотный человек, доктор наук. Сейчас Рушайло, нынешний министр внутренних дел, убрал его из системы МВД. Овчинский прислал мне кое-какие материалы, в которых неожиданно всплыла фамилия Паколли. Вместе, естественно, с «Мабетексом».

Информацию по Паколли НЦБ расширило, и на поверхность всплыл следующий факт: еще в 1997 году, осенью, Беджет Паколли прибыл в Москву на своем самолете. Приземлился во Внуково-2. С собой Паколли привез крупную сумму денег, которую не задекларировал в документах и не предъявил таможне — по сути, это была контрабанда, — чемодан с деньгами кинул в машину и поехал в город.

По дороге машина была остановлена сотрудниками милиции, обыскана, они имели такое право, в результате контрабанда в виде валюты, хорошо известной всем (писатель Юрий Нагибин называл ее валютой цвета щавелевых щей), очутилась в районном отделении милиции.

Беджет Паколли в тот раз прилетал в Москву со своим братом Ахримом (их много, братьев Паколли, косовских албанцев, и все кормятся около Беджета), оба они были задержаны… Сотрудники милиции начали было работу, но тут последовал телефонный звонок одного из заместителей руководителя администрации президента: прекратить разбирательство!

Звонок сработал: братьев Паколли отпустили.

А еще говорят, что у нас отменено телефонное право. Как бы не так!

Братья уехали, но документы о задержании их остались. Мы эти документы затребовали к себе в прокуратуру — хотя их нам и не хотели давать, — и провели служебную проверку: почему эти документы оказались не отработанными до конца?

Вот тогда-то и всплыла фамилия высокого покровителя братьев Паколли.

Я думал, что не только в МВД и в ФСБ, но и в Службе внешней разведки должно быть что-то по «Мабетексу», но СВР мне тоже ничего не дала понимала, куда ведут нити, и просто-напросто боялась этого.

Осенью я попал в кремлевскую больницу с пневмонией, — странная это оказалась болезнь: температуры совсем не было, только пот, кашель, слабость и боли, видимо, ослабленный перегрузками организм перестал бороться, — а хрипы, те были такими, что все легкие выворачивало наизнанку, особенно в нижней части легких, — но я должен был ехать во Францию. Визит этот я не стал отменять, — там меня малость подлечили наши посольские врачи, — и на обратном пути завернул в Швейцарию.

Об этом визите мало кто знает. Меня встретила госпожа дель Понте, выделила бронированный «мерседес» и охрану, — встретила много теплее, чем, допустим, в первый мой визит, — наверное, поняла, что я действительно стараюсь служить закону, — поэтому так и изменилось ее отношение ко мне.

Госпожа дель Понте показала ряд дополнительных материалов по «Мабетексу», познакомила с Филиппом Туровером — самым важным свидетелем по этому делу, по характеру — этаким «возмутителем спокойствия». Мы провели с ним разговор, и я понял — человек этот действительно знает очень много. Корни у Туровера — российские, мать у него русская, отец- испанец, один из лучших ученых-испанистов, под его редакцией выходили многие словари в России. Мы договорились, что он приедет в Москву и даст в прокуратуре России показания.

Вот тогда-то у нас и сложился с Карлой дель Понте прокурорский тандем, появился настоящий контакт. Мы договорились с госпожой дель Понте бороться с русской мафией до конца.