Запрещённая планета - В. Стюарт

Неожиданно Адамс сказал:

— Ну и денек, а? Как вы себя чувствуете, доктор?

— Все это невероятно, — ответил я. — К тому же я страшно устал.

Мне не хотелось, чтобы он задавал вопросы, так как от этого я чувствовал себя еще хуже. Наступило молчание, которое длилось, пока мы проезжали ущелье в скалах. Потом я даже успел поспать, наверное, около получаса, прежде чем Адамс снова заговорил, причем таким тоном, будто мы разговаривали все время.

— А все эти миллионы переключателей! А этот спуск в бездну! Я думаю, мы должны повторить его… Или эта дьявольская преисподняя в зеркале!.. Послушайте, уж не снились ли нам кошмары?

Я раздраженно ответил:

— Было бы очень хорошо, если бы все это оказалось сном, только сном! — Мне хотелось, чтобы на этом наш разговор прекратился, но Адамс не оставлял меня в покое. Он сказал:

— А эта ужасная Сила! Что это такое, доктор?

— Не знаю, — ответил я. — Я не ученый. — Но тут у меня в уме промелькнуло воспоминание. — Помните, он сказал там, внизу: «Космическая сила». Как вы думаете, не ее ли он и имел в виду?

Вездеход вильнул в сторону, потому что Адамс удивленно глянул на меня.

— Интересно! — сказал он.

После этого последовала долгая пауза, но я уже больше не мог дремать. Сознание снова начало интенсивно работать. Я поймал себя на том, что анализировал каждую минуту этого необычайного дня. И тут снова столкнулся с бесчисленным количеством «зачем» и «почему».

Зачем создан такой гигантский аппарат, призванный уничтожить вообще всякие материальные средства создания чего-либо?

Почему этот прибор, с одной стороны, так критически оценивает разум, с другой — развивает его?

Зачем была уничтожена — и, как говорит Морбиус, — в течение одной единственной ночи — вся раса крелловских сверхсуществ?

Почему Морбиус так боится, что его заставят сообщить о своих открытиях?

Откуда взялась эта местная порода животных? И почему, почему, почему их развитие не выработало защитной окраски?

Именно здесь я перестал задавать себе вопросы, потому что последний был одним из тех, на который я мог бы кое-что ответить, хотя бы предположительно. А всякий ответ в этой путанице загадок был лучше, чем ничего, мог бы даже дать ключ к другим. Получасовая — ну, пусть даже часовая — работа в моем кабинете, и я мог бы кое-что выяснить, пусть даже только попытаться это сделать. Я решил взяться за это дело сразу же, как только снова окажусь на борту корабля, или, по крайней мере, после того, как мы перекусим.

Я огляделся. Адамс вел машину слишком быстро, хотя теперь было совсем темно. Но мы уже миновали глубокое ущелье, так что беспокоиться было не о чем. Я начал думать о Фармане и других членах команды. Мне хотелось поскорее узнать, не произошли ли у них новые таинственные события, но потом сообразил, что, если бы что-то произошло, Джерри связался бы с Адамсом по видеотелефону.

Огни корабля виднелись теперь все яснее и яснее. Они были усилены периодической яркой вспышкой, которая, как я догадывался, была новой выдумкой Квинна. Эти соображения дали мне повод подумать о Квинне и о том, что именно ему-то и следовало быть тем человеком, которому Морбиус должен был показать силовую станцию креллов.

Совершенно неожиданно Адамс произнес:

— Лонни обязательно должен увидеть эти подземные сооружения.

Я засмеялся и сказал, что один из нас явно телепат.

Всходили спутники Олтэи. Их зеленовато-серый свет как-то особенно подчеркивал яркие, бронзово-желтые огни нашего корабля, совершенно не соответствовавшие характеру пейзажа планеты. Внезапно я, кажется, впервые остро почувствовал, что ведь мы, по сути дела, были здесь на положении контрабандистов…

— Ограждение готово, — произнес Адамс.

Я вгляделся и увидел металлические мачты вокруг корабля, стоящие на расстоянии около 40 футов друг от друга, как неподвижные часовые. Сначала они выглядели весьма безобидно, даже едва ли не наивно. Но когда мы миновали двадцатиярдовую веху, мачты ожили, затрещали и выбросили двадцатифутовые струи голубовато-белого пламени, которые потом соединились между собой и стали похожи на ярко и неровно накаленные провода. Сначала струи возникали только в том секторе, который находился непосредственно на нашем пути, но скоро, как только другие мачты получали импульс, они простирались все дальше, пока не очертили весь корабль. Внутри этого огненного круга сбегались часовые, собираясь в том месте, где ограждение начало действовать. Я услышал голос Бозана, отдававшего распоряжения. Внезапно луч корабельного прожектора прорезал темноту, пронесся сквозь суживающиеся огненные дуги ограждения и ударил нам в глаза, поймав вездеход в потоке яркого света.

— Хорошо! — сказал Адамс и удовлетворенно кивнул.

Последовало несколько распоряжений изнутри огненного кольца, и заграждение погасло — опять остался лишь ряд металлических мачт. Прожектор тоже был выключен. Адамс медленно проехал через заграждение и подрулил вплотную к борту корабля. Когда мы с трудом вылезли из вездехода, подошел Фарман.

— Включить ограждение! — крикнул он в темноту, и я услышал щелчок выключателя. Фарман взглянул на Адамса и сказал:

— А, командор. — Но потом спохватился и официально добавил: — Ограждение установлено. Докладывать нечего.

— Очень хорошо, — ответил Адамс. — А как справляется Лонни с тем модулятором?

— Он заперся на целый день в своей мастерской… Ну, как, вы выведали что-нибудь у Морбиуса?

Адамс не ответил, чтобы помучить Джерри, и пошел молча к трапу. Нам с Фарманом ничего не оставалось, как последовать за ним…

Повар был занят на дежурстве у ограждения, и мы поужинали чем-то холодным, обслуживаемые одним из ребят. Хотя мы с Адамсом сильно проголодались, но не могли утерпеть, чтобы в промежутках между проглоченными кусками не рассказать Джерри Фарману и Лонни Квинну обо всем, что видели. Сначала Квинн не хотел отрываться от своей работы, и понадобился персональный визит в мастерскую, чтобы вытащить его к ужину. Но скоро он перестал жалеть, что пришел. И действительно, он так заинтересовался, что начал сыпать вопросами со скоростью, будто разряжал в нас пистолет-дезинтегратор. Все лицо его было в пятнах смазочного масла, волосы торчали дыбом, а глаза так и сверкали за стеклами огромных очков. Целая туча вопросов повисла над нами, но и мы тоже не остались в долгу и сами начали задавать ему вопросы о том, откуда берется эта невероятная сила или о том адском источнике ослепительного огня в семидесяти милях под землей.

Когда мы рассказали уже почти все — вообще-то больше говорил я, а Адамс только изредка вставлял важные замечания — и дошли до упоминания Морбиусом слова «космическая», в отношении которого мы не были уверены, понимать ли его только как сравнение или Морбиус подразумевал буквально, я решил, что Лонни готов подпрыгнуть на стуле. На мгновение он онемел, но затем последовала новая скорострельная очередь вопросов, настолько торопливых, что мы не могли понять в его речи больше одного слова из трех. Но тут вмешался Адамс. Он сказал: