Месяц Седых трав - Андрей Посняков

Ну, уж тут делать нечего. Оглянувшись, юноша бросил лошадь – уж не до жиру! – и со всех ног рванул вниз, к лесу. Бежал, можно сказать, почти не разбирая дороги, чувствуя за спиной угрожающе-радостные вопли преследователей. Чуть было не поскользнулся на подтаявшем льду, взмахнул руками, словно птица крыльями, ускоряя бег, перемахнул неширокий овражек… подумал запоздало – а если б оказался широким? Сверзился бы… Перепрыгнул какую-то лужу, прошлепал по грязи, обогнул здоровенный камень – и вот он, лес! Вот тут-то, братцы, вам меня не поймать! Хотя это, конечно, в зависимости от того, кто сейчас за ними гнался – охотники или скотоводы? На конях – значит, скотоводы. Те в лес уж точно не сунутся, разве что немного пройдут по тропинке. Эдак недалеко, чтобы не заблудиться. Вон она, тропинка-то, утоптанная, довольно-таки широкая – и кто тут по ней, интересно, ходит-то? А вот и свернуть в сторону! Хоть в эти кусты!

Как Баурджин подумал, так и сделал – резко свернув с тропы, протиснулся сквозь ореховые заросли, еще безлистные, голые, и углубился в лес дальше, в самую чащу – нехоженую, буреломную, с густыми мохнатыми елями. Или то были лиственницы? Пройдя по лесу километра с полтора – бежать тут не было никакой возможности, да и силы уже иссякли – юноша замер, прислушиваясь. Да, кажется, с тропы донеслись голоса. Кто-то перекрикивался… И крики эти удалялись обратно к горам! Значит, нет там охотников, точно. Но и возвращаться в предгорья не стоит – наверняка там выставили засаду. Однако не ночевать же в лесу – холодно да и сыро еще. К тому же – и голодно, все припасы – сухое молоко и вяленое мясо – остались с лошадью, в переметных сумах. А неплохо было бы сейчас перекусить! Баурджин сглотнул слюну и помотал головой, отгоняя навязчивые мысли. Прошелся по чаще километра два. Потом свернул к тропе – вот, вроде бы она там должна бы проходить, вот за той елкой… Нет? Ну, значит, за той сосной. И там нету! И там… И вон там! Одни буреломы да чащи!

– Поздравляю вас, товарищ генерал, – сам над собой поиздевался путник. – Вы, кажется, чуть-чуть заблудились. Так, слегка… Эх, разведка, ититна мать!

А между тем небо над головой уже синело. Солнце, правда, еще светило… вроде бы… где-то там, за горами… Эх, костерок бы сладить! Спичек бы… Ага, спичек! А это что болтается на поясе? Железная пластинка, камень – что это, как не огниво? А ну-ка, товарищ генерал армии, принимайтесь-ка за работу – добывайте огонь. Хотя, может, все ж таки выждать? Как гласит старая солдатская мудрость – лучше быть грязным и голодным, чем чистым и мертвым… или там, пленным. Наверняка преследователи не будут ждать долго – но ночку вполне могут и просидеть, надеясь на предательский костерок. А ну, зажгите его, зажгите, товарищ генерал, что ж вы…

Баурджин потянул носом… чем-то ведь явно пахло! Вроде бы жарили что-то – мясо или грибы. Нет, грибы, пожалуй, еще рановато. Значит, мясо. Или птицу – упитанного такого рябчика! И в стороне, противоположной от той, где находились преследователи.

Беглец и сам не заметил, как ноги, словно сами собой, уже несли его на вкусный запах готовящейся пищи. Манящий запах этот постепенно становился все отчетливей, лес явно светлел, становился реже, пока наконец и вовсе не кончился, вернее – расступился, окружив небольшую вполне симпатичную полянку с журчащим по ее краю ручьем. Баурджин глянул на полянку – и замер, увидав у ручья… сияющую золотой парчой юрту… Наверное, ту, о которой и рассказывал давеча Гамильдэ-Ичен. Мол, демон там какой-то должен быть, в этой юрте. А что нам, фронтовикам, демон? Видали мы демонов на Четвертом Украинском – куда там всей нечисти! А, говоря конкретно, демон – есть ненаучный факт, с помощью которого церковники объегоривают несознательное население в корыстных целях. Ну уж советского генерала, да к тому же – фронтовика-разведчика – объегорь попробуй! Не родился еще тот демон!

Так рассуждал Баурджин – генерал Дубов, – чувствуя где-то глубоко в подсознании импульс жуткого страха – он словно бы кричал: беги, беги, беги!

Юноша усмехнулся:

– Ага, сейчас, побежал! Надоело уже сегодня бегать-то? Что я, нормы ГТО сдаю, что ли? А ну-ка зайдем, попросим чайку переночевать!

Решительно шагнув к юрте, Баурджин дернул вверх полог:

– Мир вашему дому!

Глава 9

Девушка из золотой юрты

Весна 1196 г. Горы Хангай

Я родился владетелем юрты, что с лебедем сходна,

В дымник облако белое смотрит легко и свободно,

И очаг, будто сердце влюбленное, жарко пылает…

Никто не ответил, и Баурджин, тряхнув головой, повторил приветствие. Странно, но, похоже, юрта была пуста. Интересно, где же хозяева?

– Мир и тебе, незнакомец! – внезапно произнесли за спиной.

Юноша обернулся и вздрогнул, увидев перед собой зеленоглазую красавицу с длинными золотистыми волосами, стянутыми серебряным обручем. Красавица – по виду ровесница Баурджина, а если и постарше, то ненамного – улыбнулась и жестом пригласила войти.

– Только после вас! – галантно поклонился юноша.

– Как хочешь, – войдя в юрту первой, незнакомка обернулась: – Ну, что ж ты стоишь? Заходи, будешь гостем.

Гостем – это хорошо. Баурджин никак не мог сейчас взять в толк – кто эта девушка? Монголка? Найманка? Кераитка? Или, может быть, китаянка? Златовласая, что не очень-то частое явление для этих Богом забытых мест. Хотя, скажем, среди найманов иногда встречаются светловолосые, и не так уж редко, пример тому – сам Баурджин. Но все равно – странно. Здесь, в окруженном дикими горами лесу, и – одна. Как ей не страшно?

– Нет, не страшно. – Девушка засмеялась и показала гостю место у очага. В изумрудно-зеленых, вытянутых к вискам – точно так же, как и у самого Баурджина, – глазах красавицы отражалось желтое пламя светильников – золотых или позолоченных, стоявших на высоких узорчатых треногах. Очаг был обложен черными камнями, а ложа вокруг его – застланы темно-голубым шелком. Ничего не скажешь – богатая юрта. А уж ее хозяйка…

Усевшись, Баурджин исподволь рассматривал девушку, одетую в длинный халат – дээли – синий, с белыми узорами. Дээли был того же покроя, что и у всех прочих кочевников из местных племен, разве что побогаче, а вот лицо… лицо сильно напоминало европейское – прямой точеный носик, припухлые губы, мягко очерченные скулы. Вот только глаза азиатские. А в целом очень симпатичное лицо. Интересно, как эту красавицу зовут и что она тут делает?

– Меня зовут Кералан, – девушка вскинула глаза. – Кералан-Дара. Дара – мое племя, древнее и почти вымершее. Наверное, в здешних местах только я из него и осталась.

– А я… – начал было гость и осекся: похоже, эта девчонка свободно читала его мысли! Да что там «похоже»! Он же ведь не спрашивал вслух, как ее имя, просто об этом подумал, а девчонка взяла и ответила!