Магометрия. Институт благородных чародеек - Надежда Мамева

— Уж не твоя ли, бесчувственный разбиватель сердец? — с презрением протянул Аарон то ли прозвище Лима, то ли его характеристику. — Или все же эмоции в тебе проснулись, раз сила так и плещет?

— И не моя, — проигнорировал последний выпад рыжий, — и не будет ничьей, если за две недели мы не найдем того, кто убивает магов.

Вот с этой последней фразой Лима я была целиком согласна.

В конце коридора послышались чьи-то шаркающие шаги. Я вздрогнула от неожиданных звуков и отпрянула от глазка.

— Сматываемся, сторож на обход пошел, — тень, слетавший на разведку и успевший уже вернуться, был сама информативность.

Вот правду говорят, что самые ценные и хорошие советы — универсальные. Например, «Не дрейфь!» или «Пора делать ноги!». А посему мы с тенью решили заняться лучшим спортом в области самообороны — бегом — и припустили во все лопатки.

Натертый воском пол коридора не способствовал маневрам, а потому на повороте я, как «шестерка» на лысой резине в гололед, ушла в качественный и неконтролируемый занос. Почему-то в этот момент вспомнилась моя бывшая кошка Пандора (названная так за кучу пакостей, что умудрялась вытворить эта усато-полосатая холера буквально за пару минут), которая точно так же разгонялась на ламинате и тормозила в позе: лапы в шпагат, голова — стенной таран. Увы, я не обладала ни пушистостью-волосатостью, которая смягчала бы удары, ни кошачьей ловкостью и грацией, а потому, размахивая руками не хуже ветряной мельницы, балансируя на одной пятке, проехала зигзагами метров пять, прежде чем паркет под моими ногами коварно закончился.

Лестница встретила меня по всем законам подлости: расположившись в стратегическом месте так, чтобы миновать ее было просто невозможно. Как результат… я кубарем полетела вниз, пересчитала подбородком все ступеньки и остановилась у подножия, согнувшись в такую букву «зю», что пятки доставали до лба.

— М-да, фееричненько. Гимнастика — это явно не твое, — ехидно прокомментировал тень.

— Не особо радуйся, когда удача на твоей стороне. Эта ветреная особа — заядлая перебежчица. Зато вот господа неприятности бывают на диво верными… — попыталась ответить с достоинством, хотя, вставая враскорячку, это было весьма сложно.

— Я бесплотен, а потому этим господам будет тяжело меня поймать, — парировал веселящийся от бесплатного цирка тень.

Мне же крыть было нечем, а посему я просто выпрямила спину и в гордом молчании поковыляла в направлении дортуара. Тень остался у лестницы, бросив мне в спину, что он еще немного порезвится.

Утро встретило меня предрассветным сумраком и жутко неудобным покалыванием в боку. Я, еще не открывая глаз, провела рукой, в попытке убрать то, что мешало мне спать. Ладонь наткнулась на что-то гладкое, удлиненное и твердое.

Сонно сощурившись, потянула находку на себя в надежде быстро выудить ее и выкинуть. Но чем дольше тянула, тем больше просыпалась. Наконец, когда навь окончательно уступила место яви, до меня дошло, что в бок мне упирался черенок швабры. Ее-то я и держала ныне в руках.

— И как это понимать? — шепотом, чтобы другие обитательницы дортуара, пока мирно почивавшие, не проснулись, осведомилась я у тени, благо он был рядом.

— Хотел сделать тебе приятное… — хихикнул он глумливо. — Мне вот всегда казалось, что женщине льстит, когда поутру в нее упирается приподнятое мужское настроение…

— Извращенец! — с досадой прошипела я, убирая «подарочек». А потом решила, что не только одному бестелесному шутить, и добавила: — Что, не удалось отфритюрить кухарочку свою призрачную, теперь неудовлетворенное эго и проявляется столь оригинально… ну-ну…

Тень сразу же насупился и замолчал: видно, с мотивом шутки угадала. Я же задумчиво вертела в руках швабру, размышляя, как с ней поступить.

Тут кто-то из институток заворочался, и я, как воришка, застигнутый на горячем, кинула швабру рядом с одной из кроватей и быстро нырнула обратно в постель. Но, видно, наступило время пробуждения, ибо вскоре заворочались и другие. Кто-то сладко потягивался, иные прятались под одеяло, в безнадежной попытке поймать сон и выклянчить у него еще пару минут неги. Проснулась и «счастливица», рядом с кроватью которой и обитался мой презент.

Она села, не открывая глаз, на ощупь нашарила ногами тапочки и, встав, сделала первый шаг. Смачная встреча лба с черенком была практически мгновенной. После этого скоропалительного рандеву я и поняла, что швабра — это такая штучка, правильное наименование которой срывается с губ само, сразу после поцелуя.

— Зато эта нимфа сразу же проснулась, — философски прошептал на ухо тень.

Но ото сна пробудилась не только «аварийная», звук и сочные эпитеты подействовали лучше пожарной сирены даже на рьяных любительниц помять подушку.

Я же тем временем могла лицезреть, как на челе юной прелестницы вырастает огромная шишка. К чести пострадавшей, она ни на кого не кинулась с обвинениями, а лишь, подняв боевое орудие клининговых воительниц, с досадой бросила:

— Зависть — плохое чувство, от него и сгореть можно.

В подтверждение сказанного швабра вспыхнула в ее руке бикфордовым шнуром и сгорела, не оставив даже пепла. Столь наглядная демонстрация тонкого намека, что будет с тем, кто попадется под горячую руку этой нимфочке (а я-то, наивная, думала, что самые опасные — демонессы), впечатлила.

В остальном утро прошло без происшествий, не считая того, что в столовой мы задержались. Все, памятуя о вчерашнем молоке, подолгу принюхивались и приглядывались к подозрительно жидкой овсянке и девственно-прозрачному, словно это не компот, а дистиллят, взвару.

Сегодня первым занятием значилась генеалогия. До того, как начать обучение в этом институте, я и помыслить не могла, чтобы где-то преподавали подобный предмет, но, признаться, я до этого злополучного августа и не представляла, что магия в нашем мире действительно существует, и не шарлатанская на уровне гадалок в метро и обшарпанных хрущевках, а вот такая, реальная, осязаемая.

Когда мы вошли в класс, за кафедрой уже стояла преподаватель. На ее лице недовольство и раздражение были намалеваны щедро и броско, словно малярной кистью.

— Попрошу поторопиться, — бросила она, нервно дернув уголком рта, что свойственно многим вспыльчивым людям в мгновения раздражения.

Череда книксенов напомнила мне эстафету: каждая заходившая в аудиторию быстро приседала и устремлялась на свое место.

Меня это слегка смутило, но дама, стоявшая за кафедрой, воспринимала такое поведение как должное, а посему я решила не выделяться из толпы и, «откниксовав», быстро села за парту.