В поисках Библии: Тайны древних манускриптов - Дойель Лео
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Наконец, исчерпав запасы рукописей в Европе, Тишендорф в марте 1844 г. пустился через Средиземное море в плавание к иным берегам. План, которым он руководствовался, и на этот раз был смел и прост: "Кодекс Ефрема, как и подавляющее большинство древнейших греческих документов, украшающих библиотеки Европы, пришел с Востока, вернее, из тех стран Востока, где впервые расцвела христианская ученость. Разве нельзя допустить, что там, прежде всего в монастырях с их библиотеками и укромными тайниками, до сих пор погребены ценнейшие сокровища литературы? Поскольку мы располагаем лишь очень малым числом древних документов, на которых может быть основано восстановление апостольского текста, я считаю своим долгом убедиться, действительно ли наши возможные источники уже исчерпаны тем материалом, который могут предложить нам европейские библиотеки"[26].
Это смелое предприятие — поиски новозаветных рукописей в монастырях Ближнего Востока — увенчалось исключительным успехом; однако нельзя сказать, чтобы это была первая подобная попытка. Задолго до Тишендорфа перспектива найти предполагаемые эпиграфические сокровища этих мест волновала воображение путешественников и ученых. Порожденные возникшим в эпоху Возрождения интересом к утерянной классике предположения о погребенных на Востоке сокровищах высказывались еще в XV в. Поэтому авантюрные предприятия с исследовательскими целями отнюдь не были редкостью. В Париж, Ватикан и даже в Москву время от времени доставлялись морем разнообразные научные материалы, и надежда на замечательные открытия никогда не угасала. Путешественники, посетившие в XVII и XVIII вв. монастыри горы Афон в подвластной туркам Греции и Святой Марии Дейпары в Египте, пространно рассказывали о больших собраниях христианских текстов, которые они там видели, причем некоторые из их числа "восходили ко временам святого Антония". Но эти сообщения часто сопровождались сетованиями по поводу плачевного состояния манускриптов и их недосягаемости. Даже в это время местные монахи стремились охладить пыл исследователей и неоднократно сознательно наводили их на ложный след. К сожалению, скрытность церковников была обратно пропорциональна их заботе о сохранении собственного наследия.
Джон Ковел, один из первых английских ученых, занявшихся поисками в восточных монастырях, слышал в 1677 г., что в одном греческом монастыре были сожжены "все книги гуманитарного содержания". На горе Афон и повсюду в других местах ему приходилось видеть, писал он, "целые груды рукописей… Отцов Церкви и других ученых авторов… Они были сплошь покрыты пылью и грязью, многие истлели и разрушились". Таких сообщений было вполне достаточно для того, чтобы побудить других взяться за поиски с удвоенной энергией.
Вскоре после этого Роберт Хантингтон, павший впоследствии епископом Рафо, посетил Нитрийскую пустыню в Египте и приобрел там для Бодлеанской библиотеки несколько сирийских текстов среднего достоинства. Хорошо поработали для Ватиканской библиотеки два двоюродных брата — сирийцы Иосиф и Илия Ассемани, которые в начале XVIII в. прочесали Египет, Палестину и Сирию, но своими дерзкими операциями, по-видимому, встревожили монахов.
На протяжении почти столетия неоднократно предпринимавшиеся европейскими эмиссарами усилия большей частью оказывались бесплодными. К концу XVIII в. другой англичанин, Уильям Джордж Браун (1768–1813), странствовавший по Малой Азии, Армении, Египту, Сирии и Персии и убитый на пути в Тегеран, также заинтересовался ставшими теперь легендарными монастырями Нитрийской пустыни, расположенной к северо-западу от Каира. В своих "Путешествиях" (1799) он повествует: "Я все время спрашивал о рукописях и в одном из монастырей увидел несколько книг на коптском, сирийском и арабском языках. На арабском были сочинения святого Григория и Ветхий и Новый Заветы. Настоятель сказал мне, что у них есть около восьмисот томов, но наотрез отказался расстаться хотя бы с одним из них; больше мне ничего не удалось увидеть".
Наконец, в 1801 г. значительное оживление вызвала неожиданная находка Эдварда Даниэля Кларка. Это была великолепная Платонова рукопись с острова Патмос. Угасшие было надежды вспыхнули вновь. С развитием коптской и сирийской филологии основными объектами сделались, естественно, библиотеки египетских монастырей. В этих поисках англичане благодаря своему политическому влиянию имели перед другими значительное преимущество и на протяжении нескольких десятилетий наслаждались лидерством, подкрепленным целым рядом крупных предприятий. Большинство своих усилий они сосредоточили на монастырях Нитрии, где некогда обосновались первые христианские монахи и где из соцветия примерно трехсот шестидесяти процветавших когда-то монастырей горстка уцелела до этих дней.
В числе англичан, посетивших восточные библиотеки в начале XIX в., первым следует назвать Роберта Керзона, впоследствии барона Зуч. Он родился в 1810 г. и впервые ступил на землю Египта, когда ему только исполнилось двадцать три года. Он поставил перед собой конкретную цель — поиски книг, погребенных в монастырях. В его маршруте помимо Египта значились Палестина, Сирия и Греция. Впоследствии он написал одну из самых очаровательных книг путевых заметок — "Посещение монастырей Леванта", — которая часто переиздавалась (в 1916 г. с предисловием Дэвида Дж. Хогарта). Эта книга дает также классическое для всех времен описание злоключений и гибели книг.
Вот Кёрзон, сопровождаемый полуживыми от голода монахами, входит в заброшенную квадратную башню. Здесь, "в большом сводчатом помещении с открытыми, незастекленными окнами, на полу лежали… от сорока до пятидесяти коптских манускриптов. Некоторые из них прочно прилипли к полу, пролежав там, вероятно, много лет…" В монастыре Каракала, на горе Афон, Кёрзон, когда они вошли в полуразвалившуюся келью, собрался с духом и попросил настоятеля подарить ему найденный там отдельный лист пергамена, покрытый древними унциальными буквами.
""Конечно! — воскликнул игумен. — Но зачем он вам?" Мой слуга предположил, что, может быть, он пригодится для того, чтобы накрыть несколько горшков с джемом или ваз с вареньем, имевшихся в моем хозяйстве. "О, — сказал игумен, — возьмите еще" — и, не долго думая, схватил толстый том Деяний и Посланий in quarto и, вытащив нож, отхватил из конца пачку листов толщиной в дюйм прежде, чем я успел остановить его. Это был, как потом оказалось, Апокалипсис, завершавший книгу и очень редко встречавшийся в ранних греческих рукописях Деяний: этот том был написан в XI в. Мне следовало, вероятно, убить книгоубийцу за это ужасающее кощунство, но его великодушие заставило меня простить ему этот грех, так что я завладел Апокалипсисом и спросил, не может ли он продать мне что-нибудь из книг, поскольку увидел, что они не представляют для него особой ценности. "Malista, конечно, — ответил он, — сколько вам нужно? Они мне ни к чему, а я сейчас как раз нуждаюсь в деньгах, чтобы закончить свои постройки, так что буду рад извлечь из них хоть какую-нибудь пользу…""
Проверяя сведения, добытые им в Каире, Кёрзон сумел пробраться через люк в старый погреб для масла при одном из нитрийских монастырей, откуда впоследствии другие путешественники вывезли драгоценный груз. И вот совершенно несправедливо Кёрзон был потом обвинен монахами в том, что он ограбил их, похитив заботливо хранимые рукописи. Такого рода клевета была, очевидно, их излюбленным способом обелять свои собственные грехи. Тишендорфу предстояло столкнуться с аналогичной ситуацией.
По пятам за Керзоном в 1838 г. в Нитрию приехал Генри Тэттем, архидьякон Бедфордский. Действуя от имени Британского музея, он завладел, как потом говорили, львиной долей добычи в виде более чем четырехсот томов. На этот раз целью поисков были не утраченные греческие или латинские произведения, а евангельские и теологические тексты. Кстати, Тэттем был выдающимся специалистом в области арабской и коптской филологии, причем занимала его преимущественно лексикография. Среди груза рукописей, привезенных им в Англию, его преподобие Уильям Кьюртон открыл древний сирийский вариант Евангелия. Названная по его имени "Кьюртоновской сирийской", эта рукопись Британского музея явилась одним из самых значительных открытий библеистики в период, предшествовавший находкам Тишендорфа.